Научись онтокритике, чтобы перенаучиться жить

Неграмотными в 21-м веке будут не те, кто не могут читать и писать, а те, кто не смогут научаться, от(раз)учаться и перенаучаться. Элвин Тоффлер

Поиск по этому блогу

2016-02-17

Современному миру грозит противоборство предельных ценностей

Анатолий Ахутин: Современному миру грозит противоборство предельных ценностей

http://uisgda.com/ru/novosti/1208-anatoliy-ahutin-sovremennomu-miru-grozit-protivoborstvo-predelnyih-tsennostey/

— Анатолий Валерианович, Вы когда-то обосновали положение, согласно которому ««природа» была открыта в глубине культуры» – то есть даже наиболее фундаментальные мировоззренческие убеждения и практические установки с ними связанные имеют относительный статус. Не означает ли это, что европейский способ культурного бытия — секуляризированный и направленный на изменение-подчинение природы — является следствием случайных культурных мутаций, а значит, есть «делом вкуса»?

— К сожалению, должен сразу не согласиться с самой формулировкой вопросов. Причем по всем пунктам.

Во-первых, я обосновывал положение, что в XVI-XVII веках была открыта не вообще природа, а «природа» как бесконечный и неведомый предмет методического познания. Это методическое познания природы, неведомой, но устроенной тоже методически, а именно — как механизм, как скрытая техника. Поэтому и познание ее устроено технически (экспериментально, инструментально), и познается природа как потенциальная техника («машина»). В античности «природа» в ее «природности» понималась иначе, а именно — как самобытная «природа вещей», относительно которой человеческая «техника» была делом искусственным, «природе» посторонним. В Средние века «природа» открыта как творение Творца… Когда я говорю «открыта», я имею в виду способ существования в жизненном мире человека чего-то такого, как природа, а не чьи-то взгляды или убеждения. Во-вторых, изменения, определяющие эпохальные миры европейской культуры, происходят отнюдь не как «случайные мутации» и уж ни в каком смысле не могут считаться «делом вкуса». Изменялись не мировоззренческие убеждения, а то, что раньше, глубже и необходимей всех убеждений и мировоззрений. Назову это метафизическим или онтологическим основанием культуры. Эпохальные изменения происходят в этом основании, а не в случайных мнениях людей. Можно ли назвать современную астрофизику делом вкуса? Так же точно нельзя назвать делом вкуса и мир, подробно выясненный, например, в «Сумме теологии» св. Фомы Аквинского. В-третьих, смысл эпохального рубежа, отделяющего культурный мир европейского средневековья от того, что называют эпохой Нового времени (или Модерном), уясняется в глубинах богословской-философской мысли (Н. Кузанский, Ф. Суарес, Дж. Бруно, Р. Декарт…), а вовсе не в сфере взглядов, мнений, вкусов. В-четвертых, «европейский способ культурного бытия» определяется отнюдь не только этой, ближайшей к нам по времени культурной эпохой. Бытие европейской культуры включает в себя культурное бытие ее исторических эпох (Гомера мы читаем наряду с Шекспиром или Джойсом как равнозначимые произведения европейской культуры; Аристотель, Лейбниц и Деррида — в культурном бытии философской мысли — современники). Исторические цивилизации Европы — Греция, Рим, Византия, Средневековье, Модерн… — возникают, устраиваются, трансформируются, исчезают, но в культурном бытии Европы они продолжают существовать как оригинальные культурные субъекты. В этом смысле европейский способ бытия как бытия европейской культуры складывается как перманентный ренессанс. Культурное бытие это только возможность, но эта возможность включает в себя возможность актуально соучаствовать в этом бытии всем эпохальным субъектам европейской культуры. В-пятых, секуляризованный и направленный на изменение-подчинение природы мир ни в малой мере не составляет существо европейской культуры. Этот идеологический образ не отвечает даже культурному смыслу Нового времени. В этом идеологическом образе с «западной» культурой отождествляется только одна сторона современной евро-американской цивилизации: мир научно-технической модернизации и соответствующая ему форма социального устройства. Что же до европейской культуры, то ее религиозное измерение не определено полюсами «вероисповедный — секулярный». Европейская культура существует во встрече разных конфессий, ее сакральный текст (Библия) конфессионально разнороден, а богословская традиция включает во внутренний диалог веры с самой собой всю философию, поначалу греческую (неоплатонизм, позже аристотелизм), а затем арабскую и… всяческую. Сомнение, атеизм, богоборчество, тема «смерти Бога», мир, «лишенный смысла», — все это формы европейского богомыслия. Секулярность — это цивилизационная форма, отнюдь не только безрелигиозная, она позволяет со-существовать разным богомыслиям: конфессионально-догматическим установлениям, драматическим сомнениям, отрицаниям или просто светскому обсуждению).

  — Означает ли вызов, который бросают сегодня Западу незападные культуры (осуждая его секулярность, психологию и технологию потребления, либеральные ценности и т.д.), наступление новой эпохи «поворотных времен»?

— Моя осведомленность в событиях современного мира невелика, но все говорит мне о том, что переживаемое нами время — эпоха радикального и предельно рискованного поворота. Поворот этот теперь не просто рубеж в европейской культуре, это поворот к бытию в мире глобальном. Научно-техническая цивилизация представляется миром нейтральных средств (технологии, транспорт, энергия, финансы, информация) и поэтому внутренне предопределена к глобализации. Как правило, глобализацию мира и понимают исключительно в этом срезе. За нее ратуют или ей противоборствуют, оставаясь в плоскости такого понимания. Между тем, глобализация — то есть неизбежная встреча разных цивилизаций и разных культур (что значит — разных способов быть человеку, миру, Богу, соответственно, разных способов понимать себя в мире) — событие, затрагивающее гораздо более глубокие и скрытые основания человеческого бытия. Тревога, вызываемая колебанием основ, сказывается в том, что против экспансии «западной» рациональной цивилизации выступают силы «духа», который не «дышит, где хочет», а стоит на несокрушимых фундаментах, хранимых вековыми сверхрациональными (выделение моё — Е.В. Дальше автор вспоминает прилагательное «иррациональные». Но в целом текст очень полезный и содержательныйтрадициями. Но, во-первых, такого рода противоборство цивилизованного благоустройства (нормы, формы, законы, права…) и экстатического трансцендирования всякого благо-устроения изначально входит в существо духовного и культурного бытия европейского человека; во-вторых, сами анти-рационалистические идеологии оккультной «традиции», «мифа», «общины», «крови-почвы» и прочих сакральных фундаментов — суть изобретения европейской мысли, причем, именно Нового времени: неотрадиционализм от «негритюда» С. Сенгора и Ф. Фанона до «мусульманства» Р. Генона, аристократический «фашизм» Ю.Эволы, радикальный консерватизм Де Местра, Л. Бональда.., — все это придумали не «незападные культуры», а европейцы или люди, получившие высшее европейское образования (Сенгор окончил Сорбонну, Фанон — лионский университет…); в-третьих собственно европейский «дух» в этом противоборстве — отнюдь не «секулярность», «либерализм» и «консумеризм», а само противоборство, понятое, принятое и осознанное как радикальная экзистенциальная самоозадаченность человека в существе его бытия. Открытие коренной самоозадаченности человеческого бытия есть собственное существо европейской культуры и входит в философское самосознание человека как человека европейской культуры: homo europaeus. Противоборство идеологов неотрадиционализма или сакрального фундаментализма «незападных культур» человеку «западной культуры» направлено вовсе не против секулярности и потребительства, а против человека-озадаченного, против культуры вопрошания, культуры сомнения. В современный европейски мир вторгаются не только инородные беженцы, но чуждые смыслы. Однако, если вспомнить историю европейской культуры со времен греков, мы увидим поразительную вещь: именно так, в столкновении смыслов, вторгающихся с Востока (ближнего и дальнего), с Севера, из-за океанов, с других континентов, возникала, существовала и пока еще сохраняется европейская культура. Как культура это культура смысловых столкновений.

  — Существуют ли универсальные этические ценности, которые не связаны с партикулярными религиозными и культурными системами? Что это за ценности и как возможно их обоснование?

— Давайте различим. Первое — этические ценности и этические нормы. Второе — этические нормы как а)нормы существования в своем мире (нравы) и б)нормы со-существования разных «своих миров» или формальные («общечеловеческие») нормы взаимопризнания. Третье — этические нормы писаные (вменимые) и неписаные (обязанные воспитанности, цивилизованности), а среди неписаных – впитанные с воспитанием и развитые культурой. Нравственная конституция человека не определяется нормативной моралью. Она сказывается, когда нормы неприменимы. В сложных моральных ситуациях, из которых и состоит человеческая жизнь, мы говорим о неопределимых и неуловимых состояниях: о чуткости, о совести, о сострадании. Эти универсалии нельзя вменить человеку. С другой стороны, мы говорим о долге, который не интересуется нашими чувствами и держится одним «нравственным законом внутри нас». Нравственный мир, как видим, устроен сложно, но нравственный поступок требует бескомпромиссной однозначности. В «своем мире» существуют нравы, свойственные обитателям этого мира, но в другом мире — другие нравы, и в «чужой монастырь» со своим уставом соваться не следует. Обитатели современной городской цивилизации живут не в «своем» мире, не в общине, а в сообществе разных «общин» (нравов). Тут и возникают этическое проблемы. Есть простейший уровень: нормы общежития, основание которых – условия сохранения общежития не только «своих», но и разно-нравных, условия взаимопризнания. Институциональная форма таких норм — формальное право. Но неписаная мораль повседневной жизни дело другое. Именно здесь — в сообществе разных нравов — место моральных проблем. Общепринятости недостаточно, нужно размышление, нужна продуманная «этика», «этика», условно говоря, общечеловеческая. Она может формулироваться как некий кодекс общечеловеческих норм-ценностей. Но где эта обще-человечность? Кто такое — человек вообще? Часто пытаются приспособить для этой цели «Декалог» иудейской «Торы». Однако, чтобы сделать эти особые заповеди всеобщими, их приходится так обкорнать и опустошить, что они утрачивают этическую силу. Мы же не можем сказать детям, что лгать нельзя, потому что так повелел Всевышний, — придется читать всю Тору, а там нам будет предписано, например, не только «соблюдать субботу», но и побивать камнями за прелюбодейство. Мы забыли о своенравии этого кодекса. Равно своенравны (то есть принадлежат общине христиан) и заповеди Нагорной проповеди. Общечеловеческая этика может иметь в виду только всё человечество со всеми его нравами, часто взаимоисключающими. Поэтому ничего кроме этики априорного взаимопризнания не может быть основанием общечеловеческой этики. Принципы такой этики могут быть сформулированы как условия сохранения свободы собственного бытия, путем признания свободного бытия другого. «Не делай другому того, чего не хочешь претерпевать сам» (именно в этой отрицательной формулировке), — вот универсальный принцип такой этики. Словом, регулятивная идея общечеловеческой этики, в качестве своей наглядной парадигмы имеет «всемирное гражданство» (Кант). Это не сообщество граждан всемирного города-государства, а гражданское сосуществование разнородных общин (культур, традиций, конфессий – нравов). Однако этот этический проект всемирного гражданства сразу же обнаруживает свою утопичность, причем, отнюдь не только практическую. Настоящие проблемы возникают, когда мы сталкиваемся со сверхэтическими — духовными — ценностями. Они по-разному религиозны: строго конфессиональны, традиционны, просто идеологичны… Как бы ни учреждались эти своенравные духи, они по определению не могут сосуществовать во всемирном гражданстве, поскольку каждый из них содержит не свое, а всеобщее. Этическая ценность — не этическая норма, ею определяется так называемый смысл жизни, то есть то, при утрате чего сама жизнь теряет для человека какую бы то ни было ценность, более того, обрекается на духовную гибель. Религиозная система выглядит «партикулярной» только извне, внутри она универсальна. Если «культурную систему» брать всерьез, она тоже в себе универсальна. Трактовка их как «партикулярных» — это взгляд европейской культурологии, то есть типично колониальный взгляд, который будет так и оценен изнутри «систем». Проблема для нас, следовательно, в том, что этические «ценности» различны, но равно универсальны, иначе говоря, — сверхэтичны. Они этически исключительны, никакая общая этика тут невозможна. Так обрисовывается решающее противостояние современности: сверхэтические взаимоисключения, с одной стороны, и этика всемирного гражданства, с другой. Вопрос в том, возможен ли сверхэтический источник вдохновения для этики всемирного гражданства, чем может питаться его пафос, за что готов умереть этот принципиально секулярный этик? Решающая этическая заповедь (не норма) европейского человека (homo europaeus) равно изначальна европейской культуре: «Узнай себя!», «открой себя как загадку-задачу»… В частности: сверхэтическая ценность европейского духа — это фундаментальная озадаченность сверхлично-ценностными «духами» или столкновение фундаментов. Утратить способность и силу выдерживать эту фундаментальную озадаченность собою, миром, Богом, — значит утратить честь и достоинство человека. Такова сверхэтическая ценность homo europaeus. Когда этот дух европейской культуры утрачивается, тогда — в этом падшем состоянии — и в самом деле остаются только потребители в обществе потребления.

  — Возможна ли и на основе какой методологии рациональная полемика (межкультурная) по поводу предельных ценностей и убеждений?

— Методология рациональной полемики иррациональных сил — не важно, «полемика» ли это жителей коммунальной квартиры, соседних станиц, аулов, сел или же конфессиональных, этнических, национальных общностей, а то и столкновение цивилизаций — одна: переговоры о совместном сосуществовании, ни в коем случае не затрагивающие «предельные ценности», то есть иррациональные источники этих сил. И альтернатива тут одна: война. Рациональное основание переговоров — выбор между войной и мирным сосуществованием. Равным образом и в классовых «битвах» выбор один: мирное сосуществование разнородного гражданского общества, основанное на праве, или диктатура идеологов, представляющих идеологически сконструированный «народ», над гражданами. Трудность тут в том, что сообществу, учреждаемому «предельными ценностями», свойственно осознавать себя вовсе не одним из многих (самобытным, этно-культурно своеобразным), а исключительно человеческим. В этом сознании люди делятся не на таких и других, а на «верных» и «неверных», «просвещенных» и «дикарей» (вспомним «бремя белого человека» Киплинга), «расово полноценных» и «неполноценных», освобождающийся «народ» и класс «эксплуататоров»… Если вспомнить ваш второй вопрос, то противоборство, которое, на мой взгляд, более всего грозит современному миру войной, это противоборство сил иррациональных «предельных ценностей» (абсолютов) с прагматическим миром рациональной полемики и договоров, то есть с тем самым секулярным, либеральным, политкорректным миром, который именуется западной цивилизацией. Итак: или рациональная полемика и договоры по цивилизованным правилам или священные войны в мире, наполненном атомными станциями и набитом ядерным оружием.

  — Если попытаться отвлечься от остроты момента, крайностей, которые подсказывают СМИ, как Вы видите будущие отношения Украины и России? — Пока не вижу ничего, кроме категорического разрыва. Я надеюсь только на культурную чуткость и просто на здравый смысл украинцев, которые не дадут исчезнуть в разверзающейся пропасти русской культуре и самом русскому языку. Для нас после 1945 года долго еще врагами были немцы вообще, а не фашисты. Но, слава Богу, мы не выбросили из нашей культуры ни «Фауста», ни Ницше, ни Томаса Манна, ни уж подавно немецкий язык. А теперь читаем и Эрнста Юнгера и Готфрида Бенна.

— И последний вопрос: что могут предложить интеллектуалы своей стране для выхода из сложившегося кризиса?

— Плохо понимаю, что такое «интеллектуалы». Есть профессионалы в своем деле — писатели, журналисты, публицисты, социологи, историки, философы… Каждый делает свое дело, и если дело это зачем-то нужно, то и помогает. По-моему мнению, стоило бы на телевидении обсуждать не только актуальные политические события, но и вот эту тему: ценности европейской цивилизации – каковы они и как они могут соотноситься с теми ценностями, что объявляют себя предельными, исключительно абсолютными, духовными. Иначе говоря, в чем своеобразная предельность ценностей цивилизованного общежития.

2016-02-12

КСЮША, ̶Л̶О̶Г̶И̶К̶А̶ ПРИНЦИПЫ ИЗ ПЛЮША И СТОКГОЛЬМСКИЙ СИНДРОМ


КСЮША, ̶Л̶О̶Г̶И̶К̶А̶ ПРИНЦИПЫ ИЗ ПЛЮША И СТОКГОЛЬМСКИЙ СИНДРОМ

Ксения Собчак тут в Снобе гимн пропела во славу снесения уродливых лавочек и собянинской победы над коррупцией в московском хозяйстве (ссылка в комментарии, чтобы пост не засорять). Логика её аргументов сконцентрирована в заголовке «Уродство по закону или красота по беспределу?». Ксения выбирает второй вариант, хотя и постоянно ссылается на незаконное происхождение уродства, что вроде бы добавляет основательности предпочтению эстетического выбора перед чисто правовым подходом. Кто-то пересказал её пафос в одной фразе, которой нет в таком виде в статье: «Слушайте,вы правда не понимаете,что в насквозь коррумпированной системе иначе как по беспределу это уродство было не снести?»
У меня же следующие критические пометки:
1. Формальная логика у автора на нулевом уровне.
2. Принципы столь же странные, сколь и убийственно тупиковые (приоритет эстетики перед правом в условиях концлагеря). Кто-то из комментаторов помянул клиповое мировоззрение, но оно существовало всегда — люди вообще склонны ограничиваться вырезкой кусков реальности вместо попыток увидеть целостную картину во всей её сложности и неприглядности (работа мясников, кстати, упоминается в конце статьи).
3. Можно усматривать в таком высказывании признаки стокгольмского синдрома, когда жертва пытается найти в насильнике хоть какую-то приятную черту и пробует наладить дружеские отношения в тайной надежде уцелеть.

P.S. Вспомнил к случаю классический анекдот с фразой «Вам шашечки или ехать?».Ксения отвечает: «В концлагере я очень рада шашечкам, т.к. ехать некуда».

Что нам делать после России? Чем зарабатывать на мировом рынке?

Пишет dimagubin (dimagubin

Что нам делать после России? (Могу добавить: ...а?!!)

На "Росбалте" вышел мой текст, который мне представляется крайне важным.
В нем я пишу не столько о том, что мы вляпались в глобальное историческое говно, запах которого чувствуют и распоследние патриоты (не говоря уж про первых), но в том, что ногу из говна можно вытащить, и даже ботинок отмыть, но вот идти некуда. Не видно, куда.
Я никогда не спорю с редакторами по поводу исправлений и напрасных (с моей точки зрения) закавычиваний, если они не меняют идею текста. Однако оставляю за собой право в ЖЖ давать текст в оригинальном виде. Вот и даю.

ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ ПОСЛЕ РОССИИ?

России скоро не будет. Не исключено, что скорее, чем сама Россия думает.
Не верите мне? Поверьте зам. главы администрации президента Володину, который еще в 2014-м сказал: «Есть Путин — есть Россия, нет Путина — нет России».
Путину 63,33 года. Ожидаемая средняя продолжительность жизни мужчины в России (данные Госстата, 2014, свежее нет) - 65,29 лет. Как ни верти, Путин смертен, и, как ни продлевай Путина, России не будет.
Она и так уже начала не быть: нет «энергетической сверхдержавы» (что, в общем, является эвфемизмом для «сырьевой придаток Запада»).
Основой экономики России ХХI века стало получение сырьевой ренты, дохода с продаж сырья (по преимуществу нефти и газа) по ценам, которые были так высоки, что позволяли жить, не думая о будущем. Это кончилось. Не только потому, что цены упали: как заметил Герман Греф, «каменный век кончился не потому, что кончились камни». Экономика постиндустриального Запада стала перестраиваться так, чтобы не зависеть от поставщиков, шантажирующих сверхдержавностью. Постиндустриальный Запад много чего сделал. Например, стал строить энергетические сети по принципу распределенного производства, на манер Uber-taxi или торрент-трекеров. Вложился в альтернативные источники. Занимался сланцевой нефтью и строил терминалы для норвежского сжиженного газа. Придумывал энергосберегающие технологии.
Россия это пропустила. Россия издевалась над информационным миром. Россия, то есть Путин, в грош не ставила всех этих создателей будущего, креаклов, сетевых хомячков-дурачков, - пока Uber не стал стоить дороже, чем Роснефть, пока Газпром не грохнулся на 300 позиций вниз в мировой табели о рангах, пока все не увидели: в премьер-лиге мировой табели о рангах сырьевых компаний больше нет. Напомню первую тройку по рейтингу Forbes: Apple, Microsoft, Google. Хомячки и креаклы. Такие, как создатель ВКонтакте Дуров, уехавший из России.
И только когда нефть упала ниже 30 долларов, а доллар взлетел выше 80 рублей, а ВВП России стал меньше ВВП Нью-Йорка, мы перестали смеяться. А поскольку от той России, которая Путин, мы избавиться не можем, то самые толковые теперь думают – как нам жить после нее.
Думает Кудрин: вокруг него сформировался чуть не целый теневой кабинет, разрабатывают новые законы.
Думают правозащитники: они, наоборот, составляют список законов, которые следует отменить.
Думают очень многие, от московского Карнеги-центра, где умница Александр Баунов, до Вашингтона, где think tank умницы Николая Злобина. Что делать, когда России не станет? Вводить ли люстрацию для российских госслужащих по типу польской? Проводить ли более масштабную дероссиификацию по образцу послевоенной ФРГ?
Всем хочется быть ответственными перед будущим. Всем хочется, когда у нас не станет России, иметь готовый список идей и мер. Чтобы на выборах в построссийский парламент кандидат мог говорить: так и так, предлагаю отменить закон Димы Яковлева и рассекретить агентов ФСБ в руководстве РПЦ.
Ведь когда не стало нашей предыдущей страны, СССР, мы были безответственны перед будущим. Не знали, что делать. У нас не было таких списков. Мы же ничего не понимали, не знали и тыкались, как щенки. Правда, вместо списков у нас были «Огонек» и «Московские новости», а на телевидении «Взгляд» и «5 колесо».
Вот почему я тоже думаю о будущем.
Но мысли мои тревожны.
Потому что отмена старых законов и создание новых, обнародование архивов – это, конечно, очень важно, но меня волнует другое.
На чем мы будем зарабатывать после России? За счет чего будем жить? Какое место займем в мировой системе? Потому что если мы останемся усохшим сырьевым придатком Запада, то какие законы ни принимай и архивы ни открывай, у нас появится новый Путин, то есть старая Россия.
И вот тут я не вижу вообще ничего обнадеживающего.
Потому что когда рушился СССР, и полки магазинов были пусты, было ясно, что делать: разрешить частную собственность! Включить рынок! Отменить госцены! И когда разрешили и отменили, я хорошо помню этот день! – страна на следующее утро покрылась толстым слоем «вареных» джинсов, которые были еще накануне адовым дефицитом. Все шили и варили джинсы. Все хотели стать бизнесменами.
И когда кончилась Россия Ельцина, и бушевал адов кризис, тоже было понятно, что делать: убирать чертов подоходный налог в 39,5% (который вычитали из зарплаты, а потому зарплаты были серыми), пустить в оборот землю, дать свободу бизнесу. И Путин – еще новенький, как рубль с Монетного двора – снизил вычет из зарплаты до 13% и запретил аресты без санкции судьи. И мой ближайший друг, бизнесмен на грани разорения, закошмаренный ментами и прокуратурой, повесил его портрет у себя над столом. Мы тогда быстро стали подниматься.
А теперь скажите: на чем нам вылезать из ямы сегодня? Какой потребный продукт, кроме сырья, мы умеем либо потенциально можем производить? В чем наша сила, брат?
В промышленном импортозамещении? Но свободных мощностей в промышленности нет, производительность труда ниже американской все в те же 4 раза, что и в СССР, квалифицированные инженеры с рабочими померли от старости, вместо профобразования – имитация.
В науке? Моя мама, кандидат технических наук, в разговоре о российской науке то воет, как зверь, то плачет, как дитя. Зайдите на страницу «Диссернета» - почти все депутаты, губернаторы и чиновники, включая экзотических людей типа детского омбудсмена Астахова, имеют купленные фальшивые диссертации. И Путин у нас, кстати, кандидат наук. А Кадыров – доктор. У нас потемкинская деревня вместо науки. В списке Thompson Reuters самых цитируемых ученых мира из 3000 человек больше половины – американцы. От России в 2015 году там 3 человека. Приплыли.
В сельском хозяйстве? Но в России запрещают ГМО – самый передовой вариант агрикультуры. При этом классическая технология в упадке. Результат введенного Россией-Путиным эмбарго таков, что у нас сырный продукт вместо сыра, соевая глина вместо шоколада, крахмал в рыбных палочках вместо рыбы, и все дико дорого и невкусно. Да и откуда бы взяться рыбе? Компания «Русский лосось» только что заявила об уничтожении всего выращенного лосося из-за инфекции (6000 тонн, 3 млрд рублей). А перед тем «Русская аквакультура» сообщила о передохшей рыбе на 1 млрд. И это только то, что я знаю. Генная инженерия позволяет как раз эффективно бороться с инфекциями, но в стране, где вместо науки симулякр, а вместо докторов науки – жулики, от ГМО шарахаются.
Что еще? Космос? Но это не у нас, а в Кремниевой долине в США живет Илон Маск – парень, который создал компанию SpaceХ. А поскольку у него не было бюджета NASA и Роскосмоса, он решил делать ступени ракет-носителей многоразовыми (на них приходится 90% стоимости запуска). Видео с возвращением этих ступений на космическую платформу (с каждым разом все точнее) сносят крышу. Это значит, что скоро российский космос станет неконкурентноспособным. Хотя и без того – много ли на космосе заработаешь?
Я оглядываюсь по сторонам – и не вижу, как нам жить после России.
Ни малейших зацепок, что бы предложить миру, кроме дешевеющего сырья.
Я готов выть, как моя мама.
Может, вы видите хоть что-то, что могло стать ускорителем, на который надеялся еще Петр Первый, затевая соревнование с Западом – полностью прекращенное (за ненадобностью, в его представлении) Владимиром Последним?
Что впереди, а?
Школьное образование? – но тут впереди всех Финляндия.
Офшорное программирование? – но здесь лидирует Индия, а там миллиард народа, и все владеют английским.
Ну хоть кто-то что-то может разглядеть, а?!
Я - нет. Потому что вместо СМИ и публичных дискуссионных площадок, где Россию завтрашнего можно было бы обсуждать, у нас телевизор, в котором нет ничего, кроме сегодняшней России, то есть кроме Путина.
Поэтому, боюсь, мы после России будем медленно превращаться в условный Иран. Бедность и церковь, церковь и бедность. Может, от Ирана, спасаясь, попробуют отделиться Петербург (которому важен безвизовый обмен с передовой Финляндией, а не власть отсталой Москвы), Дальний Восток (которому нужны Япония, Корея и Китай, а Москва вообще непонятно, с какого боку сдалась), Кавказ (аллах акбар!). Но их наш российский Иран не отпустит и будет бить.
И то еще, судьба Ирана – неплохой вариант.
Потому что в список Thompson Reuters, в отличие от нынешней умирающей России, от него вошло целых 7 человек.

Избранное сообщение

Онтокритика как социограмотность и социопрофесионализм

Онтокритика как социограмотность и социопрофесионализм

Популярные сообщения