Человек не существует. Человек делается
Ещё раз. Человек не существует. Человек делается. Человек не есть то, что он есть. Человек есть только то, что он делает. Есть деятельность, а есть делательность.
Ещё раз. Человек не существует. Человек делается. Человек не есть то, что он есть. Человек есть только то, что он делает. Есть деятельность, а есть делательность.
Первая публикация: https://ontocritic.org/blog/archives/1966
На эту заметку меня подвигнул Ira Rabois (не знаю, как правильно его поименовать на русском), американский педагог и мыслитель, на блог которого я когда-то давно подписался, но практически никогда не читаю. Сегодня в почте пришло извещение о его новом посте для проекта «Хорошие мужчины» (The Good Men Project) (https://goodmenproject.com/featured-content/meaningful-rituals-fostering-compassion-honesty-and-social-cooperation-instead-of-hate-violence-and-social-disintegration-kpkn/). Заголовок поста весь в ссылке, а смысл распространённый и древний: давайте делать всё хорошее и не делать всё плохое. И в этом древнейшем и бессмысленном без хорошей социоинженерии заклинании я выцепил кусочек фразы, который был, вероятно, популярным ещё в древнем Вавилоне: «we, society, were going through the motions but had lost the substance.» Перевод: «мы, общество, формально что-то [хорошее и правильное] делали, но утеряли суть».
Как приблизительный пример менее формальных хороших и правильных «тёплых» человеческих отношений Ira Rabois с тошнотворной стандартностью поминает средневековую деревню, если не первобытное племя, где в маленьком сообществе все друг друга грели почти что своими телами и душами. Справедливости ради стоит отметить, что он не предлагает, как это пытаются сделать кое-где, насильно вернуться в средневековье и застыть в вечном совершенстве тёплой вони хлевов. В соответствии с опять же столетиями наезженной колеёй Ira Rabois бросает в безмолвное пространство абстрактный призыв как-то и что-то кому-то придумать и где-то каким-то образом сегодня сделать нечто такое, что «вернёт» «тёплую хорошую человечность» (в кавычках парафраз, а не цитаты) в миллионные мегаполисные скопления одиночек.
Единственное буквальное восстановление, доступное человеку в отношении чего-то им утерянного, — это восстановление технологий изготовления физических и социальных вещей (как продуктов соответствующих технологий), если эти технологии были как-то подробно и точно описаны или сами восстановлены по доступным для изучения и обратного инжиниринга образцам. Если физические предметы, даже гигантские, вроде египетских пирамид, восстанавливаются таким образом сплошь и рядом (пусть и в масштабе нескольких готовых блоков), и если физический образ жизни первобытных или средневековых общин — жильё, распорядок дня, одежда, питание, агротехники, уход за скотом и т.п., — тоже воспроизводился не раз и может воспроизводиться в мелких масштабах и в развлекательных целях многократно (российский фильм «Холоп» 2019 г. смотрится в 2023 г. почти как футуристический прогноз, а не как воспевание прошлого), то с социальными вещами, вроде «тёплой хорошей человечности в круге небольшого коллектива», всё намного, сильно намного, сложнее.
Про всё хорошее (если что-то и было действительно таковым) в прошлой соцреальности простой, но точной метафорой будет сравнение с водой в реке: ни вчерашнюю, ни n-летнюю воду в ней вы не можете вернуть или сохранить никак с добавлением «совсем». Полюбоваться на фотографии старинных видов реки и на архивные данные химического и бактериологического состава можете, как и повосхищаться ими и затем попечалиться об их невозвратности, — это пожалуйста. Воспроизвести купание в прошлой воде — никак.
У бр. Стругацких в повести «Понедельник начинается в субботу» был персонаж, ставший контрамотом: он проваливался из будущего в прошлое, хотя для окружающих он вроде бы пребывал в настоящем. Человек как человек и не в качестве действующего лица фантастического сюжета является необратимым аванмотом: он каждый текущий день неотвратимо проваливается в будущее. Неотвратимое проваливание в будущее не тождественно автоматическому прогрессу, но намекает на рациональность сосредоточения усилий для подготовки себя к будущему, а не на сворачивание головы ровно по курсу жопы.
Хочу уже завершать эту заметку, поэтому прямо замыкаю линию текста на онтокритику и социнженерию. Всё, что имеют люди как люди, делают сами люди. Другое дело, что очень многое они делают без осознания и понимания ими делаемого, но смутные догадки о своей причастности дают им почву для фантазий о повторном изготовлении каких-нибудь прошлых поделок, кажущихся — сквозь розовую толщину остекленевшего времени — несравненно прекрасными и/или окончательно обретёнными в качестве абсолютно истинных.
Мифические представления о мифических временах и мифических поделках самоделкиных (это онтокритический синоним концептов «человек» и «люди») — это пока более чем закономерный продукт текущего состояния технологии производства соцреальности, прежде всего производства самих самоделкиных как носителей и изготовителей соцреальности. Онтокритическая грамотность начинается с отказа от рефлекторно привыченных оценок и реакций и с научения всегда и ко всему в первую очередь ставить конструктный (инженерный) вопрос: «Как конкретно это устроено и как конкретно сделано?»
Если на этот вопрос нет ответа с подробными чертежами, размерами, допусками, пошаговой росписью технологических операций и характеристиками требуемого сырья и материалов — и с разумными обоснованиями, зачем нужно сейчас потратить ресурсы и время на клонирование именно этой древности вместо развития производства чего-то современного, — то посмейтесь над бессмысленной тоской археофилов и займитесь чем-нибудь реально и актуально интересным и полезным на сегодня, на завтра и на обозримое будущее. Только делайте это инженерно квалифицированно и онтокритически обоснованно.
Онтокритика как социограмотность и социопрофесионализм