Моя лента в FriendFeed принесла ссылку на перевод замечательно здравомысленной статьи Дугласа Адамса «Как перестать беспокоиться и начать любить интернет». Это очень хороший пример целого ряда навыков критического мышления, достойный внесения в хрестоматию по научению объективному реалистическому взгляду на вещи, что составляет сердцевину критического рационализма. Собственно статья ниже:
Дуглас Адамс. Как перестать беспокоиться и начать любить интернет
13.02.2013
Эта статья впервые опубликована в рубрике «Обзор новостей» газеты The Sunday Times от 29 августа 1999.
Пару лет назад или около того я был гостем передачи Start The Weel, на которой очень заслуженный журналист сообщил мне, что весь этот интернет — просто преходящая причуда вроде любительского радио в пятидесятые, и что если я думаю иначе, то попросту достаточно наивен. Очень британская черта — вероятно, вполне естественная для страны, которая потеряла империю, а обрела Мистера Блобби — подозрительно относиться к переменам.
Но изменения реальны. Я не думаю, что кто-то сейчас станет спорить с тем, что интернет становится важной частью нашей жизни. Тем не менее, он очень нов для нас. Если, например, какое-то преступление было «спланировано через интернет», телекомментаторы всё ещё считают важным упомянуть этот тревожный факт. Они не потрудятся сообщить о том, что преступники использовали телефон или М4, или что они обсуждали свои подлые планы «за чашкой чая», хотя в своё время всё это было новым и противоречивым.
Также в ходу необычный способ, которым отдельные ведущие BBC и журналисты (да, Хамфрис младший, я говорю о тебе) произносят интернет-адреса. Они говорят: «ввв ТОЧКА… бибиси ТОЧКА… ко ТОЧКА… юкей СЛЭШ… тудэй… СЛЭШ…» и так далее, и делают это так, что становится понятно: у них нет ни малейшего понятия о сути этих новомодных штук, однако подразумевается, что вы, слушатели, вероятно знаете, что всё это значит.
Полагаю, предыдущим поколениям приходилось стараться изо всех сил, чтобы разобраться с изобретением телевизора, телефона, кинематографа, радио, автомобиля, велосипеда, печати, колеса и так далее. Однако, определённым образом мы, кажется, учимся понимать, как работают эти вещи:
Примените этот список к фильмам, рок-музыке, текстовым редакторам, чтобы определить ваш возраст.
- всё в мире, что изобретено на момент вашего рождения, нормально;
- всё, что изобретают после вашего рождения и до того, как вам исполнится тридцать, невероятно увлекательно и изобретательно, а при небольшом везении на этом можно сделать карьеру;
- всё, что изобретают после того, как вам стукнет тридцать, идёт вразрез с естественным ходом вещей, и это начало конца той цивилизации, какой мы её знаем — до того момента, пока изобретение не просуществует десяток лет, после чего оно постепенно оказывается вполне приемлемым.
Субъективное восприятие, безусловно, дурачится над нами. К примеру, «интерактивность» — один из тех неологизмов, какие мистер Хамприс любит прихватить словесным пинцетом, но причина, по которой нам внезапно понадобилось такое слово, состоит в том, что в течение этого века доминировали неинтерактивные формы развлечения: кино, радио, музыка в записи и телевидение. До того, как они появились, все развлечения были интерактивными: театр, музыка, спорт — исполнители и аудитория были вместе, и даже почтительно тихая публика своим присутствием влияла на то, как разворачивалась та драма, ради которой она собралась. Специальное слово для интерактивности было не нужно — так же, как нам (пока что) не нужно специальное слово для обозначения человека с единственной головой.
Я предвижу, что история покажет: «нормальные» господствующие медиа двадцатого века были лишь отклонением. «Я вас умоляю, мисс, вы утверждаете, что они могли только сидеть и смотреть? Они ничего не могли делать? Неужели никто не чувствовал себя ужасно оторванным, отчужденным и незначительным?»
«Да, дитя, и поэтому все они сошли с ума. До Реставрации».
«Что это была за Реставрация, мисс?»
«Конец двадцатого века. Когда вернули интерактивность».
Интернет всё ещё очень нов, и поэтому мы до сих пор не совсем понимаем, что это. Мы принимаем его за вид издательства или вещания, потому что мы привыкли делать это. Так много людей жалуется, что в интернете полно мусора, или что в нём господствуют американцы, или что не нужно доверять всему, что вы читаете в вебе. Представьте, что вы пытаетесь применить такую критику к тому, что слышите по телефону. Конечно, вы можете «доверять» тому, что люди говорят вам через веб, не больше, чем вы «доверяете» сообщаемому через мегафоны, почтовые открытки или рестораны. Вырабатывать социальную политику относительно того, кому и почему вы можете доверять — это то, для чего, вполне буквально, развилась большая часть нашего мозга. По какой-то сумасшедшей причине мы отключаем этот естественный скепсис, когда имеем дело с любым медиа, требующим для своего существования большого объема работы и ресурсов, или медиа, которому мы не можем без труда возразить — такому как газеты, телевидение или гранит. Отсюда «высеченный в камне». Нас должно волновать не то, что мы не можем доверять тому, что читаем в интернете — естественно, мы не можем, это всего лишь разговоры людей; а то, что мы вообще поддались привычке верить тому, что мы читаем в газетах или видим по телевизору. Это ошибка, которую никто, кому встречался когда-нибудь настоящий журналист, не допустит никогда. Одна из важнейших вещей, которым возможно научиться в интернете — это то, что никаких «их» не существует. Есть лишь огромное множество «нас».
Конечно, с интернетом много что не так. Например, лишь ничтожно малая часть мирового населения пока что подключена к сети. Недавно слышал, как какой-то знаток доказывал на радио, что интернет навсегда останется ещё одним непреодолимым барьером, разделяющим богатых и бедных — по той причине, что компьютеры всегда будут дороги сами по себе, что к ним приходится покупать много дополнительных устройств вроде модемов, и что программы нужно обновлять. Список впечатляющий, но не выдерживает и беглой проверки. Цена на мощный компьютер, который раньше по стоимости был сравним с реактивным самолётом, теперь ниже цены цветного телевизора и продолжает стремительно падать. Большинство модемов в наши дни встроены, а автономные устройства стали настолько дешёвым изделием, что компании вроде Hayes, чей бизнес единственно состоял в их производстве, разоряются. Как известно, интернет-программы Microsoft и Netscape бесплатны. Тарифы на телефон в Великобритании всё ещё высокие, но они падают. В США местные звонки бесплатны. Другими словами, стоимость соединения стремительно приближается к нулю, и по очень простой причине: ценность веба увеличивается с каждым, кто к ней присоединяется. В интересах всех, чтобы цены падали всё ниже и ниже — до тех пор, пока каждый человек на земле не будет подключен.
Другая проблема с сетью состоит в том, что это всё ещё «технология», а «технология» — как её незабвенно определил учёный Брэн Феррен — это «штука, которая пока что не работает». Мы не думаем о стульях как о технологии, мы думаем о них как о стульях. Но было время, когда мы ещё не определили, сколько у стульев должно быть ножек, какой они должны быть высоты, и они часто «ломались», когда мы пытались их использовать. В скором времени компьютеры будут так же обыденны, их будет так же в избытке, как стульев (а через пару десятилетий и около того — как листов бумаги или песчинок), и мы перестанем отдавать себе отчет в их существовании. Более того, я уверен, что мы оглянемся на это десятилетие и изумимся тому, как мы могли когда-то делать то, что мы с ними делали ради «производительности».
Но самая большая проблема состоит в том, что мы всё ещё первое поколение пользователей, и, несмотря на то, что мы изобрели сеть, нам она всё ещё не до конца понятна. В книге «Язык как инстинкт» Стивен Пинкер объясняет разницу между пиджином и креольским языком. Пиджин появляется, когда смешиваются разные люди — обычно рабы — которые выросли со своим языком, но не говорят на языке других. Им удается кое-как создать грубый и быстрый жаргон, состоящий из кусочков разных языков. Он позволяет им ладить, но практически лишён грамматической структуры как таковой.
Первое поколение детей, рожденных в таком сообществе, берёт эти раздельные куски языка и трансформирует их во что-то новое, с богатой естественной грамматикой и словарём, и получившийся язык называется креольским. Грамматика — это всего лишь естественная функция детского мозга, и дети применяют её ко всему, что попадётся им под руку.
То же происходит и с коммуникационной технологией. Большинство из нас всё ещё, запинаясь, пользуются её пиджин-версией, близоруко косясь на эти штуки размером с холодильник на наших письменных столах, не совсем понимая, куда отправляется электронная почта и проклиная каждый звонок мобильного. Наши дети, тем не менее, занимаются чем-то совершенно иным. Ристо Линтури, член исследовательского центра телефонной корпорации Хельсинки, цитируемый журналом Wired, описывает необычное поведение детей на улицах Хельсинки, у каждого из которых есть мобильный телефон с поддержкой текстовых сообщений. Они не обмениваются важной информацией о бизнесе, они просто болтают, остаются на связи. «Мы стадные животные, — говорит он. — Эти дети объединены в своё стадо, они всегда знают, куда оно движется». Он уверен, что вездесущая беспроводная коммуникация «вернёт нас к формам поведения, которые были естественными для нас, и уничтожит те формы, к которым привели ограничения технологий».
Мы прирожденные жители деревни. На протяжении большей части истории человечества мы жили очень маленькими сообществами, в которых каждый знал каждого. Но постепенно нас стало слишком много, и наши сообщества сделались слишком большими и разрозненными, нам стало трудно чувствовать себя их частью, а наши технологии не справлялись с задачей нашего сближения. Однако ситуация меняется.
Интерактивность. Коммуникация «многих со многими». Повсеместное подключение. Эти неуклюжие новые понятия для частей нашей жизни, которым мы, до того как их потерять, даже не думали давать названия.
Перевод: Глеб Калинин, редактура: Александр Ильин.
Оригинал статьи.
Posted by Глеб Калинин 13.02.2013
