10 странных вещей, которые могут повлиять на принятие решений

10 странных вещей, которые могут повлиять на принятие решений

Здравый смысл — первая жертва близорукой выгоды, или Как два психиатра разыгрывали в суде разум и безумие

Глубочайше уважаемый мною профессор Владимир Юрьевич Завьялов буквально сегодня опубликовал расшифровку стенограммы его прений с другим экспертом-психиатром в судебном заседании по делу о наследстве — «Заметки о выступлении в суде в качестве специалиста-психиатра по делу о признании продавца дома и участка недееспособной по якобы "слабоумию"». Все подробности дела читайте ниже в перепосте, а я, как всегда, лишь добавлю комментаторские «рамочки» к ещё одному яркому примеру развитого критического мышления (КМ). Мне самому приходилось напрямую сталкиваться и оппонировать сомнительным экспертизам в судебных делах, хотя и без прямого диалога с коллегой-противником, и наблюдать растерянность судьи, не обладающей ни знаниями, ни критериями для отделения более обоснованной экспертизы от, скажем так, менее обоснованной.

В описанном сюжете, как в капле воды, отражаются многие коллизии пересечений науки и обыденного сознания, формальной логики и прямой материальной выгоды, критического мышления и мышления эгоцентрического, честной дискуссии и манипуляции, опять же честного настоящего профессионализма и своекорыстного использования формального профессионального положения. Читатель, я полагаю, легко сам восстановит «белые пятна» судебной истории до получения полной картины отношений и интересов всех участников имущественной и профессиональной драмы, которые очевидны именно с позиций здравого смысла и реалистических представлений о сегодняшней российской жизни.

Отдельный затронутый сюжет — это состояние психологической и психиатрической профессии в современной России, уровень научной культуры и культуры дискуссии в этих областях. Если бы критическое (умелое, высокоорганизованное) мышление, включающее владение сократовым выспрашиванием и логикой, стало предметом прямого научения с детского сада, то дискуссии в любых судебных и научных заседаниях приобрели кардинально иной характер — принципиально более объективный и более продуктивный. Но такое обучение КМ — это прямая мощная угроза для манипулятивной и незаконной власти и для любителей всех видов коррупции и воровства, так что вряд ли можно в ближайшее время рассчитывать на господдержку проектов обучения КМ. Остаётся одно средство — гражданская самоорганизация и краудфандинг, т.е. общественное финансирование разработок и учебных площадок по КМ. А пока — очередной КМ-кейс:

«Какой такой здравый смысл? Я им в своей работе не пользуюсь…». 

Психиатр-эксперт с 15 летним стажем работы на судебном заседании в своей речи под запись

14 февраля 2013 года я выступал в суде города Объ в качестве специалиста по делу о признании сделки купли-продажи дома с землёй не действительной по причине «слабоумия» продавца – старой женщины (будем называть её «Х»). На момент разбирательства она уже умерла. За несколько лет до смерти она сначала написала завещание одной женщине (истица в данном процессе), которая ухаживала за ней и втёрлась в доверие, но потом передумала и завещание аннулировала. Все необходимые документы были нотариально зарегистрированы. Потом она продала свой дом и участок другим людям (ответчики в суде), и отправилась проживать в дом престарелых. Договор купли-продажи прошёл все стадии гос. регистрации. Ни у кого из оформлявших сделку не было подозрений, что «Х» слабоумна. При поступлении в дом престарелых психиатр не нашёл никаких признаков слабоумия. Дом и участок был перепродан ещё раз. И тут появилась та, которой было отказано в наследстве (не родственница) – очень активная, наглая женщина. Она выкрала «Х» из дома престарелых (взяла её якобы в домашний отпуск), привела к психиатру на «добровольное психиатрическое освидетельствование», получила документ о «деменции» у «Х» и стала истцом по делу о непризнании сделки купли-продажи. По её инициативе «Х» прошла психолого-психиатрическую экспертизу, на которой была признана недееспособной, вновь отправлена в дом престарелых, где через год умерла. Суд о признании её недееспособной длится ровно три года. Судья никак не может решить, кто прав. Я, как приглашенный специалист полгода назад ещё дал своё заключение об экспертизе, в котором усомнился в правильности диагностики слабоумия, всё подробно изложил в своём заключении. Этого оказалось не достаточным. Меня и психиатра-эксперта вызывали в суд, чтобы в очном споре найти истину. Вот некоторые эпизоды нашей дискуссии, которые раскрывают «кухню» современной российской системы правосудия и роли в ней психиатров-экспертов.

Я. «Для решения вопроса об общественном признании человека психически больным и лишения его прав на управление собственным имуществом нужно пользоваться здравым смыслом, а не специальными, клиническими знаниями. Психическая несостоятельность должна быть очевидной для всех, кто контактировал с данным лицом. Все здоровые и взрослые люди прекрасно отличают психическую норму от психической патологии. Так сказано в Гавайской декларации Всемирной психиатрической ассоциации ещё в 1968 году, для остановки злоупотреблений психиатрической диагностикой».
Психиатр-эксперт. «Какой такой здравый смысл? Я им в своей работе не пользуюсь! Может им и пользуются какие-то независимые психиатрические организации. Я – нет! Если бы я пользовался здравым смыслом, меня бы убили мои коллеги!»
Судья (обращаясь ко мне). «Вы хотите сказать, что обычные люди, не обладающие психиатрическими знаниями, могут определить психически здоров человек или нет?»
Я. «Да, Ваша честь. Любой здоровый человек, включая судей, (и больные также, как показывает практика) могут отличать поведение психически здорового человека от поведения душевно больного, а тем более – слабоумного человека. Более того, доказано, что у ребенка 4-5 лет формируется представление о том, что другой человек обладает психикой, отличной от его психики. Это называется «теорией психики».
Адвокат истицы. «Но ведь только психиатры могут выявить тонкие психические нарушения».
Я. «Да. Психиатры выявляют такие тонкие расстройства, которые есть практически в всех людей. Несколько лет назад, во время «дня психического здоровья» главный психиатр Новосибирской области Г.И. Прокофьева, выступая на телевидении, ответила на вопрос журналиста «есть ли психически здоровые люди», так: психически здоровых людей нет, все люди немножко больны психически, но не настолько, чтобы всех тут же начинать лечить. Я тоже выступал на телевидении в тот же день, и также отвечал на этот же вопрос: психически здоровые люди есть, их преобладающее большинство».
Судья. «Но психиатры видят то, что не видят обычные люди, не специалисты.»
Я. «Душевно больные люди видят и слышат то, чего не видят и не слышат обычные здоровые люди».
Судья. «На что Вы намекаете?» Я. «Психиатры сами признают, что они не знают, что такое «психическое здоровье», нет теории психического здоровья, но есть большая и противоречивая теория психической патологии, включая «психопатологию обыденной жизни Фрейда».

Я. «За полгода до экспертизы, которая установила «деменцию», гражданка «Х» написала письмо из дома-интерната. Это было обычное бытовое письмо малограмотного человека, однако со знаками препинания, чётким разделением предложений, помарками, которые говорят о продумывании стиля изложения. Как может якобы «слабоумный» человек обдумывать и реализовывать доброжелательно-любезный стиль письма, исправлять самой же допущенные орфографические ошибки и объединять украинские и русские слова?»
Психиатр-эксперт. «Я не знаком с этим письмом». Читает письмо, но ничего не комментирует и не заявляет.
Адвокат истицы (обращаясь к психиатру-эксперту). «Если это письмо приобщить к делу, изменит ли оно ваш вывод о том, что «Х» была слабоумной?»
Психиатр-эксперт. «Нет, не изменит».
Адвокат истицы (к судье). «Ваша честь! Тогда это письмо не надо приобщать к делу».
Я. (комментарий). Вот способ устранения противоречий – всё, что не соответствует принятой концепции (в данном случае – «слабоумие «Х»), устраняется из анализируемого материала.

Я. «После продажи дома «Х» была оформлена в дом-интернат для престарелых людей. Её осмотрел психиатр, ваш коллега, и не выявил ничего, кроме «лёгких когнитивных расстройств». Как это увязывается с признаками слабоумия, которые были установлены через несколько месяцев во время «добровольного психиатрического освидетельствования»?
Психиатр-эксперт. «Описание психического состояния «Х» при осмотре психиатра настолько расплывчато, что это можно интерпретировать как угодно».

Я. «В заключении «добровольной психиатрической экспертизе» указано, что «Х» не смогла ответить на вопрос, где она находится, сбивчиво говорила о ком-то и на этом основании ей выставлен диагноз «деменция» без всяких других пояснений. Этого достаточно, чтобы признавать её «слабоумной»?
Психиатр-эксперт. «Вполне. Мы доверяем мнению психиатров-экспертов, наших коллег».
Я. «Но как может «слабоумный» человек прийти самостоятельно на «добровольную психиатрическую экспертизу»?
Психиатр-эксперт. «Её привели, а мы не интересуемся, кто её привёл. Мы разговариваем с испытуемыми с глазу на глаз в кабинете, а тот, кто привел, например, риелтор, сидит в коридоре. Мы даём испытуемому бланк о добровольном психиатрическом освидетельствовании и спрашиваем испытуемого, согласен ли тот на добровольную экспертизу».
Я. «Она согласилась?»
Психиатр-эксперт. «Да, она правильно назвала себя, согласилась на освидетельствование и подписала документ».
Я. «И сразу после этого она потеряла ориентировку и не смогла ответить на вопрос, где она находится?»
Психиатр-эксперт. «Да, так написано в заключении – «не смогла ответить на вопрос, где она находится». Это является признаком слабоумия».
Я. «А как точно называется ваше учреждение?»
Психиатр-эксперт (сбивчиво, с третьего раза правильно называет учреждение).
Я. «Пожалуйста, назовите адрес учреждения».
Психиатр-эксперт. «Эээ…улица Т…9 «А» или 3 «А», я всё время путаю…»
Судья. «Я тоже путаю, дом 9 или 3».

Психиатр-эксперт. «Мы, психиатры-эксперты, тщательно выявляем все факты и обстоятельства дела и соотносим симптомы с юридической ситуацией».
Я. «Уважаемый коллега, что означает «соотносим симптомы с юридической ситуацией»? Не означает ли это, что вы произвольно выбираете симптомы для той или иной юридической ситуации, например, для отзыва завещания одни симптомы («легкие когнитивные расстройства»), а для непризнания договора купли-продажи другие симптомы (признаки сосудистой деменции)?»
Психиатр-эксперт. «Нет, Вы меня не так поняли. Мы не устанавливает связь между симптомами и юридической ситуацией, а выявляет только соотношение между ними».
Я. «То есть соотношение симптомов «деменции» при написании завещания одни («легкие когнитивные расстройства», установленные врачом-психиатром уже после продажи дома), а при заключении сделки купли-продажи другие (слабоумие и недееспособность). Но ведь это скрытое признание того, что договор дарения – правильный (и истица выигрывает дело), а отмена завещания и продажа дома – не правильные, вызванные слабоумием «Х» (и ответчики проигрывают). Ваша честь (к судье), психиатр-эксперт превышает свою компетенцию!
Судья. «Это мне решать, кто выходит за рамки своей компетенции, а кто нет. У Вас есть ещё вопросы?»

Я. «Ваша честь! Эксперт-психолог приводит обобщенные характеристики, которые противоречат друг другу. Например, «зависимость от средовых влияний и внушаемость» и «требовательность к соблюдению другими общепринятых норм и правил поведения». Последнее свойство никак не вяжется с заключением экспертов о том, «Х» «не понимает значения своих поступков и не руководит ими». Как же тогда она требует от других «соблюдения норм и правил»? Чтобы такое требовать необходимо знать нормы и правила общежития, а это противоречит другому выводу об «утрате запаса жизненных знаний», необходимо иметь волю требовать и контролировать ход исполнения этих правил, а следовательно - замечать ошибки и понимать, что это именно ошибки, отклонения от правил. Слабоумному это не под силу. Как все эти противоречивые суждения можно однозначно толковать?
Психиатр-эксперт. «Со стороны психолога это – игра слов. Психолог отдельно записывает свои выводы и расписывается за свои слова».
Я. «Ваша честь! Может и все записи психиатров-экспертов – «игра слов»?

Так не спеша проходила дискуссия, которая ни к чему не привела. Судья и на этот раз ничего не решила. Вернее, решение было принято – повторная психолого-психиатрическая экспертиза (посмертная), но теперь уже в г. Томске. Посмотрим, что на всё это скажут томские психиатры-эксперты!

В.Ю.Завьялов
Профессор, доктор медицинских наук,
руководитель группы научной валидизации дианализа
и полимодальной психотерапии лаборатории психофизиологии,
НИИ физиологии Сибирского отделения академии медицинских наук РФ
www.dianalyz.ru