Научись онтокритике, чтобы перенаучиться жить

Неграмотными в 21-м веке будут не те, кто не могут читать и писать, а те, кто не смогут научаться, от(раз)учаться и перенаучаться. Элвин Тоффлер

Поиск по этому блогу

2023-05-24

Что может делать человек с тем, что делает как человек : Онтокритика v. 10.0. Инструкция к — 002

Онтокритика v. 10.0. Инструкция к — 002 — Онтокритика: от основ до мастерства

Онтокритика v. 10.0. Инструкция к — 002

Что может делать человек с тем, что делает как человек

Напомню сразу, что в онтокритике под тем, «что делает человек как человек», подразумевается исключительно производство соцреальности, т.е. текстов и социального поведения, а не физическая деятельность по производству физических вещей. Тему главки, соответственно, можно развернуть так: что может делать человек с производством текстов и со своим социальным поведением, если решится мыслить и действовать онтокритически.

В августе 2020 г. меня пригласили в Краснодар для проведения тренинга критического мышления (огромное спасибо и рекомендателю, и организаторам!). Было два дня и с десяток участников, и я фактически попробовал провести первый тренинг уже онтокритики, а не КМ, о чём предупредил участников. Утром второго дня на стартовой поделёжке две юные подруги 24-25 лет буквально выпрыгивали из штанов, пардон, из платьев, чтобы поделиться родившимся у них после первого дня инсайтом. Я дал слово, и одна из них напряжённо-эмоциональным голосом спросила: «Мы правильно поняли, что менять можно ВСЁ?» Я почти прокричал: «Дааа!» и получил в ответ восторженный дуэт: «Урааа!» (фото группы могу выложить, участники могут подтвердить событие). Всего восемь часов интенсивной работы (правда, далеко не в одной группе мне говорили, что впервые работали с таким напряжением, в данной группе тоже этому подивились), вечер и ночь на доосмысление — и такой результат! В тот день я окончательно уверился, что иду по правильному пути, и этот эпизод вновь и вновь меня вдохновляет.

Так что именно «всё» можно (и в смысле «посильно», и в смысле «не запрещено») менять человеку, принявшему и освоившему онтокритический подход к соцреальности?

Самое первое и самое неотложное изменение: изменение окаменевших предрассудков в отношении возможностей и свободы изменений в соцреальности — личной и паб-личной (ударение на первом слоге, вспомнил свой опыт британских пабов в Ковентри). Какую фундаментальнейшую ошибку в отношении соцреальности намозоливают себе большинство людей в процессе сложившейся тысячелетиями самоделкиной социализации?

Если представить деятельность человека по воспроизводству и порождению соцреальности как (само)выдавливание зубной пасты из тюбика, где тюбик — это сам человек, а паста — только что изготовленная соцреальность, то в следующий же момент после отделения пасты от отверстия тюбика поведение человека начинает выглядеть так, будто была произведена не мягкая паста, а мгновеннотвёрдый бетон неизвестного происхождения и состава, намертво замуровывающий и сам тюбик.

Метафора получилась, кажется, неплохой, теперь надо из неё как-то выкарабкиваться в сухие инженерные описания. Первейшая фундаментальная ошибка — стоп, ошибкой это становится после освоения курса онтокритики, а пока полезнее концептуализировать подразумеваемое здесь иным образом.

Первейшее фундаментальное незнание в структуре базальной социальной неграмотности — незнание человеком себя как конструктора и (вос)производителя соцреальности. Отсюда и незнание всех других людей в том же самом качестве, чем бессовестно пользуются мошенники всех сортов, политики, пропагандисты и прочие манипуляторы. Попробую здесь набросать текстовую, а затем и визуальную, схемку основных элементов и процессов конструирования, производства и эксплуатации соцреальности, как они могут быть представлены на стороне индивида.

Для любого продукта эволюции (от лат. evolutio — развёртывание; в Multitran мне понравился вариант в англоязычной версии: образование; формирование; изменение), как биологической, так и социальной, имеет смысл различать генезис, т.е. зарождение, и собственно эволюцию (развёртывание потенциала) готового продукта. Первое, понятно, можно восстановить лишь предположительно, а второе дано нам в неограниченных количествах в «непосредственных ощущениях» (не забываем, что для человека не существует ничего неопосредованного). Прагматически важна основная логика и механика, и онтокритику я строю прежде всего не как академический, а как потребительский продукт, так что формулировки точно будут не из палеоантропологии или нейропсихологии.

Итак:

  1. Человек (множество индивидов-сапиенсов) когда-то и как-то научаются тренировать своё сознание (зачатки оного) на ассоциирование отдельных последовательностей звуков, производимых речевым аппаратом человека, со зрительными, звуковыми, осязательными, обонятельными, вкусовыми и кинестетическими (двигательными) ощущениями своего же организма. Приделывание к ощущениям и восприятиям (психологи различают эти концепты) слов-ярлыков привело не к фиксации жёсткой связи между определёнными вещами и их именами в сознании, а к практически свободному плаванию слов в пространстве сознания, точнее, к такой степени автономности и лабильности речетекста, при которой метафора свободного плавания не выглядит преувеличением, особенно, если учесть множество ограничений для плавания в реальных морях и океанах. Н.Хомский и С.Пинкер могут теоретизировать что угодно про генетически врождённую лингвистику, но даже если они действительно нащупали берега, глубины и мели лингвистического океана, то передвижения словесных и смысловых пиратских флотилий в нём фантастически вольное. Люди нечаянно изготовили настолько автономный и самодостаточный — для их сознания — инструмент, что последующие нескончаемые приключения с установившейся зависимостью от него (про их начало см. п. 3) стали необратимо неизбежными.
  2. Процесс речевой тренировки развивающегося сознания, сразу надо указать, был — и остаётся — не индивидуальным, а индивидуально-групповым в составе небольших сообществ (от нескольких десятков до нескольких сот особей), и прагматический результат получался — и продолжает получаться — индивидуально-групповым, что и сделало возможным изготовление и поддержание межиндивидной речетекстовой коммуникации. А.Коржибски определял уникальную специфику людей как «время-связывающих» существ, я предпочитаю акцентировать их текстосвязанность, из чего выстраивается и всё остальное специфически человеческое.
  3. Следующий техно-логический шаг состоял в том, что человек сознанием стал изобретать и запускать в свою жизнь словесные конструкции, фактически не связанные ни с чем, кроме самого сознания. Другими словами, человек стал изобретать в мире своего сознания конструкты-концепты и, соответственно, тексты о них и вокруг них, не имеющие никакой другой представленности в физической реальности. Человек при этом мог и продолжает мочь выстраивать своё физическое, социальное и ментальное поведение так, как если бы такие конструкты и нафантазированные вокруг них тексты описывали состояние физического мира (включая и самих индивидов) «реально-истинно-точно».
  4. Реализация (объектификация, «материализация духов») собственным поведением и текстами изобретённых артефактов человечности и социальности (см. п. 3) создаёт для последующих поколений ситуацию, сильно затрудняющую различение между собой фактов физического мира и артефактов мира социального (изобретение в форме марксизма «исторических законов развития общества» как производных от перемен в физическом мире «производительных сил» — только одна из социнженерных катастроф, вызванных таким неразличением). Базальная социальная грамотность должна включать специальное научение таковому различению на основе онтокритического подхода.
  5. Изобретённые ранее и конструируемые новые артефакты соцреальности существуют в текущем настоящем — помимо звучащих и записанных слов — только как актуальное социальное и когнитивное поведение индивидов и групп, их объектифицирующее, — и больше никак и нигде. Это одновременно означает, что любое изменение социального и когнитивного поведения индивидов и групп немедленно — безынерционно — изменяет социальный мир — и гораздо сильнее «эффекта бабочки». Социальные артефакты не непрерывные, а пульсирующие: они исчезают каждый отрезок времени, когда люди их не производят, и появляются в каждой попытке ими жить. Частота и плотность таких пульсаций создаёт иллюзию однородной непрерывности, а практически социальный мир каждую секунду полностью умирает и тут же снова порождается (а не возрождается). [Я всего лишь пробую акцентировать внимание на загадке: «Где существует звук трубы, пока трубач не начал в неё дуть? И куда девается звук трубы, когда трубач временно перестаёт дуть?» Что-то вроде дзэн получается :) ]
  6. Человек, соцреальность и социум не существуют. Человек делается и делает собой соцреальность и социум. Человек не есть то, что он есть. Человек есть только то, что он делает (включая делание бездействия при возможности содержательного действия). Всё человеческое (включая и античеловеческое, у человека по определению нет животного), если исключить hardware и подразумевать только soft и doing, существует лишь в моменты и в течение doing. Феномен Маугли — не про прошивку софта на харде, а про запуск на харде софта по производству софта для непрерывного производства софта по производству софта. У человеческого харда (мозга, в частности, см. «Мальчик, которого воспитывали как собаку», переживите потрясение) есть ограниченный отрезок биологического развития, в течение которого он способен подстроиться под производство и воспроизводство человеческого софта для производства человеческого софта, производящего тексты и соцреальность как непрерывный поток, а не как «твёрдую» (хардовую) конструкцию из «твёрдых» элементов. Седиментируют (выпадают в твёрдый осадок) тексты и соцреальность в папирус, глиняные таблички, бумагу, археологию и архитектуру с живописью. Современные (текущие) тексты и соцреальность — именно что текущие, а не мгновенно окостеневающие, как в метафоре в начале этого текста. Другое дело, что в текущем потоке может быть — и наличествует — огромное  количество водоворотов, в которых поток и движется, и стоит на месте одновременно. Человеческие глупости — не  камни, а водовороты. Что даёт для практики преодоления человеческих глупостей такое онтологическое переосмысление? Камень можно разбить, а для ликвидации водоворота требуется менять течения и русла, и лучше начинать с истоков.
  7. Логический итог: человек потоком делает поток (это не про «состояние потока» М.Чиксентмихайи), другими конструктами — процессами изготавливает процессы, а не вулканирует застывающей лавой. Если вспомнить, что человек — это огурец, т.к. на 90% состоит из воды, — такая ходячая и разговорчивая большая капля жидкости, — то представить, что несколько десятков литров воды производят водяные потоки, а не кучи камней, становится очень легко. И так же легко возникает ответ на заглавный вопрос: человек может менять свои потоки по производству потоков. Остаётся конкретизировать и текстуализировать онтологии производящих процессов и потоки-продукты.
  8. Итак, рационально и прагматично представлять, что люди испражняют из себя — и (вос)производят в себе — соцреальность не в виде кирпичей, а в виде сложносоставных непрерывных потоков с переменной плотностью и переменным элементным составом. Потоки текстов и картинок во всех форматах любого содержания являются одновременно и продуктами прочих потоков в динамической машине соцреальности, и потоками-производителями стабильной «поточности» прочих потоков. Люди, постоянно слушающие радио, смотрящие ТВ и зависающие в сети — это люди, неспособные самостоятельно производить индивидуальные потоки рефлексии и самодостаточно плыть в них своим также потоковым я. Намного более понятным в такой онтологии становится феномен тоталитарной пропаганды на базе масс-медиа: мозги не промываются, а наводняются проточной жижей тексто-визуального фастфуда. У большинства нечего промывать, а падкость на дешёвые и вредно-калорийные п(р)оточные мозгозаполнители может быть сильнее страсти к чипсам и пиву. И попробуйте струйкой из резиновой груши для клизм остановить, а тем более, повернуть вспять струю из водопроводного крана с хорошим напором. Я теперь так буду видеть ситуации общения индивидов с радикальными идеологическими и мировоззренческими расхождениями. И можно в такой онтологии классифицировать индивидов как либо способных производить личный поток отрефлексированных и более или менее обоснованных и логически связанных представлений о мире в целом и о конкретных вещах и событиях (и что имеет смысл помечать конструктом «убеждения», из-за которого я разругался с лессронговцами), либо способных только на предоставление своего сознания в качестве одного из отрезков трубы для прокачки канализационных стоков средненормальной человеческой глупости и пропаганды в смеси с медийным фастфудом.

Главку завершаю, для себя основные реперные постулаты онтокритики, как мне представляется на данный момент, я простроил и прописал, перейду к прямому прописыванию практического применения онтокритики на кейсах с параллельным формулированием технических рекомендаций и вероятных инсайтов. Если читающему мои тексты что-то непонятно, или у него/у неё есть критические поправки, возражения, контртезисы и т.п. — пишите, звоните, спрашивайте, дискутируйте. Наилучший вариант — попробовать попрактиковать онтокритику и поделиться результатами опыта.

_________________

Ниже — черновые наброски по ходу:

Глубина и выборка фактически принятой за основу поведения базово-реперной онтологии: бесценна жизнь любого человека или только члена нашего племени. На деле только признание ценности жизни любого человека приводит и к признанию ценности жизни соплеменников, а при трайбалистской онтологии жизнь любого человека фактически не стоит ничего.

Онтология (текст) выполняет следующие первичные функции:

  1. создание вещи
  2. создание пространства размещения вещи
  3. создание системы координат для размещения вещей друг относительно друга
  4. создание инструкций для реализации пп. 1-3 и для ориентации, перемещения и поведения (делания) в созданной реальности.

Путешествия во времени точно существуют в варианте путешествий по текстам. 

Как не надо научаться эффективно взаимодействовать с реальностью

 Делаю перепост двух текстов Д. Сентябова (один — перевод), замечательно подкрепляющих идеи онтокритики и прекрасно описывающих, как сложившиеся практики обучения в школе, вузе и корпорациях усугубляют базальную социальную неграмотность вместо того, чтобы её устранять.

https://dsent.me/2019/useless-results

https://dsent.me/2019/lesson-to-unlearn

Файл с комментариями к этим постам — 

https://evolkov.net/moodle/pluginfile.php/877/mod_forum/attachment/5422/Sentyabov_useless_results_post_comments.docx

Ненужный результат

У всех сотрудников с высшим образованием, которых мне приходилось нанимать, был вывих в голове. Этот вывих приходилось некоторое время вытравливать, прежде чем они становились надёжными людьми, на которых можно опереться в работе.

Я это для себя сформулировал как «привычка делать ненужный результат». Обучаясь в вузе, студент привыкает выполнять задания, результат которых, на самом деле, никому не нужен. Если задание выполнено «правильно» в соответствии с заданными формальными критериями оценки — получаешь «отлично» и похвалу. И никому нет дела до того, пригоден ли полученный результат для дальнейшей работы, потому что никакой дальнейшей работы нет и не предполагается.

Допустим, студент получает задание «написать программу, вычисляющую корни квадратного уравнения». Если программа считает корни правильно по формуле, он получает «отлично». Никто не смотрит, удобно ли пользоваться этой программой. Можно ли вставить исходные числа через буфер обмена? Можно ли ввести a, b и c не в этом порядке, а в другом, например, сначала b? Можно ли решить сразу серию уравнений? Ведётся ли история решённых уравнений, откуда можно скопировать последние результаты в буфер обмена? И ещё миллион вопросов, которые возникнут сразу у того, кто попытается решать квадратные уравнения при помощи программы и никогда не возникнут у преподавателя, принимающего учебную работу.

За годы обучения этот подход калечит психику будущего сотрудника. Люди привыкают, что надо выполнить набор «требований», и если этот набор выполнен — дело в шляпе. Начав работать, такие сотрудники хотят получить (угадать?) «требования», не пытаясь думать о том, как результат их работы будет использоваться дальше. Удобно ли будет тому человеку, который примет результаты? Повысится ли эффективность работы других людей, или снизится? Решатся ли стоящие перед людьми проблемы, или наоборот, появятся новые?

В небольшой команде небольшой компании всё на виду. Любой неглупый человек может этому научиться. В большой корпорации, или — ещё хуже — в государственной структуре, человек может никогда в жизни не столкнуться с ситуацией, когда результаты оцениваются по принесённой пользе, а не по соблюдению процедур и «требований».

Оговорюсь, я понимаю пользу формальных требований и процедур. Но они — лишь попытка приблизиться к желаемому результату. Живой человек всегда «обманет» формальную систему: найдёт способ достигать заданных показателей с минимальными усилиями — и плевать, что этот «энергоэффективный» способ не будет способствовать достижению тех целей, которые изначально ставились при разработке формальной системы.

В небольших компаниях и в повседневной жизни человек находится «близко к реальности». Если строитель в маленькой компании делает брак — приходится ехать к заказчику и бесплатно переделывать работу, потому что иначе тупо не заплатят. Если вовремя не купить свежие продукты, не приготовишь обед. В крупной же организации человек может оказаться изолирован от реальности, потому что все структуры обратной связи тоже будут формальными. Совершенно стандартная ситуация в энтерпрайзе: если судить по KPI, сотрудникам надо раздать ордена и премии — а продукт покупают плохо (потому что он говно), и компания мчится к банкротству. Цель компании — расти и генерировать прибыль акционерам — не совпадает с целями сотрудников — повышать KPI, выполнять формальные процедуры. Раздача акций компании сотрудникам ничего не решает в этом плане: долгосрочное влияние личных действий на стоимость акций и дивиденды неочевидно, а KPI — вот они, сразу бьют по карману.

«Близость к реальности» хорошо коррелирует с размером организации и степенью государственного участия в ней, но, конечно, не на 100%. Даже маленькая компания может существовать в своей вселенной, если это происходит на инвесторские деньги, например. Целью такой компании будет не делать качественный продукт, а соответствовать ожиданиям инвесторов. Крупная компания может оставаться «близкой к реальности», если у неё хорошие процедуры, а внешняя ситуация не успела измениться достаточно сильно, чтобы сделать их неадекватными.

Нахождение в виртуальном, искусственно сконструированном, мире, подменяющем собой действительность — это, с моей точки зрения, ключевая причина мерзости образовательной системы, крупных корпораций и государственных структур.

Человека, всего лишь получившего высшее образование, ещё можно спасти. Человек, долго проработавший в крупной корпорации или государственном учреждении, покалечен навсегда. Такая работа напрочь отучает жить вне виртуальной реальности, сконструированной для него формальной структурой. Оказавшись в ситуации близости к реальности, человек не понимает, что от него требуется, пытаясь «угадать пароль», понять «систему» — что конкретно надо сделать ради похвалы начальства? В действительности же на такой вопрос нет однозначного ответа и приходится постоянно думать, что ещё можно сделать именно в текущей ситуации для получения результата. Это непрерывная работа ума, постоянное обновление представлений о действительности, постоянное понимание контекста. То, что сработало один раз, не сработает во второй. То, что работало вчера, не будет работать завтра. Чтобы добиваться успеха в действительности, а не в виртуальности формальной структуры, приходится учиться непрерывно — и учиться по-настоящему, как учится учёный-экспериментатор, а не понарошку, как студент.

Вредные уроки

Перевод эссе The Lesson to Unlearn by Paul Graham. Выполнен Дарьей по моему заказу. Редактура моя. При перепечатке указывайте ссылку на эту страницу.

Самый вредный навык, привитый вам учебными заведениями — умение получать хорошие оценки.

Когда я учился в институте, один толковый аспирант с философского факультета сказал, что никогда не придавал значения оценкам, ориентируясь только на полученные знания. Это врезалось мне в память, потому что раньше я такого ни от кого не слышал.

Для меня, как и для большинства студентов, оценки имели первостепенное значение. Я усердно учился и по-настоящему интересовался большинством выбранных предметов, но максимум усилий прилагал только при подготовке к экзаменам и тестам.

В теории «тест» означает только то, что заложено в самом слове: проверка того, как усвоен материал. В теории к тесту нужно готовиться не больше, чем к анализу крови. В теории, опять же, вы получаете знания по предмету на лекциях, при чтении дополнительных материалов и выполнении заданий, а экзамен потом показывает, насколько хорошо вы эти знания усвоили.

На практике же — и это понимают почти все — положение дел отличается от того, как должно быть в теории, примерно, как этимология некоторых слов от их современных значений. На практике выходит, что фраза «заниматься перед экзаменом» — это как «масло масляное», потому что мы толком и занимались только перед экзаменами. И разница между сознательными студентами и бездельниками заключалась только в том, что первые готовились к экзаменам, а вторые — нет. В середине семестра ночами за учёбой не сидели ни те, ни другие.

Хотя я и был из сознательных, почти все мои усилия в процессе обучения были направлены на получение хороших оценок.

Для многих будет странным это «хотя». Нет ли тут тавтологии? Разве сознательный студент и отличник — не одно и то же? Вот как глубоко в нашей культуре укоренилась тождественность обучения и оценок.

Так ли уж плохо объединять эти понятия? Ещё как плохо. Только спустя десятилетия после окончания института, начав работать с Y Combinator, я понял, насколько.

В студенческое время я знал, конечно, что подготовка к экзамену — это далеко не учёба. Как минимум, потому что информация, которую вы зубрите в ночь перед экзаменом, быстро выветривается. Но главная проблема даже не в этом. Большинство тестовых заданий даже близко не позволяют оценить то, что они должны оценивать.

Если бы задания на самом деле измеряли, насколько успешно вы усвоили материал, всё было бы не так печально. Процесс обучения шёл бы в одном русле с получением хороших оценок. Но дело в том, что почти любое тестовое задание можно легко просчитать, взломать. Большинство отличников это понимают так хорошо, что даже сомневаться перестали. Вы и сами это поймёте, когда осознаете, насколько наивно поступать иначе.

Вот, например, вы закончили курс по истории Средневековья и предстоит пройти итоговый тест. Предполагается, что этот тест должен оценить знание истории Средневековья, правильно? Поэтому если до экзамена осталась пара дней, оптимальным способом подготовки будет чтение лучших книг по истории Средневековья, которые есть в вашем распоряжении. Это позволит запастись знаниями и успешно сдать экзамен.

А вот и нет, скажут опытные студенты. В тесте не будет вопросов по большей части тем, которые можно почерпнуть из хороших книг по истории Средневековья. Нужны не хорошие книги, а конспекты лекций и списки дополнительной литературы, выданные на занятиях. И даже большую часть этой информации вы можете пропустить мимо ушей, потому что цель — то, что можно включить в экзаменационные вопросы. Вы должны отщипывать чёткие и конкретные фрагменты информации. Если в книге из списка встречается интересное отступление на смежную тему, можете его спокойно проигнорировать, потому что такие вещи вряд ли можно превратить в вопрос теста. Но если преподаватель говорит о трёх основных причинах раскола церкви в 1378 году, или трёх основных последствиях эпидемии чумы, лучше вам их запомнить. А были ли они действительно причинами или следствиями, это уже дело десятое. Применительно к этому предмету — были.

По институтам нередко ходят копии экзаменационных заданий прошлых лет, и это ещё больше сужает круг информации, владение которой от вас требуется. Кроме того, можно предугадать экзаменационные задания, обратив внимание на вопросы, которые задаёт конкретный преподаватель. Преподаватели постоянно используют одни и те же вопросы. Если вести предмет десяток лет, сложно не повторяться, хотя бы непроизвольно.

Преподаватели по некоторым предметам имеют свои политические взгляды, которые вам придётся поддерживать. Это зависит от предмета: вряд ли такое потребуется при изучении математики или точных наук, но на другом конце спектра есть предметы, по которым иначе вы просто не получите хорошую оценку.

Получение высокой оценки по какому-либо предмету настолько не связано непосредственно с изучением предмета, что студентам приходится выбирать одно или другое, и нельзя винить их за то, что они предпочитают оценки. Именно по оценкам о них судят все, от организаторов образовательных программ, работодателей, учредителей грантов до собственных родителей.

Мне нравилось учиться, и я с удовольствием готовил некоторые задания и проекты в институте. Но возникало ли у меня когда-нибудь после сдачи работы желание сесть и написать ещё одну работу просто для развлечения? Нет конечно. Надо было другие предметы сдавать. Если передо мной стоял выбор: обучение или оценки — я выбирал второе. Я же не за «неудами» в институт пришёл.

Любой, кому нужны хорошие оценки, должен играть по этим правилам, иначе его опередят те, кто играет. А в элитных учебных заведениях этим правилам следуют практически все, потому что те, кому оценки безразличны, сюда вообще не попадают. В результате студенты соревнуются в том, чтобы максимально увеличить пропасть между изучением предметов и получением высоких оценок.

Почему так неэффективны тесты? Точнее, почему их так просто перехитрить? На этот вопрос ответит любой опытный программист. Насколько легко взломать программное обеспечение, чей создатель не позаботился о том, чтобы это было сложно? Да в таких продуктах дыр как в решете.

Любые тесты, которые проходят по требованию вышестоящих инстанций, по умолчанию легко взломать. Причина неизбежной неэффективности таких тестов — то есть почему они настолько непригодны для оценки того, что должны — попросту в том, что составляющие их люди не особенно заботятся о защите от взлома.

Но учителей в этом винить нельзя. Их работа — обучать, а не придумывать тесты, которые невозможно перехитрить. Настоящую проблему представляют собой оценки, или, точнее, их переоцененность. У студентов не возникало бы искушения просчитывать тесты, если бы оценки были просто инструментом преподавателя для донесения до них, что они делают правильно, а что нет — примерно, как тренер даёт советы своим подопечным спортсменам. К сожалению, по достижении определённого возраста, оценки перестают быть просто советами. С какого-то момента процесс обучения сопрягается с процессом составления мнения о нас.

Университетские тесты я привёл в качестве примера, но они, по сути, в наименьшей степени уязвимы. Все тесты, с которыми на протяжении всей жизни сталкивается большинство студентов, как минимум такие же неэффективные, в том числе (что удивительнее всего) вступительные испытания в ВУЗы. Если бы поступление в университет зависело только от умственных качеств абитуриента, которые могли бы быть измерены приёмной комиссией так же, как учёные определяют вес предмета, мы могли бы сказать подросткам «учитесь хорошо» и этим ограничиться. О том, насколько неэффективны вступительные испытания, можно судить по тому, насколько мало общего они имеют с учёбой в старших классах школы. На практике получается, что чем более неожиданные вещи приходится делать амбициозным выпускникам для поступления, тем легче перехитрить систему вступительных испытаний в вузы. Предметы, которые никому не интересны и состоят в основном из зубрёжки, непонятные «факультативные занятия», в которых вы должны участвовать, чтобы показать, насколько вы разносторонняя личность, стандартизированные тесты, искусственные как шахматы, сочинения, которые вы должны писать — предполагается, каким-то образом вы должны попасть в конкретную цель, но вот какую, остаётся только гадать.

Помимо того, что такие испытания не полезны для самих студентов, они ещё и неэффективны из-за возможности легко их просчитать. Настолько легко, что на этом теперь делают бизнес. Это не только прямая цель компаний по помощи в подготовке к тестам и консультантов по поступлению, но и существенная часть работы частных школ.

Почему так легко перехитрить именно вступительные испытания? Думаю, из-за того, что именно они измеряют. Несмотря на распространённость мнения о том, что для поступления в хороший университет нужно быть очень умным, приёмным комиссиям этого недостаточно, чего они и не скрывают. Что же им нужно? Нужны люди, которые не только умные, но и выдающиеся в более общем смысле. А как измерить эту «выдающесть»? Приёмная комиссия должна её почувствовать. Другими словами, поступят те, кто им понравится.

Поэтому поступление в ВУЗ превращается в попытку угодить вкусу определённой группы людей. Естественно, такой тест будет уязвим для взлома. А поскольку здесь не только уязвимость теста, но и (как считается) высокие ставки, такой тест будут взламывать при первой возможности. Поэтому это так сильно и так надолго перекашивает всю вашу жизнь.

Неудивительно, что ученики выпускных классов часто чувствуют себя отчуждёнными. Весь порядок их жизни создан искусственно.

Но потеря времени — ещё не худшее, чего можно ждать от системы образования. Хуже всего то, что она учит вас достигать успеха за счёт хитрости. Эту проблему настолько сложно уловить, что я её не осознавал, пока не увидел, как с ней сталкиваются другие.

Начав консультировать основателей стартапов в Y Combinator, особенно молодых, я был озадачен тем, как они всё чрезмерно усложняли. Они спрашивали — как привлечь финансирование? Какие уловки помогут заставить венчурных инвесторов вложить деньги в проект? Я объяснял, что лучший способ побудить венчурных инвесторов вложиться в вас, это быть хорошим вложением. Даже если ловкостью рук привлечь инвестиции в плохой стартап, вы надуете ещё и сами себя. Вы вкладываете своё время в ту же компанию, куда просите вложить средства. Если это провальное вложение, зачем вы сами им занимаетесь?

После паузы на переваривание этого откровения у меня спрашивали: а что делает стартап хорошим вложением?

И я объяснял, что перспективность стартапа, и не только в глазах инвестора, выражается в его росте. В идеале — в росте дохода, но если нет, то хотя бы в росте частоты использования. Так что нужно привлечь как можно больше пользователей.

А как это сделать? На этот счёт у них был миллион идей. Нужно организовать масштабный запуск продукта, чтобы добиться «освещения». Нужно, чтобы лидеры мнений о них говорили. Они даже знали, что запускать продукт нужно во вторник, потому что по вторникам можно привлечь максимум внимания.

А я объяснял, что нет, пользователи завоёвываются не так. Завоевать пользователей можно отличным продуктом. Люди будут не только сами его использовать, но и рекомендовать своим друзьям, и ваш рост пойдёт по экспоненте, как только вы запуститесь.

Я говорил этим стартаперам абсолютно, казалось бы, очевидную вещь: что в основе успешной компании должен лежать хороший продукт. И всё равно они реагировали так же, как, вероятно, многие физики, впервые услышавшие о теории относительности: смесь изумления от очевидной гениальности подхода и подозрения, что такая странная концепция никак не может работать на практике. Ладно, послушно говорили они. А можете свести нас с таким-то лидером мнений? Только не забудьте, что у нас запуск во вторник.

Иногда проходят годы, прежде чем стартаперы начинают понимать прописные истины. Не из-за лени или глупости. Кажется, они просто не замечают того, что у них перед глазами.

Я спрашивал себя — зачем они так всё усложняют? А потом понял, что это не риторический вопрос.

Почему основатели стартапов сами путают себя и мечутся не в ту сторону, если ответ прямо перед ними? Да потому что их этому учили. Всё их образование было построено на понимании, что выигрывает тот, кто перехитрит тест. Они учились этому, даже сами не понимая. Молодые стартаперы, вчерашние выпускники, вообще всю жизнь видели только искусственно созданные тесты. Они считали, что просто это мир так устроен: первым делом, видя перед собой любую задачу, они пытались найти лазейку и обхитрить тест. Поэтому разговор всегда начинался с вопроса, как привлечь средства — для этих стартаперов это был ещё один тест. Судите сами: его давали по завершении программы в Y Combinator, в нём были цифры, и похоже, что чем выше, тем лучше. Видимо, это тест.

Безусловно, существуют целые сферы, где достичь успеха можно через взлом тестов. Речь идёт не только об учебных заведениях. Некоторые люди, в силу своей идеологии или незнания, заявляют, что это применимо и к стартапам. Но это не так. На самом деле, это одна из самых поразительных особенностей стартапов — то, насколько можно преуспеть, просто работая на совесть. Есть исключения, как и везде, но в основном вы достигаете успеха, привлекая пользователей, а пользователей интересует, отвечает ли продукт их потребностям.

Почему я так долго не мог понять, что заставляет основателей так усложнять свои стартапы? Потому что я не мог сформулировать чёткую мысль о том, что учебные заведения заставляли взламывать бестолковые тесты для достижения успеха. Заставляли не только их, но и меня тоже! Меня тоже учили быть хитрее неэффективных задачек, но мне потребовалось несколько десятилетий, чтобы это осознать.

Я поступал так, как будто осознавал, но чёткого понимания не было. Например, я избегал работать в больших компаниях. Но если бы меня спросили, почему, я бы ответил, что это из-за их бюрократической системы или потому, что они насквозь фальшивые. В общем, фу. Я не понимал, сколько моей неприязни вызвано тем, что успех при работе в таких компаниях обеспечивается взломом неэффективных заданий.

И напротив, отсутствие возможности перехитрить тест во многом было тем, что привлекало в стартапах. Но опять же, тогда я ещё не мог эту мысль сформулировать.

По сути, я добивался успеха путём последовательного приближения к чему-то, где могло работать чёткое решение. Я постепенно избавлялся от привычки взламывать бестолковые тесты, даже не осознавая этого. Может ли кто-то, окончивший учебное заведение, прогнать этого демона, просто зная его имя и сказав «изыди»? Думаю, попытаться стоит.

Наверное, можно улучшить эту ситуацию, просто обсуждая её в открытую, потому что этот демон крепнет, когда мы принимаем его за норму. А стоит обратить на него внимание, он становится хорошо замаскированным слоном, которого никто не приметил. Явление это настолько же старое, насколько вездесущее. И происходит только от нашей невнимательности. Никто не хотел, чтобы система стала такой, но такое происходит, если совместить обучение с оценками, соревновательностью и наивной верой в невозможность обхитрить систему.

Было просто ошеломительным понять, что у двух самых удивительных для меня вещей — фальшивости выпускных классов школы и непонимания стартаперами очевидного — одна и та же причина. Нечасто так много времени требуется, чтобы водрузить на место такой большой кусок головоломки.

Обычно это запускает эффект домино в самых разных областях, и этот случай — не исключение. Например, выходит, что система образования далека от совершенства, да ещё и можно понять, как её улучшить. При этом мы получаем возможный ответ на вопрос любой крупной компании: как они могут перенять полезные качества стартапа? Не буду сейчас пытаться остановиться на всех последствиях, но попытаюсь рассмотреть значение своего открытия для отдельных людей.

Прежде всего, большинству амбициозных выпускников вузов может быть полезно забыть некоторые привычки. Но, помимо этого, меняется само представление о мире. Вместо того, чтобы рассматривать различные виды занятий и оценивать их как более или менее привлекательные «в целом», вы теперь можете задать весьма конкретный вопрос, который даёт занимательную классификацию: в какой мере успех в данной области зависит от умения обхитрить неэффективные тесты?

Было бы полезно найти способ быстро определять неэффективность тестов. Можно ли выявить какую-то закономерность? Думаю, да.

Есть два вида тестов: поступающие от вышестоящих инстанций и все остальные. Взломать можно только те, что навязаны сверху, потому что в противном случае никто не пытается изобразить, что с помощью теста можно проверить что-то, чего он на самом деле не проверяет. Футбольный матч проверяет, какая команда выиграет, а не какая объективно «сильнее». Обратите внимание на оценки комментаторов: «сильная команда победила», «слабая команда смогла победить». А вот тесты, поступающие от вышестоящих инстанций — как правило, индикаторы чего-то другого. Тест по предмету должен измерять не качество выполнения конкретного задания, а объём усвоенного на занятиях. Нужно, чтобы тесты, поступающие сверху, стали такими же неуязвимыми для взлома, как и остальные. Обычно это не так. Так что в первом приближении неэффективные тесты означают примерно то же самое, что тесты, навязанные вышестоящими инстанциями.

Кому-то может и нравится добиваться успеха путём взлома бессмысленных заданий. Наверняка есть такие люди. Но готов поспорить, что большинство тех, кто делает такую работу, от неё не в восторге. Они просто принимают как данность, что так устроен мир для тех, кто не хочет всё бросить и стать хиппи-ремесленником.

Подозреваю, что многие по умолчанию принимают, что решение неэффективных заданий — это жертва, которую приходится делать, если хочешь хорошо зарабатывать. Но это, могу вас заверить, совсем не так. Так было раньше. В середине прошлого века, когда экономику формировали олигополии, двигаться по карьерной лестнице можно было только при условии соблюдения их правил. Сейчас всё изменилось. Появилась масса способов разбогатеть, работая на совесть, и частично поэтому люди стали больше стремиться к тому, чтобы разбогатеть. Во времена моего детства можно было стать инженером и делать крутые штуки, или зарабатывать много денег, став «управленцем». Сегодня можно делать крутые штуки и на этом разбогатеть.

Умение взломать неэффективный тест становится всё менее важным по мере ослабевания взаимосвязи между работой и вышестоящими инстанциями. Это одна из важнейших тенденций нашего времени, и её воздействие ощущается практически в каждой сфере деятельности. Стартапы представляются самыми наглядными примерами, но примерно то же самое можно наблюдать и в писательской сфере. Писателям больше не приходится выходить на читателей через издателей и редакторов, теперь они могут это делать напрямую.

Чем больше я об этом думаю, тем радужнее мне видятся перспективы. Видимо, это одна из тех ситуаций, когда мы понимаем, насколько нас что-то тормозило, только избавившись от этого. И я уже вижу, как вся эта махина фальши распадётся. Представьте, что будет, когда всё больше людей начнут задаваться вопросом, хотят ли они и дальше дурачить бессмысленные тесты, и будут приходить к выводу, что не хотят. В тех сферах, где нужно взламывать глупые задачки, не останется способных кадров, а самые амбициозные люди уйдут туда, где можно добиться успеха работой на совесть. И по мере того, как взлом тестов будет утрачивать значение, система образования тоже изменится и перестанет нас этому учить. Представьте, каким тогда станет мир.

Эту вредную привычку должны забыть не только отдельные люди, но и общество. Вы удивитесь, сколько после этого освободится энергии.

Примечания

Если использование тестов только для измерения усвоения знаний вам кажется утопией, посмотрите на Lambda School. Там нет оценок. Вы или выпуститесь, или нет. Единственная цель тестов — определить на каждой стадии учебного процесса, можете ли вы перейти на следующую. Так что, по сути, вся школа построена на системе «зачёт/незачёт».

Если бы итоговый экзамен проводился в форме длинной беседы с преподавателем, можно было бы в качестве подготовки читать хорошие книги по истории Средневековья. Тесты в учебных заведениях так поддаются взлому во многом потому что большому количеству учащихся дают один и тот же тест.

Наивно полагать, что добросовестная учёба — эффективный метод получения хороших оценок.

Понятие взлом имеет несколько значений. В узком смысле оно означает подрыв работы чего-либо. Этот смысл вкладывается во фразу «взломать неэффективный тест». Но есть и другое, более общее значение: найти неожиданное решение проблемы, часто за счёт того, что к её решению подходят с необычной стороны. В этом смысле взлом — замечательная вещь. И действительно, некоторые приёмы взлома неэффективных тестов поражают своей изобретательностью; проблема даже не в самом взломе, а в том, что из-за уязвимости тесты не проверяют то, что должны.

Люди, которые выбирают стартапы в Y Combinator для вложения средств, похожи на приёмную комиссию, только критерии не произвольны, а основаны на чётком цикле обратной связи. Вкладываясь в неудачный стартап или отказываясь от удачного, обычно вы узнаёте об этом в течение года или максимум двух, а часто — уже в течение месяца.

Уверен, что членам приёмных комиссий уже надоело читать заявления о поступлении, ничего общего не имеющие с личностью их авторов, пытающихся казаться «достойными зачисления». Они не понимают, что в каком-то смысле смотрят в зеркало. Отсутствие правдивости в заявлениях — это отражение отсутствия чётких критериев зачисления. Точно так же диктатор может жаловаться на то, что никто вокруг не говорит с ним искренне.

Под «работой на совесть» я подразумеваю не честность и чистоту намерений. Речь идёт о качественном, добросовестном выполнении работы.

Существуют пограничные случаи, когда сложно определить, к какой категории отнести тест. Например, привлечение инвестиций больше похоже на поступление в ВУЗ или продажу товара?

Нужно учитывать, что эффективный тест — это такой, который невозможно обхитрить. Эффективный он в том смысле, что работает по назначению. Различие между отраслями бизнеса с эффективными и неэффективными тестами не в том, что первые хорошие, а вторые плохие, а в том, что первые, в отличие от вторых, не показушничают. Но это между собой не связано. Как сказала Тара Плаумэн (Tara Ploughman), дорога от добра к злу лежит через притворство.

Для любого, кто работал со стартапами, очевидна наивность мнения, что недавнее увеличение экономического неравенства связано с изменениями налоговой политики. Сегодня богатеют не те люди, что прежде, но масштаб не тот, чтобы можно было это списать только на налоговую экономию.

Примечание для поклонников азиатского стиля воспитания («родители-тигры»): может, вы и думаете, что учите детей добиваться успеха, но если вы учите их это делать путём просчёта неэффективных тестов, то вы просто заставляете их цепляться за устаревшие стратегии.

Примечание редактора

Процесс поступления в вузы в США сильно отличается от такового в странах бывшего СССР. Абитуриентов оценивают по совокупности критериев, в число которых входят не только результаты экзаменов, но достижения в спорте и общественной деятельности, «лидерские качества», сопроводительное письмо, которое пишет абитуриент и т. д.

Избранное сообщение

Онтокритика как социограмотность и социопрофесионализм

Онтокритика как социограмотность и социопрофесионализм

Популярные сообщения