Религия как сделано-верие: 03. Глава первая. Ракурс аттитьюда
Перевод 1-й главы готов полностью. Enjoy!
Конечно, любой нормальный трезвомыслящий человек при наличии такой альтернативы, не колеблясь, выберет свободу. А любой ригидный, религиозный, закомплексованный, то есть имеющий серьезные психологические проблемы (в том числе сексуального характера), выберет мораль, то есть внешнюю узду, поскольку понимает, что без внешней узды ему с собой не справиться. Ему нужен кнут. Ему нужна боль — вечная угроза адской боли, чтобы быть или хотя бы казаться приличным человеком.
Людям примитивным, у которых нет нравственных тормозов и внутреннего нравственного стержня, нужны тормоза внешние — в виде морали, как правило, базирующейся на какой-нибудь религиозной идеологии. В силу примитивности им кажется, что мораль, к которой они привыкли, напрямую вытекает из их религии. Хотя, это, конечно, не так. Никакой нет логической связи между христианской мифологией и принципом «не убий» или запретом варить козлёнка в молоке его матери. Эти заповеди из мифологии никак не вытекают, они просто постулируются. Если рассуждать эволюционно, в основе социальной морали лежит естественная животная мораль стадного существа, основанная на эмпатии — то есть естественной приязни особи одного вида к другой особи того же вида, без чего просто не было бы самой стадности, стайности. А мы — вид стадный — иной вид просто не смог бы стать разумным.
Что связывает отдельных особей высокоразвитого вида, — особей, не привязанных друг к другу физически, веревками... что заставляет их держаться вместе? Отношения! Приязнь друг к другу и желание контактировать, общаться с себе подобными. У муравьев эта врожденная социальность доходит до крайности — они умирают в одиночестве. А люди в одиночестве сходят с ума. Социальность — великое эволюционное достижение. Из которого и выросла мораль. И нравственность. Как видите, я их различаю, хотя зачастую эти понятия смешиваются до состояния неотличимости. Да и сам их иногда смешиваю в первом приближении, чтобы быстро донести до слушателей мысль, не тратя времени на углубление в детали.
А сейчас я более точен и понятия эти разделяю. Мораль — это свод неписаных (а иногда и писаных, помните Библию или «Моральный кодекс строителя коммунизма»?) правил, которые разделяются обществом и вытекают (как считается) из главенствующей идеологии. А нравственность — та поведенческая линия, вытекающая из внутренних ощущений, которая диктуется не Старшим Братом, не Огромным небесным колдуном с огромной небесной палкой, не осуждением соседей («А что люди-то скажут!»), короче говоря, не внешней силой, не внешним принуждением, а внутренним нравственным чувством. Основанным прежде всего на эмпатии — сочувственном отношении к особям своего (и даже не своего) вида. Не исключая, разумеется, сочувственного отношения к самому себе, как человеку. Не зря же говорится: не умеющий любить себя — никогда не сможет любить других.
«Начни с себя!» — вот та единственная заповедь коммунистов, которую можно нам, либералам перенять. Потому что она по сути своей совершенно не коммунистическая, эта заповедь. Начни с себя — зарабатывать деньги, устраивать счастливую жизнь и пристойный быт себе и своей семье — в первую очередь. А уж потом, наполнив этот сосуд, можешь заняться благотворительностью, политикой и танцами на льду.
Разница между моралью и нравственностью понятна: нравственному человеку не нужна палка, чтобы оставаться хорошим, у него есть внутренние ограничители. Человеку религиозному она нужна. Эта внешняя палка и есть, собственно, религия с её жутчайшими угрозами вечных пыток для отступников и ослушников.
Между тем, магистральная линия прогресса совершенно ясна — она идёт в сторону внутреннего усложнения человека. Это линия свободы, это линия гуманизации, толерантности (терпимости к инаковым людям, даже не разделяющим твоих воззрений или просто странно выглядящим). Это линия транспарентности, внутренней раскомплексованности (что религиозники иногда называют развратом, и с этой точки зрения наша задача — разврат приветствовать)... короче говоря, линия прогресса, линия цивилизованности — это это линия либеральная, то есть линия освобождения человека от жестокости, которая имманентно присуща всем ригидным идеологиям и прежде всего идеологиям религиозным и пострелигиозным, тоталитарным, типа национализма, марксизма, коммунизма... это линия освобождения от замшелой морали, которая флегматизирует и социум вообще, и отдельного человека в частности обвешивает комплексами, как результат — психосоматическими расстройствами.
Понятно, что старое всегда сопротивляется новому — это обычное следствие общефизических законов сохранения на социальном уровне. И сопротивляется по-разному. Религиозники сопротивляются доносами в прокуратуру, попытками запретить празднование Хэллоуина, террористическими актами, проклятиями в адрес бездуховного Запада (в противовес духовным скрепам и традиционным ригидным ценностям технологически отсталого мира — а мы понимаем, что именно прогресс в области технологий и меняет устои, взламывая старую мораль)... Неорелигиозники, то есть поклонники неорелигиозных культов типа «самого верного учения», как его охарактеризовал дедушка Ленин, тоже крайне недовольны, ибо у них есть свои представления о морали — недалеко, кстати, ушедшие от классических религиозных.
Помню, небезызвестный Кургинян, неоднократно потрясая моей книгой «Свобода от равенства и братства», искренне возмущался: до чего ж дошли, суки, эти либералы, да разве в прежние времена тотальной уравниловки можно было выпустить книгу с таким неполиткорректным названием... Они ведь, леваки, все помешаны на политкорректности — что современные западные, что советские коммунисты. Мы 70 лет жили при красной политкорректности, когда нельзя было говорить то, что думаешь. Это грозило неприятностями — от расстрела в сталинские времена до поломанной жизни и карьеры во времена более вегетарианские. И сейчас на пролеваченном Западе та же история — надо взвешивать слова и думать, что говоришь, иначе в момент жизнь испортят. Не дай бог скажешь что-то, не соответствующее главенствующим моральным догматам! Между прочим, это абсолютно уголовное миропонимание — «за базар ответишь» — что у леваков, что у бандитов. Наверное, потому они и социально близкие. В нормальном обществе, где проповедуется свобода слова, к слову относятся не в пример легче, более терпимо — не как на зоне, во всяком случае. Потому что нормальное общество слова не боится, потому что оно прочное, оно крепкое и его ветром изо рта не разрушишь. А вот общества дикие, общества с магическим мышлением очень следят и за словом, и за символикой. Там вас за сожженную тряпку (например, государственный флаг) могут посадить, потому что в диких обществах тряпка дороже человека. У нас же, либералов, примат человека. Человек мерило всего и высшая ценность. И потому он может говорить и делать все, что угодно, если непосредственно не ущемляет ничьих интересов.
А ведь свобода слова, то есть свобода циркуляции информации в социальном пространстве, конкурентная борьба слов и идей есть базовая ценность цивилизации и единственный залог её развития. Если деньги — кровь экономики, то информация — лимфа социального организма. И, напротив, застой идей, который наблюдается в догматичном морально-идейном пространстве аналогичен застою в организме и ведет к некротизации социальной ткани. К умиранию социума. Совершенно прав был великий историк профессор Ракитов, когда сказал: «Общество, зацикленное на традиции, обречено жить в прошлом».
Мы знаем примеры таких традиционных обществ, застрявших в прошлом — дикари в амазонской сельве, которые до сих пор живут в каменном веке. Зато с духовными скрепами там полный порядок. Можно так жить? Можно! Пальмовые юбочки, копья, средняя продолжительность жизни 20 лет, табу, память предков, деды-воевали, глисты и прочие традиционные ценности.
Возвращаясь к книге и Кургиняну, который мнит себя философом и который считал мой лозунг аморальным (противоречащим морали леваков), скажу: великий лозунг великой Французской революции про свободу, равенство и братство с точки зрения либерализма неравнозначен.
Свобода? Да! Именно освобождение всех творческих способностей каждого человека и лежит в основе прогресса. Каждый участвует в экономике, а не как в рабовладельческих обществах, где в экономику товарного обмена включены только хозяева рабов, а те из обменного процесса выключены и находятся на положении предметов. «Харчно!» — как говорила моя бабушка. А полное освобождение личности — свободу! — дает только либеральное общество с минимальными барьерами, запретами и ограничениями, в том числе моральными.
Братство? Хм... Это поэзия. И как чистая поэтика не подлежит рациональному осмыслению. Нравится, то есть плющит — употребляем. Не нравится, отказываемся: «Никогда мы не будем братьями — ни по родине, ни по матери...»
Наконец, равенство. Здесь интересно. Потому что есть равенство и равенство. Есть равенство юридическое, равенство стартовых возможностей для честного соревнования и наиболее полного выявления всех творческих возможностей личности. Хочешь участвовать в забеге — вставай на финишную прямую и беги. Результат зависит только от твоих стараний и талантов. Если общество хочет добиться от каждого по максимуму, оно не дискриминирует никого в правах, не вешает никому кандалы на ноги. В таком обществе нет аристократов, имеющих априори больше прав, и нет и рабов, имеющих прав меньше или не имеющих вовсе. (Это, конечно, уменьшает разнообразие в обществе: раньше были аристократы и рабы, свободные крестьяне и пр., а теперь — полное равенство, нивелировка. Но это та нивелировка, которая работает на развитие по закону иерархических компенсаций.)
И есть равенство, понимаемое, как равенство результата, как уравниловка. Квоты, так называемая положительная дискриминация, предоставление больших прав за меньшие способности — вот это вот всё. Это чисто левацкая идея, мы ее наблюдали в СССР, собственно, и термин «уравниловка» оттуда. И, как видно, она приводит к тем же результатам, что и неравенство, поскольку надевает на успешных и талантливых кандалы в пользу неуспешных, но принадлежащих к так называемым угнетаемым меньшинствам. То есть в обществе квот и оголтелой политкорректности включается противоестественный отбор — отбор на худших. Вот к чему ведет выключение естественной конкуренции «в пользу бедных».
Уравниловка, квотирование, высокие налоги на богатых — этот есть социальная энтропия, то есть угасание системы, ее хаотизация и умирание, та самая некротизация социальной ткани. Потому что... как биологическая жизнь есть способ существования белковых тел, так и экономика есть способ существования социальных организмов. А в левацких обществах экономика угнетена, а в пределе, когда существует Госплан, экономика вообще отсутствует, потому что экономика — второе имя рынка. Нет рынка — нет экономики, и социальный организм превращается в зомби — ходячего мертвяка, которого дергают за ниточки искусственного плана чиновники и бюрократы.
Двигателем живой экономики является неравенство, то есть разность экономических потенциалов, так же как разность уровней воды в гидродинамике заставляет воду течь и совершать работу, так же как разность электрических потенциалов, называемая в электротехнике напряжением, порождает электрический ток, который совершает полезную работу.
Таким образом, именно и только либеральная модель, которая дает нам это понимание, модель Большого Города, ибо родилась она в условиях города, модель миропонимания и мироощущения, которой противостоит мир Традиции, мир Деревни, мир жестких моральных императивов... только такая модель и является жизнеспособной. Другими словами, в столкновении мира Современности и мира Традиции мы на самом деле имеем столкновение Будущего и Прошлого, Жизни и Смерти, Эволюционного развития и Энтропии. Потому что в условиях живой эволюции топтание на месте есть гибель, здесь нужно постоянно прыгать со льдины на льдину, постоянно бежать вверх по опускающемуся эскалатору естественной энтропии. Жизнь — это устойчивое неравновесие, это перманентная борьба за свою выделенность из среды. И поскольку жизнь меняется, должны меняться и приспособительные механизмы. Старая традиционная мораль, как приспособительный механизм, появившийся когда-то в результате социальной эволюции, сейчас своё отработала и стала тормозом для прогресса. А прогресс, в том числе прогресс моральный, который автоматически следует за прогрессом техническим, есть ни что иное, как просто способ жизни цивилизации, метод выживания в меняющихся условиях.
И вот каким именно образом любые иные модели, кроме либеральной, — устаревшая религиозная или пришедшая ей на смену лево-либеральная, которая прекрасно чувствует себя на Западе — тормозят прогресс и толкают мир в пропасть, мы сейчас вкратце разберём.
Я сейчас даже не буду говорить о торможении экономики, к которому приводят обе модели — одна осуждающая ссудный процент, другая прямо тянущая в социальную энтропию. Поговорим о более важном — о будущем. О простом физическом выживании человечества, как биологического вида.
Увы и ах — наш вид подходит к своему концу. Тысячи лет социальной эволюции грозят закончиться бесславным ничем. Просто в силу генетического вырождения. Последние лет двести у нас из-за развития медицины практически перестал работать естественный отбор. То есть началось накопление так называемых слабовредных мутаций. Те дети, которые раньше не выживали, теперь спокойно доживают до репродуктивного возраста и передают в будущее свои дефектные гены, которые таким образом не вычищаются из генофонда популяции.
Младенческая смертность на 1000 рожденных
Успех? С одной стороны, да. А с другой, как видите, за какие-то полвека практически выключен естественный отбор. Повернули тумблер... Человечество начало поворачивать этот тумблер медицины и санитарии лет двести назад, постепенно выбирался люфт, и окончательный щелчок, как видите, произошел только в прошлом веке.
К чему это приводит, биологи, генетики знают прекрасно. Чарлз Дарвин по этому поводу писал:
...мы строим приюты для имбецилов, калек и больных, мы ввели законы для бедных, наши медики изо всех сил стараются спасти жизнь каждого до последней секунды... Таким образом, слабые члены общества продолжают производить себе подобных. Всякий, имеющий хоть какое-то отношение к разведению домашних животных, подтвердит, что это губительно для человеческой расы.
Конечно! Запущен механизм обратной селекции — на вырождение.
Современные биологи придерживаются аналогичных взглядов. Вот, например, что пишет доктор биологических наук Александр Марков:
вырождение в таких условиях (когда нет никакого отбора — А.Н.) происходит быстро и неотвратимо. Очень скоро мы получим поколение настолько слабое, чахлое, болезненное и бессильное, что никакая суперсовременная медицина не поможет... Без отбора любой вид должен быстро выродиться и погибнуть. Просто потому, что: 1) мутагенез остановить невозможно; 2) большинство не нейтральных мутаций вредны.
И приводит пример экспериментального подтверждения своих слов. Оказывается, в конце девяностых годов в Мичиганском университете нашими бывшими соотечественниками во главе с биологом Кондрашовым был поставлен эксперимент на дрозофилах с выключенным естественным отбором:
Авторы брали от каждой пары мух одного случайно выбранного сына и одну случайно выбранную дочь. Отобранных таким образом мух делили, опять-таки случайным образом, на брачные пары. Из потомства каждой пары опять брали одного сына и одну дочь, и т.д. Отбор при этом не был полностью отменен, потому что некоторые пары вообще не могли произвести потомство, из некоторых отложенных яиц не выводились личинки, некоторые личинки не могли окуклиться, а из некоторых куколок не выводились взрослые мухи. Очевидно, такая судьба постигала тех, чьи геномы были уж слишком отягощены вредными мутациями. Но тем не менее отбор стал гораздо слабее, чем в природе или в обычной лабораторной популяции, где мухи, живущие в пробирках с кормом, образуют брачные пары по собственному выбору и свободно конкурируют друг с другом за пищу и жизненное пространство... Через 30 поколений подопытные популяции мух пришли в жалкое состояние. У них резко упали плодовитость и продолжительность жизни. Кроме того, они стали вялыми и, по словам А. С. Кондрашова, „даже не жужжали“. Генетическое вырождение налицо.
И далее:
Есть основания полагать, что в течение последних 100 лет люди (по крайней мере жители развитых стран) оказались в условиях, напоминающих эксперимент Кондрашова. Благодаря развитию медицины, изобретению антибиотиков, решению продовольственной проблемы и росту уровня жизни резко снизилась смертность (а несколько позже и рождаемость). У жителей развитых стран стали выживать почти все родившиеся дети. Кроме того, слабое здоровье перестало быть серьезной помехой для размножения... По мнению Кондрашова, естественный отбор на человека сегодня почти не действует, по крайней мере в развитых странах. Это значит, что выживаемость и плодовитость людей практически перестали зависеть от их генотипа.
В этой связи хочу привести любопытную статистику, собранную в одной только московской ведомственной медсанчасти, к которой прикреплено более 120 тысяч человек.
Автор приводит данные по ухудшению репродуктивного здоровья за последние 15 лет. И видно, что за этот короткий срок число беременностей, закончившихся выкидышами выросла вдвое — с 0,19 на 100 женщин до 0,42. Растет количество процедур ЭКО, то есть женщин, не могущих не то что выносить, но и просто забеременеть.
За тот же срок процент неблагополучных беременностей вырос с 55 до 69%.
И далее автор делает следующий вывод:
При сохранении существующих тенденций, примерно через поколение, максимум через два (20-40 лет) численность людей, нуждающихся в постоянной медикаментозной коррекции для поддержания трудоспособности достигнет 50-60%, количество инвалидов будет составлять не менее 15-20% населения. Количество женщин, способных рожать без медицинской поддержки не будет превышать 5-10%. Еще через пару поколений подавляющее большинство населения будет нуждаться в постоянном приеме медикаментов для поддержания возможности выполнять социальные функции, кроме этого почти половина населения будет являться инвалидами. Количество способных самостоятельно рожать сократится до 1-2%.
Полная деградация и генетическое вырождение. Исчезновение вида хомо сапиенс.
Что же делать? И при чем тут либерализм?
Ясно что — то, что человечество делало всегда, на протяжении всей своей истории: от нарастающих проблем оно избавлялось с помощью новых технологий. Новые технологии, в свою очередь, приносили новые проблемы, приводили к очередному экологическому кризису, то есть к кризису исчерпания среды. И проблема решалась очередным качественным скачком. Самый яркие примеры тут — Неолитическая революция и переход от дров к углю и пару.
Кстати, это не чисто человеческая черта — переход на новые технологии, не признак разума, а черта общеэволюционная. Эволюция всегда избавляется от экологических кризисов переходом на новые технологии, так было и до человека, так будет и после человека. Человек разумный — просто один из этапов вселенской эволюции. Отравив когда-то атмосферу планеты кислородом с помощью цианобактерий, эволюция перешла на другие конструкции — дышащие кислородом.
Иными словами, нас может спасти генная инженерия, то есть вмешательство в самою основу человеческого бытия, в конструкцию.
Грядет мир постчеловека. Причем даже если бы не генетическое вырождение, нам все равно пришлось бы менять свою биологическую основу искусственно — хотя бы потому, что любой вид конечен, как и индивид. А нам — бесконечность подавай!
То есть выжить человечество может только начав менять себя и отказавшись от своей естественной, «созданной богом» природы. Как относится к этой перспективе Традиция, думаю, объяснять не надо — резко отрицательно. Они даже к презервативам и прерыванию беременности относятся отрицательно, находясь в плену догматов и предпочитая «естественность». И потому с любыми религиями нам не по пути в будущее.
Вот что пишет «Нью-Йорк Таймс» по этому поводу: «Сопротивление репродуктивному клонированию в конгрессе — всеобщее, и если какой-нибудь сенатор или конгрессмен втайне разделяет более мягкий взгляд на эту технологию, шанс, что он или она выразит такое мнение публично, равен нулю. Конгресс решил объявить преступным репродуктивное клонирование, хотя единодушие Конгресса в научных и гуманитарных кругах разделяется не всеми». Почему же тогда они голосуют все равно против? А чтобы «набрать политические очки среди религиозных консерваторов и активистов движения против абортов».
Отсюда и многочисленные попытки запретить клонирование, вмешательство в человеческий геном и так далее. То есть попы и поповствующие упорно толкают нас в средневековье, то есть к краю пропасти, к гибели. И с ними все понятно.
А как относятся к перспективе генетической модернизации человека леваки?
Да точно также! Они против! Они называют евгенику фашизмом и ущемлением прав нерожденных инвалидов! Помните, я говорил, что левачество толкает нас туда же, куда и Традиция — на примере экономики и социальной эволюции — вешают кандалы на ноги обществу. И здесь тоже самое!
Несмотря на то, что лево-либеральные круги на Западе, казалось бы, выступают за прогресс и аборты, они самым парадоксальным образом толкают человечество в сторону генетической деградации! Потому что перегуманизированность крайних левых, их абсурдная защита не только меньшинств, но и прав нерожденных инвалидов пихает человечество аккурат в сторону пропасти. Левые изо всех сил противодействуют позитивной евгенике! В США, например, общественные организации инвалидов требуют, чтобы инвалидов стало как можно больше. И это не шутка. Данные организации заявляют, что сепарация в пробирке хороших генов и плохих есть ущемление прав нерожденных (от дурных генов) инвалидов! Что ставит под сомнение ценность жизни уже живущих инвалидов. Им как бы говорят, будто они — неполноценные.
Американский автор Джон Глэд приводит вопиющее по своему античеловеческому маразму воззвание указанных защитников инвалидских прав:
Главная тема в обсуждении евгеники заключается в том, что кто-то решает на основе открыто заявленных или негласных критериев, какие характеристики имеют право на существование, а какие — нет... Есть ли рациональный способ сделать различия между болезнью Тея-Сакса, бета-талассемией (болезнь крови), серповидной клеточной анемией, болезнью Альцгеймера, фенилкетонурией, неправильной сексуальной ориентацией (если когда-нибудь отыщется способ предсказывать ее), душевными заболеваниями, кистозным фиброзом, церебральным параличом, расщеплѐнным позвоночником, ахондроплазией (недоразвитостью роста), гемофилией, синдромом Дауна, сердечно- сосудистым заболеванием, остеопорозом и ожирением?... Идѐт война характеристик, которая исключит многие свойства из движения за права человека и из равноправия. Этому должен быть положен конец.
Вот так. Дискриминации нерожденных инвалидов должен быть положен конец! Пусть расцветают сто цветов! Пусть вырождение правит бал!.. Не зря я говорил, что мораль неорелигий схожа с моралью религий традиционных. Хотя адепты неорелигий, типа марксизма, не верят в существование Огромного колдуна, а религии традиционные на Мировом волшебнике основываются.
Таким образом, чтоб проскользнуть в будущее между Сциллой консерватизма Харибдой левачества нам нужно четко придерживаться курса на правый либерализм с его релятивистской моралью. Курса на общество, где идеология отнята из рук государства и отдана в частные руки, став личным увлечением каждого и став чем-то похожим на собирание марок. То есть, оглядывая политическую плоскость, мы понимаем, что ни левый либерализм, ни правый консерватизм, равно как и левый консерватизм для попадания в игольное ушко будущего не приемлемы.
Только либеральная парадигма, как лежащая в общеэволюционном русле, общие закономерности которого (типа закона Седова и др.) прослеживаются от самого момента Большого взрыва и наука, их прослеживающая, которая называется Большой историей, Биг хистори, Синергетикой или Универсальной эволюцией, — открывают нам путь к спасению.
