Безопасность государства и защита граждан

https://medium.com/@Myslobodin/это-не-apple-vs-fbi-все-гораздо-серьезнее-3fe74b7d4802#.wd1u1z2el

Современному миру грозит противоборство предельных ценностей

Анатолий Ахутин: Современному миру грозит противоборство предельных ценностей

http://uisgda.com/ru/novosti/1208-anatoliy-ahutin-sovremennomu-miru-grozit-protivoborstvo-predelnyih-tsennostey/

---

— Анатолий Валерианович, Вы когда-то обосновали положение, согласно которому ««природа» была открыта в глубине культуры» – то есть даже наиболее фундаментальные мировоззренческие убеждения и практические установки с ними связанные имеют относительный статус. Не означает ли это, что европейский способ культурного бытия — секуляризированный и направленный на изменение-подчинение природы — является следствием случайных культурных мутаций, а значит, есть «делом вкуса»?

— К сожалению, должен сразу не согласиться с самой формулировкой вопросов. Причем по всем пунктам.

Во-первых, я обосновывал положение, что в XVI-XVII веках была открыта не вообще природа, а «природа» как бесконечный и неведомый предмет методического познания. Это методическое познания природы, неведомой, но устроенной тоже методически, а именно — как механизм, как скрытая техника. Поэтому и познание ее устроено технически (экспериментально, инструментально), и познается природа как потенциальная техника («машина»). В античности «природа» в ее «природности» понималась иначе, а именно — как самобытная «природа вещей», относительно которой человеческая «техника» была делом искусственным, «природе» посторонним. В Средние века «природа» открыта как творение Творца… Когда я говорю «открыта», я имею в виду способ существования в жизненном мире человека чего-то такого, как природа, а не чьи-то взгляды или убеждения. Во-вторых, изменения, определяющие эпохальные миры европейской культуры, происходят отнюдь не как «случайные мутации» и уж ни в каком смысле не могут считаться «делом вкуса». Изменялись не мировоззренческие убеждения, а то, что раньше, глубже и необходимей всех убеждений и мировоззрений. Назову это метафизическим или онтологическим основанием культуры. Эпохальные изменения происходят в этом основании, а не в случайных мнениях людей. Можно ли назвать современную астрофизику делом вкуса? Так же точно нельзя назвать делом вкуса и мир, подробно выясненный, например, в «Сумме теологии» св. Фомы Аквинского. В-третьих, смысл эпохального рубежа, отделяющего культурный мир европейского средневековья от того, что называют эпохой Нового времени (или Модерном), уясняется в глубинах богословской-философской мысли (Н. Кузанский, Ф. Суарес, Дж. Бруно, Р. Декарт…), а вовсе не в сфере взглядов, мнений, вкусов. В-четвертых, «европейский способ культурного бытия» определяется отнюдь не только этой, ближайшей к нам по времени культурной эпохой. Бытие европейской культуры включает в себя культурное бытие ее исторических эпох (Гомера мы читаем наряду с Шекспиром или Джойсом как равнозначимые произведения европейской культуры; Аристотель, Лейбниц и Деррида — в культурном бытии философской мысли — современники). Исторические цивилизации Европы — Греция, Рим, Византия, Средневековье, Модерн… — возникают, устраиваются, трансформируются, исчезают, но в культурном бытии Европы они продолжают существовать как оригинальные культурные субъекты. В этом смысле европейский способ бытия как бытия европейской культуры складывается как перманентный ренессанс. Культурное бытие это только возможность, но эта возможность включает в себя возможность актуально соучаствовать в этом бытии всем эпохальным субъектам европейской культуры. В-пятых, секуляризованный и направленный на изменение-подчинение природы мир ни в малой мере не составляет существо европейской культуры. Этот идеологический образ не отвечает даже культурному смыслу Нового времени. В этом идеологическом образе с «западной» культурой отождествляется только одна сторона современной евро-американской цивилизации: мир научно-технической модернизации и соответствующая ему форма социального устройства. Что же до европейской культуры, то ее религиозное измерение не определено полюсами «вероисповедный — секулярный». Европейская культура существует во встрече разных конфессий, ее сакральный текст (Библия) конфессионально разнороден, а богословская традиция включает во внутренний диалог веры с самой собой всю философию, поначалу греческую (неоплатонизм, позже аристотелизм), а затем арабскую и… всяческую. Сомнение, атеизм, богоборчество, тема «смерти Бога», мир, «лишенный смысла», — все это формы европейского богомыслия. Секулярность — это цивилизационная форма, отнюдь не только безрелигиозная, она позволяет со-существовать разным богомыслиям: конфессионально-догматическим установлениям, драматическим сомнениям, отрицаниям или просто светскому обсуждению).

  — Означает ли вызов, который бросают сегодня Западу незападные культуры (осуждая его секулярность, психологию и технологию потребления, либеральные ценности и т.д.), наступление новой эпохи «поворотных времен»?

— Моя осведомленность в событиях современного мира невелика, но все говорит мне о том, что переживаемое нами время — эпоха радикального и предельно рискованного поворота. Поворот этот теперь не просто рубеж в европейской культуре, это поворот к бытию в мире глобальном. Научно-техническая цивилизация представляется миром нейтральных средств (технологии, транспорт, энергия, финансы, информация) и поэтому внутренне предопределена к глобализации. Как правило, глобализацию мира и понимают исключительно в этом срезе. За нее ратуют или ей противоборствуют, оставаясь в плоскости такого понимания. Между тем, глобализация — то есть неизбежная встреча разных цивилизаций и разных культур (что значит — разных способов быть человеку, миру, Богу, соответственно, разных способов понимать себя в мире) — событие, затрагивающее гораздо более глубокие и скрытые основания человеческого бытия. Тревога, вызываемая колебанием основ, сказывается в том, что против экспансии «западной» рациональной цивилизации выступают силы «духа», который не «дышит, где хочет», а стоит на несокрушимых фундаментах, хранимых вековыми сверхрациональными (выделение моё — Е.В. Дальше автор вспоминает прилагательное «иррациональные». Но в целом текст очень полезный и содержательный) традициями. Но, во-первых, такого рода противоборство цивилизованного благоустройства (нормы, формы, законы, права…) и экстатического трансцендирования всякого благо-устроения изначально входит в существо духовного и культурного бытия европейского человека; во-вторых, сами анти-рационалистические идеологии оккультной «традиции», «мифа», «общины», «крови-почвы» и прочих сакральных фундаментов — суть изобретения европейской мысли, причем, именно Нового времени: неотрадиционализм от «негритюда» С. Сенгора и Ф. Фанона до «мусульманства» Р. Генона, аристократический «фашизм» Ю.Эволы, радикальный консерватизм Де Местра, Л. Бональда.., — все это придумали не «незападные культуры», а европейцы или люди, получившие высшее европейское образования (Сенгор окончил Сорбонну, Фанон — лионский университет…); в-третьих собственно европейский «дух» в этом противоборстве — отнюдь не «секулярность», «либерализм» и «консумеризм», а само противоборство, понятое, принятое и осознанное как радикальная экзистенциальная самоозадаченность человека в существе его бытия. Открытие коренной самоозадаченности человеческого бытия есть собственное существо европейской культуры и входит в философское самосознание человека как человека европейской культуры: homo europaeus. Противоборство идеологов неотрадиционализма или сакрального фундаментализма «незападных культур» человеку «западной культуры» направлено вовсе не против секулярности и потребительства, а против человека-озадаченного, против культуры вопрошания, культуры сомнения. В современный европейски мир вторгаются не только инородные беженцы, но чуждые смыслы. Однако, если вспомнить историю европейской культуры со времен греков, мы увидим поразительную вещь: именно так, в столкновении смыслов, вторгающихся с Востока (ближнего и дальнего), с Севера, из-за океанов, с других континентов, возникала, существовала и пока еще сохраняется европейская культура. Как культура это культура смысловых столкновений.

  — Существуют ли универсальные этические ценности, которые не связаны с партикулярными религиозными и культурными системами? Что это за ценности и как возможно их обоснование?

— Давайте различим. Первое — этические ценности и этические нормы. Второе — этические нормы как а)нормы существования в своем мире (нравы) и б)нормы со-существования разных «своих миров» или формальные («общечеловеческие») нормы взаимопризнания. Третье — этические нормы писаные (вменимые) и неписаные (обязанные воспитанности, цивилизованности), а среди неписаных – впитанные с воспитанием и развитые культурой. Нравственная конституция человека не определяется нормативной моралью. Она сказывается, когда нормы неприменимы. В сложных моральных ситуациях, из которых и состоит человеческая жизнь, мы говорим о неопределимых и неуловимых состояниях: о чуткости, о совести, о сострадании. Эти универсалии нельзя вменить человеку. С другой стороны, мы говорим о долге, который не интересуется нашими чувствами и держится одним «нравственным законом внутри нас». Нравственный мир, как видим, устроен сложно, но нравственный поступок требует бескомпромиссной однозначности. В «своем мире» существуют нравы, свойственные обитателям этого мира, но в другом мире — другие нравы, и в «чужой монастырь» со своим уставом соваться не следует. Обитатели современной городской цивилизации живут не в «своем» мире, не в общине, а в сообществе разных «общин» (нравов). Тут и возникают этическое проблемы. Есть простейший уровень: нормы общежития, основание которых – условия сохранения общежития не только «своих», но и разно-нравных, условия взаимопризнания. Институциональная форма таких норм — формальное право. Но неписаная мораль повседневной жизни дело другое. Именно здесь — в сообществе разных нравов — место моральных проблем. Общепринятости недостаточно, нужно размышление, нужна продуманная «этика», «этика», условно говоря, общечеловеческая. Она может формулироваться как некий кодекс общечеловеческих норм-ценностей. Но где эта обще-человечность? Кто такое — человек вообще? Часто пытаются приспособить для этой цели «Декалог» иудейской «Торы». Однако, чтобы сделать эти особые заповеди всеобщими, их приходится так обкорнать и опустошить, что они утрачивают этическую силу. Мы же не можем сказать детям, что лгать нельзя, потому что так повелел Всевышний, — придется читать всю Тору, а там нам будет предписано, например, не только «соблюдать субботу», но и побивать камнями за прелюбодейство. Мы забыли о своенравии этого кодекса. Равно своенравны (то есть принадлежат общине христиан) и заповеди Нагорной проповеди. Общечеловеческая этика может иметь в виду только всё человечество со всеми его нравами, часто взаимоисключающими. Поэтому ничего кроме этики априорного взаимопризнания не может быть основанием общечеловеческой этики. Принципы такой этики могут быть сформулированы как условия сохранения свободы собственного бытия, путем признания свободного бытия другого. «Не делай другому того, чего не хочешь претерпевать сам» (именно в этой отрицательной формулировке), — вот универсальный принцип такой этики. Словом, регулятивная идея общечеловеческой этики, в качестве своей наглядной парадигмы имеет «всемирное гражданство» (Кант). Это не сообщество граждан всемирного города-государства, а гражданское сосуществование разнородных общин (культур, традиций, конфессий – нравов). Однако этот этический проект всемирного гражданства сразу же обнаруживает свою утопичность, причем, отнюдь не только практическую. Настоящие проблемы возникают, когда мы сталкиваемся со сверхэтическими — духовными — ценностями. Они по-разному религиозны: строго конфессиональны, традиционны, просто идеологичны… Как бы ни учреждались эти своенравные духи, они по определению не могут сосуществовать во всемирном гражданстве, поскольку каждый из них содержит не свое, а всеобщее. Этическая ценность — не этическая норма, ею определяется так называемый смысл жизни, то есть то, при утрате чего сама жизнь теряет для человека какую бы то ни было ценность, более того, обрекается на духовную гибель. Религиозная система выглядит «партикулярной» только извне, внутри она универсальна. Если «культурную систему» брать всерьез, она тоже в себе универсальна. Трактовка их как «партикулярных» — это взгляд европейской культурологии, то есть типично колониальный взгляд, который будет так и оценен изнутри «систем». Проблема для нас, следовательно, в том, что этические «ценности» различны, но равно универсальны, иначе говоря, — сверхэтичны. Они этически исключительны, никакая общая этика тут невозможна. Так обрисовывается решающее противостояние современности: сверхэтические взаимоисключения, с одной стороны, и этика всемирного гражданства, с другой. Вопрос в том, возможен ли сверхэтический источник вдохновения для этики всемирного гражданства, чем может питаться его пафос, за что готов умереть этот принципиально секулярный этик? Решающая этическая заповедь (не норма) европейского человека (homo europaeus) равно изначальна европейской культуре: «Узнай себя!», «открой себя как загадку-задачу»… В частности: сверхэтическая ценность европейского духа — это фундаментальная озадаченность сверхлично-ценностными «духами» или столкновение фундаментов. Утратить способность и силу выдерживать эту фундаментальную озадаченность собою, миром, Богом, — значит утратить честь и достоинство человека. Такова сверхэтическая ценность homo europaeus. Когда этот дух европейской культуры утрачивается, тогда — в этом падшем состоянии — и в самом деле остаются только потребители в обществе потребления.

  — Возможна ли и на основе какой методологии рациональная полемика (межкультурная) по поводу предельных ценностей и убеждений?

— Методология рациональной полемики иррациональных сил — не важно, «полемика» ли это жителей коммунальной квартиры, соседних станиц, аулов, сел или же конфессиональных, этнических, национальных общностей, а то и столкновение цивилизаций — одна: переговоры о совместном сосуществовании, ни в коем случае не затрагивающие «предельные ценности», то есть иррациональные источники этих сил. И альтернатива тут одна: война. Рациональное основание переговоров — выбор между войной и мирным сосуществованием. Равным образом и в классовых «битвах» выбор один: мирное сосуществование разнородного гражданского общества, основанное на праве, или диктатура идеологов, представляющих идеологически сконструированный «народ», над гражданами. Трудность тут в том, что сообществу, учреждаемому «предельными ценностями», свойственно осознавать себя вовсе не одним из многих (самобытным, этно-культурно своеобразным), а исключительно человеческим. В этом сознании люди делятся не на таких и других, а на «верных» и «неверных», «просвещенных» и «дикарей» (вспомним «бремя белого человека» Киплинга), «расово полноценных» и «неполноценных», освобождающийся «народ» и класс «эксплуататоров»… Если вспомнить ваш второй вопрос, то противоборство, которое, на мой взгляд, более всего грозит современному миру войной, это противоборство сил иррациональных «предельных ценностей» (абсолютов) с прагматическим миром рациональной полемики и договоров, то есть с тем самым секулярным, либеральным, политкорректным миром, который именуется западной цивилизацией. Итак: или рациональная полемика и договоры по цивилизованным правилам или священные войны в мире, наполненном атомными станциями и набитом ядерным оружием.

  — Если попытаться отвлечься от остроты момента, крайностей, которые подсказывают СМИ, как Вы видите будущие отношения Украины и России? — Пока не вижу ничего, кроме категорического разрыва. Я надеюсь только на культурную чуткость и просто на здравый смысл украинцев, которые не дадут исчезнуть в разверзающейся пропасти русской культуре и самом русскому языку. Для нас после 1945 года долго еще врагами были немцы вообще, а не фашисты. Но, слава Богу, мы не выбросили из нашей культуры ни «Фауста», ни Ницше, ни Томаса Манна, ни уж подавно немецкий язык. А теперь читаем и Эрнста Юнгера и Готфрида Бенна.

— И последний вопрос: что могут предложить интеллектуалы своей стране для выхода из сложившегося кризиса?

— Плохо понимаю, что такое «интеллектуалы». Есть профессионалы в своем деле — писатели, журналисты, публицисты, социологи, историки, философы… Каждый делает свое дело, и если дело это зачем-то нужно, то и помогает. По-моему мнению, стоило бы на телевидении обсуждать не только актуальные политические события, но и вот эту тему: ценности европейской цивилизации – каковы они и как они могут соотноситься с теми ценностями, что объявляют себя предельными, исключительно абсолютными, духовными. Иначе говоря, в чем своеобразная предельность ценностей цивилизованного общежития.