Как выглядели дисциплина, порядок и эффективность при Сталине

Делаю перепост из Facebook текста, мимо которого никак не могу пройти:

Ирина Рэд

все так и было. Особенное удивление вызывают плачущие по совку. Они либо не жили в нем, либо принадлежали к "номенклатуре" — тем, кто среди "равных" был более равным. Унизительные очереди и "сальный" блат были так же естественны, как сейчас тачки в супермаркете. Бессмысленный труд в конторе и не менее бессмысленные потуги в грязном цеху, долгие ожидания "жилья"и бесконечная ложь газет, радио и ТВ. У меня с детских лет на ложь какой то особенный вид аллергии. Так вот, я вам серьезно скажу, от голоса дикторов "пионерской зорьки" меня тянуло на рвоту, от которой удержаться можно было только выключив радио. А поскольку по радио могли объявить актированный (я росла на Севере), то выключать его не стоило. Эти муки у меня до сих пор в памяти.

Denis Dragunsky

ОЧЕНЬ РЕКОМЕНДУЮ! "КАК ВЫГЛЯДЕЛИ ДИСЦИПЛИНА И ПОРЯДОК" М. Соколов. "Известия" №214 14.11.98 Рецензия на книгу: Е.А.Осокина. За фасадом "сталинского изобилия". Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927 — 1941. М., РОССПЭН, 1998. Эта книга, повествующая о продовольственных карточках, заборных книжках, торгсинах, кооперативах, распределителях, ордерах на ботинки и тому подобных реалиях, замечательна в ряде отношений. Прежде всего — в плане просто культурном. Описываемый период не столь уж далек — это детство и молодость наших дедушек и бабушек, однако знания о собственно бытовой стороне той эпохи находятся на уровне, близком к нулевому. Среднекультурный человек безусловно лучше знает повседневный быт онегинской поры, а ведь без понимания бытовых реалий эпохи мы не слишком разумеем даже и нашу литературную классику. Булгаков, Ильф и Петров, Хармс и множество других писателей где полу-, где четвертьнамеком, но всегда апеллировали к современному им фантастическому быту, детали которого недоступны нашему пониманию. По крайней мере, сегодня недоступны — за день завтрашний ручаться не станем. Фантастичность того быта упомянута не для красного словца. Кто бы знал без трудов рассматриваемого нами ученого автора, что в 1929-1930 гг. в СССР наличествовал двойной денежный счет — совершенно как во времена Ноздрева и Чичикова цены считали на серебро и на ассигнации. Не менее поучительна история того, как через систему Торгсина не только за бесценок выкачивались из населения золотовалютные ценности, но попутно еще и составлялись списки клиентов в видах последующей посадки и уже бесплатного вытряхивания оставшихся ценностей. Слова "магазин" и "продавец" в течение ряда лет вообще отсутствовали в активном словаре русского языка; вместо "продавец" все говорили "резчик" — тот, кто режет пайку. Те, кто справедливо сетует на неподъемную запутанность нынешней налоговой системы, могли бы поизощрять свой ум в попытках разобраться в сложнейшей системе литер и пайков, перекрестно дифференцированной по целому ряду параметров (возрастной, региональный, классовый, профессиональный, в смысле благонадежности и т.д.). Тем же, кто интересуется историей взаимоотношений Москвы и регионов, будет полезно узнать, что в описываемом раннем периоде этих взаимоотношений Москва, где проживало 2% населения СССР, потребляла в среднем 20% фондируемого продовольствия и потребительских товаров,а по отдельным товарным группам (мясо, жиры, яйцо) эта доля доходила до 40%. Сторонники гипотезы, согласно которой "новые русские" суть продукт новейшей эпохи, могут прочесть агентурную сводку 1940 года о директоре магазина №32 Краснопресненского промторга, который "построил себе дачу стоимостью в 100 тыс. руб. (зарплата наркома — порядка 2 тыс. руб., чернорабочего — 120 руб. — М. С.), купил легковую машину и два мотоцикла, построил специальный гараж и проложил личную асфальтовую дорогу к даче длиной 1 километр". Советским литературным классикам было на что намекать. Но не менее интересно и другое. Нынешние сторонники принудительно направляемой экономики — как относительно умеренные С. Ю. Глазьев и академики социалистической направленности, так и более решительные и даже фанатичные мыслители типа С. Е. Кургиняна — в своих интеллектуальных конструкциях исходят из того, что Россия нуждается в мощном постиндустриальном прорыве — не то сомнут, для чего и можно, и должно поступиться священными коровами либерализма в виде свободных цен и свободной торговли. При этом если менее умные академики рассуждают об имеющем от того воцариться всеобщем благоденствии, то более последовательные прямо говорят, что никакого благоденствия не будет — но будет порядок, железный прорыв, мобилизационная дисциплина. В конце концов на такие рассуждения может клюнуть не только фанатичный интеллектуал (они-то давно клюнули), но даже и более здравомыслящий рядовой обыватель, окончательно истомленный гуляющим по России несусветным бардаком, — "Ordnung muss sein". Пусть будет скудный паек и изнурительный труд — но чтобы порядок был. Если миф о сталинском изобилии рассчитан на людей совсем уже скудоумных, то миф второго уровня — о жестоком до безжалостности, но действенном порядке — имеет больше приверженцев. Однако знакомство с ученым трудом, базирующимся на огромном массиве архивных данных, открывает взору несколько другую картину. В части скудости, нищеты и отсутствия всякого слюнявого либерализма и гуманизма — все как надо. В части порядка — все совершенно как не надо, ибо по степени бессмысленной бардачности та героическая эпоха не только не уступала нынешней, но по многим параметрам даже существенно ее превосходила. Дело даже не в том, что карточная система — это голод, грязь и убожество; дело в том, что она еще и никогда толком не работала. Смысл карточной системы в скудном, но при этом гарантированном снабжении. Со скудостью все было в порядке, гарантировать же ничего она не гарантировала — все приходилось отоваривать с боем и ухищрениями. Парадоксальным образом карточная система западноевропейского типа, предполагающая беспроблемное получение положенного пайка, была более или менее реализована лишь однажды — в блокадном Ленинграде. Конечно, пайка, доходившая в самые тяжелые блокадные дни до 125 граммов суррогатного хлеба, была всего лишь смертью в рассрочку, но однако же блокадники согласно показывают, что сама по себе раздача паек была регулярной и хорошо организованной, чего более нигде практически не наблюдалось. Когда либеральные обозреватели ужасаются тому, что, согласно данным октябрьских соцопросов, 84% граждан РФ поддержали бы госконтроль над ценами, 64% — принудительный курс валюты и запрет валютного черного рынка и 55% — карточки, ужасаться есть чему. Это голосование за конкретные шаги 1927 — 1929 гг. по сворачиванию НЭПа, открывшие прямую дорогу к массовому физическому голоду 1932-1933 гг. Но кроме того, что респонденты, отвечающие таким образом, плохо знакомы как с отечественной историей, так и с элементарными причинно-следственными связями, действующими в экономике, их самоубийственному оптимизму способствует еще одно обстоятельство. В своем желании карточной системы они остаются стихийными западниками, ибо неявно предполагают, что карточная система будет действовать по западному образцу — строго, но справедливо, регулярно и в общем и целом достаточно питательно. Примерно так сограждане в 1990 году ликовали при слове "Программа 500 дней", полагая, что рынок — это справедливо, обильно и питательно. В 1998 году, видя, что вместо идеального рынка получилось черт знает что, они желают столь же идеальной карточной системы, почему-то не страшась того, что с этой системой на отечественной почве скорее всего произойдет примерно то же, что и с рынком, т.е. будут соединены худшие черты военного коммунизма и дикого капитализма. Но не лучше рядовых граждан и интеллектуалы постиндустриального прорыва. Описываемое ими жестокое величие прорыва если и существовало, то отнюдь не в сталинском СССР, а в гитлеровской Германии, где карточная система вправду работала эффективно, пик военного производства был достигнут в октябре 1944 года, а поезда ходили по расписанию до марта 1945 года. Ведь в сущности вся их нынешняя идеология есть уже чистый гитлеризм, к собственно истории и даже идеологии коммунистического СССР имеющий весьма слабое отношение. Преступления Третьего рейха, положим, в обновленной национал-социалистической России воспроизвести удастся — достойные заявки на то имеются. Вопрос в том, как они рассчитывают воспроизвести еще и немецкий порядок, — описанный в данной книге снабженческий порядок т. Сталина никак не может служить тому залогом.

Кризис некритичности

Прилагательное «критический» странным образом объединило в русском языке два вроде бы не связанных друг с другом древнегреческих слова: критика и кризис. «Критический взгляд» отсылает нас к критике, а «критическая ситуация» — к кризису, точнее, к некоему решающему этапу кризиса, предопределяющему его исход.

Не собираюсь играть в мистическую лингвистику, но не могу и не согласиться, что язык нередко умнее и глубже индивидов-носителей, поскольку впитывает некую коллективную мудрость. Дело в том, что мировая философия в одном из своих самых интересных и продуктивных направлений — в критическом рационализме — в идеях, прежде всего, Карла Поппера, придала критике решающую (критическую) роль в разрешении всё более усугубляющихся кризисов человеческого сообщества.

Критика — вроде бы разрушение в обыденном представлении, а тут ей отводится роль главного спасителя всего. А разве не спасителен нож, разрезающий путы и отсекающий балласт, тянущий на дно?

Всем хочется придумать спасительную позитивную программу, а, может быть, она проявится сама собой, когда мы, вслед за гениальным скульптором, отсечём всё лишнее и мешающее с помощью критики?

Прости, Мандела, но и ты тоже...

По случаю смерти Нельсона Манделы появилось много материалов с анализом и оценкой его деятельности, в которых обоснованно указывалось на ужасающее ухудшение всех сторон жизни ЮАР — от экономики до здоровья населения — в результате прихода Н. Манделы к власти вместе с возглавляемым им АНК. В одной из статей при этом утверждалось, что никакого влияния на авторитет и привлекательность фигуры Манделы ни сейчас, ни в дальнейшем эти печальные факты не окажут. Проводилась там и параллель с образом Че Гевары, за которым тоже обнаруживается провалившаяся в нищету страна, да ещё и множество бессмысленно убитых и погибших, а больше, собственно, ничего — и при этом на его образ по-прежнему чуть ли не молятся миллионы людей. Не буду в этом ряду упоминать Ленина и Сталина как слишком затасканных фигур и гораздо более поляризованных в общественном мнении, но всё, что будет написано ниже, в равной степени относится ко всем подобным историческим деятелям и к восприятию их имён в обществе.

Чем же можно объяснить такие, буквально противоестественные, искажения восприятия у огромных масс людей?

Господствующая точка зрения заключается в том, что интеллектуальные и прочие когнитивные способности людей чрезвычайно ограничены и неизбежно толкают индивидов к ошибкам и заблуждениям. Это обстоятельство не вызывает, собственно, никаких сомнений, но... Меня сильно интересует вопрос, чёткую постановку которого я до сих пор нигде не встречал: какие доли в заблуждениях людей занимают отдельно внутренние и внешние факторы? Иными словами, какой процент из всей массы иллюзий и ошибок индивида имеет источником его самого, а какой втюхивается разными внешними агентами (отнюдь не госдепа, а в самом широком смысле слова) и социальными институтами?

Как только вопрос поставлен таким образом, можно начать выделять и подсчитывать количество не только прирождённой человеческой глупости (об этом читайте восхитительную статью К. Поппера), но и количество накопленной и неликвидированной социокультурной дурости.

Тогда и ответить на вопрос в начале статьи достаточно просто: примеры с Манделой и Че Геварой — это лишь пара из многих миллионов примеров того, насколько НЕВЕЖЕСТВЕННО (см. Штейнзальц, Адин и Функенштейн, Амос. Социология невежества) и ЛЕНИВО становится сознание человека, у которого с самого раннего детства не только не поощряется любознательность и критичность, а, напротив, эти качества подавляются всеми возможными способами, и вместо них насаждаются шаблоны общепринятой глупости. Это именно примеры внушённой интеллектуальной слепоты, а никак не прирождённой когнитивной ограниченности, которая (ограниченность) может одинаково успешно и корректироваться в сторону большей разумности, и усугубляться в сторону крайних состояний безмыслия и патологической глупости.

Однобокость, избирательность, предвзятость и т.п. — это не только свойства индивидуального сознания, но и свойства любых социальных конструкций: как люди их конструируют (см. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности), так они и функционируют. Как люди, так и социальные институты судят людей по отдельным избранным достижениям или столь же избранным ошибкам вместо всесторонней честной оценки, но происходит это прежде всего потому, что в сложившихся культурных нормах нет нормы и приоритета всестороннего и честного анализа — и почти никто этого как будто не видит и не замечает.

Точнее, эти пороки общественного сознания замечают регулярно, но воспринимают их как неизбежное, независимое и неуправляемое явление природы, — и критики с такими взглядами становятся невольными пособниками худших проявлений человеческой глупости.

Напомню самый успешный на данный момент пост моего блога — «Секрет гарантированного успеха». Я там всячески поддерживаю тезис о наибольшей эффективности пути вычерпывания ошибок в сравнении с поисками «единственно и навсегда во всём правильных» схем деятельности. Правильные решения проблем надо искать, НО в обозримой исторической перспективе основной и непредставимо колоссальный источник индивидуального и общественного развития — первостепенное внимание к постоянно совершаемым ошибкам и работа с ними: поиск, анализ, устранение, предотвращение, обучение знанию о них.

Когда мы смотрим на мир, то без умения мыслить критически и без жёсткого приоритетного учёта иллюзий и самообманов видим даже не одну лишь верхушку айсберга, а гораздо меньше — только мираж одной искажённой плоскости этой верхушки.

Что мы имеем в результате? Повсеместное восхищение людьми, которые вместо поиска и устранения ошибок в своих мозгах и в мозгах окружающих потратили все свои таланты и жизни на сомнительные во многом успехи на второстепенных направлениях при одновременном повторении и усугублении самых опасных и вредных заблуждений, разделяемых когнитивно безграмотной массой.

27 лет в тюрьме хватило бы на то, чтобы многое понять и многому научиться — при научно-критическом подходе и хороших социоинженерных умениях. Да, тогда Мандела мог оказаться не таким известным и популярным — но двигал бы себя, свой народ и человечество в правильном направлении. И тогда бы он боролся не с апартеидом, а с общечеловеческой глупостью в любых проявлениях и предлагал бы более разумные и конструктивные решения проблем своей страны. И да — не стал бы президентом, не получил бы Нобелевскую премию и грандиозных похорон, зато был бы относительно менее глупым и точно более полезным.

Пока же эрратология не стала основной обязательной дисциплиной в системе образования, мы так и будем продолжать восхищаться не теми, кто избавляет себя и нас от заблуждений, а теми, кто эти заблуждения с нами разделяет и освящает шаблонным героизмом не осмысленного критически поведения.

КОРНИ-видео 0001. Вводное слово о видеопутеводителе к проекту КОРНИ

Великий библиометрический джихад / Наука / Независимая газета

Великий библиометрический джихад / Наука / Независимая газета

«Помните! Помните!» — Когита!ру

«Помните! Помните!» — Когита!ру

«Помните! Помните!»

Автор: Андрей Николаевич Алексеев — Последнее изменение: 2012-10-25 18:40

— Категория наука, культура памяти, ответственность интеллектуалов, десталинизация

«Великий ученый, гений мирового ранга, гордость отечественной науки, академик Николай Иванович Вавилов не погиб. Он сдох. Сдох как собака в саратовской тюрьме... И надо, чтобы все, кто собрался здесь, знали и помнили это...» (В.П. Эфроимсон)

Где-то, когда-то я слышал или читал об этом «скандальном» выступлении выдающегося советского генетика, автора знаменитых книг «Генетика гениальности», «Генетика этики и эстетики» и памятной еще из 70-х гг. новомировской статьи«Родословная альтруизма», дважды узника ГУЛАГа (в 30-х и 50-х гг.) Владимира Павловича Эфроимсона (1908-1989) (см. о нем хоть в«Википедии», хоть в историко-научном очерке, хоть в интервью с самим В.П., хоть в статье С. Шноля «Неистовый Эфроимсон») - на обсуждении в Политехническом музее документального фильма «Звезда Вавилова» в 1985 г.

И вот, одна из коллег сегодня напомнила  мне об этом событии, переслав фрагмент из эссе  Елены Кешман (Изюмовой) «Ветвь человеческая», посвященного В.П. Эфроимсону.

Воспроизведу здесь этот фрагмент:

 «…Владимир Павлович говорил о себе довольно часто: «Вообще-то я трус, но я не могу молчать, когда творится несправедливость». Но надо было видеть Эфроимсона зимой 1985 года, чтобы правильно понять эти слова… В тот вечер в Политехническом музее московской «научной общественности» впервые показали очень смелый по тем временам фильм «Звезда Вавилова».

После просмотра фильма на сцену Политехнического музея вышли известные отечественные ученые. Они уселись вдоль длинного стола, из-за которого по очереди поднимались, выходили к трибуне и говорили о филь­ме… Они произносили какие-то вялые, округленные фразы о трагической судьбе Вавилова, не говоря, в чем же трагизм судьбы. Они бормотали что-то о каких-то «злых силах», не называя этих сил… Были сказаны слова об «очень большой несправедливости» (в общем, смерть нестарого человека – всегда несправедлива)… Видно было, что все ораторы чувствуют свою сме­лость и гордятся и собой, и создателями фильма, и тем, что все это происхо­дит не во сне, а в реальной жизни… И после всего этого, когда все ораторы уже выступили, Владимир Павлович, которого никто выступать не пригла­шал, вырвался на сцену, и кивнув академику Раппопорту (он уважал его и всегда восхвалял смелость и отвагу Иосифа Абрамовича), произнес, вернее – прокричал в микрофон, оглушая зал, – жуткие, страшные слова.

То, что он говорил, ввергло присутствующую в зале «московскую на­учную интеллигенцию» в столбняк. Это был шок. Я хочу привести слова Вла­димира Павловича Эфроимсона полностью.

«Я пришел сюда, чтобы сказать правду. Мы посмотрели этот фильм… Я не обвиняю ни авторов фильма, ни тех, кто говорил сейчас передо мной… Но этот фильм – неправда. Вернее – еще хуже. Это – полуправда. В филь­ме не сказано самого главного. Не сказано, что Вавилов – не трагический случай в нашей истории. Вавилов – это одна из многих десятков миллионов жертв самой подлой, самой бессовестной, самой жестокой системы. Системы, которая уничтожила, по самым мягким подсчетам, пятьдесят, а скорее – семьдесят миллионов ни в чем не повинных людей. И система эта – стали­низм. Система эта – социализм. Социализм, который безраздельно властво­вал в нашей стране, и который и по сей день не обвинен в своих преступле­ниях. Я готов доказать вам, что цифры, которые я называю сейчас, могут быть только заниженными.

Я не обвиняю авторов фильма в том, что они не смогли сказать прав­ду о гибели Вавилова. Они скромно сказали – «погиб в Саратовской тюрь­ме»… Он не погиб. Он – сдох! Сдох как собака. Сдох он от пеллагры – это такая болезнь, которая вызывается абсолютным, запредельным истощением. Именно от этой болезни издыхают бездомные собаки… Наверное, многие из вас видели таких собак зимой на канализационных люках… Так вот: великий ученый, гений мирового ранга, гордость отечественной науки, академик Ни­колай Иванович Вавилов сдох как собака в саратовской тюрьме… И надо, чтобы все, кто собрался здесь, знали и помнили это…

Но и это еще не все, что я хочу вам сказать…

Главное. Я – старый человек. Я перенес два инфаркта. Я более два­дцати лет провел в лагерях, ссылке, на фронте. Я, может быть, завтра умру. Умру – и кроме меня вам, может быть, никто и никогда не скажет правды. А правда заключается в том, что вряд ли среди вас, сидящих в этом зале, най­дется двое-трое людей, которые, оказавшись в застенках КГБ, подвергнув­шись тем бесчеловечным и диким издевательствам, которым подвергались миллионы наших соотечественников, и продолжают подвергаться по сей день лучшие люди нашей страны, – вряд ли найдется среди вас хоть два человека, которые не сломались бы, не отказались бы от любых своих мыслей, не отреклись бы от любых своих убеждений… Страх, который сковал людей – это страх не выдуманный. Это реальный страх реальной опасности. И вы долж­ны это понимать.

До тех пор, пока страной правит номенклатурная шпана, охраняемая политической полицией, называемой КГБ, пока на наших глазах в тюрьмы и лагеря бросают людей за то, что они осмелились сказать слово правды, за то, что они осмелились сохранить хоть малые крохи своего достоинства, до тех пор, пока не будут названы поименно виновники этого страха, – вы не мо­жете, вы не должны спать спокойно. Над каждым из вас и над вашими деть­ми висит этот страх. И не говорите мне, что вы не боитесь… Даже я боюсь сейчас, хотя – моя жизнь прожита. И боюсь я не смерти, а физической боли, физических мучений…

Палачи, которые правили нашей страной, – не наказаны. И до тех пор, пока за собачью смерть Вавилова, за собачью смерть миллионов узни­ков, за собачью смерть миллионов умерших от голода крестьян, сотен тысяч военнопленных, пока за эти смерти не упал ни один волос с головы ни од­ного из палачей – никто из нас не застрахован от повторения пройденного… Пока на смену партократии у руководства государства не встанут люди, отве­чающие за каждый свой поступок, за каждое свое слово – наша страна будет страной рабов, страной, представляющей чудовищный урок всему миру…

Я призываю вас – помните о том, что я сказал вам сегодня. Помните! Помните!»

Это – декабрь 1985 года. Я спросила его, когда мы плелись от Поли­технического к метро «Дзержинская», – почему он так кричал в микрофон? Он ответил: «Я боялся, что меня и на этот раз не услышат…»

В зал Политехнического музея вмещается не очень-то много людей. Несколько сотен Но то, что происходило на глазах этих нескольких сотен людей, можно назвать подвигом…

Правда, можно было назвать и по-другому.

Через несколько месяцев я обратилась к одному из советских генети­ков, о котором Владимир Павлович всегда отзывался с огромной симпатией… Обратилась по делу, за помощью в очередных издательских делах Эфроимсона… И услышала от генетика-академика, директора большого института: «Вы понимаете, Владимир Павлович – человек, конечно, замечательный… Но он, как бы вам сказать… Вы ведь слышали его выступление в Политехническом? Ну вот… Он все же не совсем… Не совсем нормальный… Конечно, у него была такая тяжелая жизнь. Но все-таки, так нельзя… Вы ведь понимаете?»

Понимала ли я его? Да, вполне. Для этого достаточно было сравнить судьбу этого академического ученого с судьбой Владимира Павловича.

Выступление в Политехническом было безумным… по степени своей смелости, откровенности. Очередной «безумный» поступок Эфроимсона… Можно ли и его понять в пределах нашего простого человеческого разума Это – уже за порогом земных счетов… Для нормального советского академи­ка Эфроимсон конечно был ненормален».

Этот эпизод описывается и в книге сына академика Н. И. Вавилова – Юрия Вавилова «В долгом поиске. Книга о братьях Николае и Сергее Вавиловых» (М.: ФИАН, 2004. Второе издание – 2008). Вот – извлечение из этой книги:

«…По инициативе ряда московских ученых, в декабре 1985 г. в Центральном лектории Всесоюзного общества «Знание» в Политехническом музее происходила демонстрация и обсуждение фильма «Звезда Вавилова». После демонстрации фильма в полностью заполненном публикой зале происходило обсуждение, в котором приняли участие видные ученые, сидевшие за длинным столом на сцене Политехнического музея.

После выступления всех ораторов на сцену выбежал известный генетик Владимир Павлович Эфроимсон. В.П. Эфроимсон был одним из самых смелых борцов с лысенковской лженаукой. За борьбу с Лысенко Эфроимсон был в 1949 г. вторично арестован и находился в тюрьме вплоть до 1955 г.

Во время своего выступления Владимир Павлович был очень взволнован и буквально прокричал свою речь в микрофон. Эта речь была записана на диктофон. Вот ее полный текст…» (см. выше. – А. А.).

Я обращаю внимание посетителей портала  Когита.ру на эту историю и на это слово-поступок человека необыкновенного мужества, таланта и совести, «чтобы помнить» - и то, о чем он говорил, и его самого. Такие тексты, как речь В. Эфроимсона в Политехническом музее 1985 года, надо иногда перечитывать. Как надо перечитывать «Не могу молчать!» Л. Толстого или«Жить не по лжи» А. Солженицына.

Андрей Алексеев, социолог.

25.09.2012

Об инженерофобии и гуманитарных НИОКРах, или Почему я не монтессорианец — и не только не...

Тема этого поста зрела у меня давно, и я пишу этот пост в несколько заходов, пытаясь и мысль выразить яснее, и достучаться до тех, кого это точно заденет.

Вы никогда не задумывались над странной разницей в позициях людей, занимающихся проблемами мира неодушевлённого (мира 1 по классификации К. Поппера), и людей, занимающихся проблемами одушевлённого человеческого существа (мира 2)? Я имею в виду то, что первые преимущественно заняты решением конкретных частных проблем, тогда как вторые постоянно и довольно массово пытаются совершить открытия или сочинить теории обязательно глобального и «окончательного» характера (любопытно, что люди из первой группы, переходя во вторую, часто заболевают тем же самым).

Это явление глубоко и подробно описал в своё время Карл Поппер в виде анализа двух типов инженерии — утопическо-радикальной и пошагово-реалистической — в работе «Открытое общество и его враги» (см. т. 1, гл. 9).

В результате трудов первой группы людей мы имеем все блага цивилизации и колоссальный рывок технического и естественно-научного развития в последние десятилетия, а результаты второй группы, как бы помягче сказать, пока сильно проигрывают.

Если инженер разрабатывает один подшипник для сложного большого механизма, то он спокойно принимает то, что он делает только подшипник — и более ничего, и примерно понимает, какую мизерную долю процента занимает продукт его труда в решении проблем по созданию успешной исправно работающей системы из громадного количества деталей и деталек, подсистем и подсистемочек. И он (инженер) всегда готов к тому, что завтра эту систему надо будет отправлять в утиль и разрабатывать нечто новое, поэтому спокойно воспринимает и вчерашнее, и завтрашнее свои творения как повседневные расходные рабочие инструменты, а не как объекты поклонения и служения.

Педагог или психолог (и прочие практики инженерии человеческих душ, включая и политиков с управленцами, пардон, менеджерами), объективно изобретая тот же «подшипник», так и норовит подменить им сложную большую конструкцию и объявить его «окончательным решением» (кое-кто, надеюсь, поймёт язвительную иронию этого словосочетания), тотально-универсальным. Нередко, правда, делаются оговорки об ограниченной применимости «супер-подшипника» и о якобы наличествующем понимании сложности решаемых задач, но практика чаще всего демонстрирует ритуальную пустоту этих словесных заклинаний. И «супер-подшипник» становится всерешающим демиургом, а его адепты формируют очередную секту, которая затем непременно делится на секточки, либо создающие свои вариации супер-подшипника, либо стремящиеся сохранить в первозданной чистоте первородный же супер-подшипник.

Некоторые почти диссиденты пытаются из такого тупика выйти путём создания эклектических комбинаций разных супер-подшипников, но и такие конструкции и плохо катят, и недалеко едут.

В результате в области прикладного (практического) человеко- и социоведения мы имеем тысячи вариантов телег или — в лучших случаях — велосипедов, но никак не можем перейти на новый уровень технологической организованности и продуктивности, который позволил бы приступить к автомобиле- или даже авиастроению.

Да, именно люди создают себе и другим сородичам тот тип проблем, который обозначили как «дикий», «непослушный» (wicked). Да, люди и их взаимодействие — это самые сложные и самые непослушные укротителям системы, которые нам известны.

Но из этого совершенно не следует, как многие противоестественно думают и утверждают, что в разработке методов, инструментов и сложных технологических систем человековеды и человеководы должны по-прежнему пользоваться только привычными им средневековыми ремесленными приёмами, фобически сторонясь любых намёков на необходимость заимствования и освоения на своём поле того, что у технарей обозначено зловеще клацающей аббревиатурой НИОКР.

Пока педагоги и психологи (и иже с ними) не обретут спокойный инженерный взгляд на методы своей деятельности и не будут рассматривать их разновидности не как фанаты разных религий, а как пользователи или разработчики разных наборов ножовок, молотков, напильников, ноутбуков, смартфонов и т.п., и пока для педагогов системы Макаренко, Эльконина, Давыдова, Монтессори, а для психологов концепции гештальттерапии, психоанализа, трансактного анализа и когнитивно-поведенческого подхода не станут равнозначными рядовыми «подшипниками», которые можно и нужно объективно сравнивать, испытывать, переделывать и комбинировать любым образом, разбирать на части и на запчасти, выискивать малейшие дефекты и просчёты без страха за разрушение своего прежде любимого «супер-подшипника» — до тех пор гуманитарная прикладная (да и теоретическая) сфера будет в ж..е, пардон, в перманентном жесточайшем отставании от передовых рубежей человеческого же, вполне человеческого, мышления и конструктивной деятельности.

В действительности дело ведь не в психоэмоциональных и культурных тонкостях своевольно-упрямых людей в сравнении с суконной материальной простотой неодушевлённых предметов, а, скорее, наоборот. Неодушевлённый предмет не дрогнет и единым своим протоном или электроном, пока вы не подберёте к нему единственно воздействующие ключи, поэтому вам приходится играть с ним по очень жёстким правилам. А сапиентный сородич простит вам всё, что угодно, да ещё и сыграет с вами в миллион само- и взаимообманных игр, лишь бы охранить свой самоубийственный «душевный» комфорт... И педагоги с психологами, подыгрывая инженерофобии, нелепо игнорируя подлинную мощь науки и инженерии, замыкаясь в своих разлюбезных секточках мимимишных методов, тормозят социальное и личностное развитие посильнее инквизиции — и уж точно коварнее...

Дополение от 2014.06.06: Американский специалист по российской науке очень хорошо описывает ситуацию именно ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО провала России — «Молоко без коровы»: технологический провал России. А я пишу продолжение темы, следите за блогом, пока предварительная тема поста «Конструальный беспредел, или Правила априорного авантюризма жизни» (первые два слова точно останутся).

Дополнение от 2018.02.18 про Монтессори-движение.

Ирина Исаева

https://www.facebook.com/photo.php?fbid=10210190526031071&set=a.1674781960864.209892.1576905158&type=3

#amirefresher2018 #трансформационное
#мировыетренды #учитьсянаошибках

Весь зал вчера был глубоко тронут речью президента АМI USA Гретчен Холл на открытии конференции АМI в Фениксе. Более 1200 участников, в основном AMI учителя и директора школ, аплодировали стоя.
Я попросила Гретчен поделиться ею, чтобы можно было её перевести для русскоговорящего Монтессори сообщества. Пока переводила, рыдала.

Thank you, Gretchen Hall

Речь Президента AMI USA Гретчен Холл
Феникс, Аризона, США. 16 февраля 2018 г.

Шестнадцать лет назад по рекомендации консультанта я впервые присутствовала на курсе повышения квалификации. Я был потрясена и испугана одновременно большим сообществом и в то же время почувствовала связь с чем-то значительно большим, чем моя изолированная работа в качестве учителя. С того дня я посещала все курсы повышения квалификации, и мои роли в сообществе развивались от учителя до администратора, консультанта, тренера, ведущего и теперь в качестве президента AMI США. Я стою здесь сегодня со своим опытом и смотрю на наше сообщество с совершенно иной точки зрения, чем взгляд наивного учителя 16 лет назад.

Именно с этой точки зрения я хотела бы поделиться с вами видением и призывом сегодня вечером.

Я вижу сейчас, что движение AMI в США стоит на обрыве - с прекрасными перспективами на горизонте и ужасающим видом на пропасть внизу. Как мы сюда попали и как мы движемся вперед, это то, что нам нужно осмыслить сегодня.

В основе миссии AMI лежит сохранение наследия доктора Марии Монтессори. Мы упорно трудились, чтобы сохранить это наследие и сегодня мы наслаждаемся репутацией качественной реализации и высоких стандартов. Но мы дорого заплатили за это признание. В процессе сохранения мы превратились в защитников. Мы усиленно держались за прошлое и защищали его от тех, кто угрожал ему. Так же, как мать защищает своего ребенка, исходит из любви и преданности. Но, как мы знаем, слишком большая защита - это препятствие для роста и со временем мы почувствовали это. Мы стали эксклюзивными и критичными, осуждая тех, кто думал по-другому. Наше движение разделилось и сломалось, даже среди нас самих. Индивидуальные потребности были поставлены выше потребностей сообщества. Защищая прошлое, мы ставим настоящее и будущее под угрозу, и мы создали пропасти, на одной из которых мы стоим сегодня. Развилась культура «их» и «нас», чувство, которое сегодня тревожно отражается в нашей политике. Мы начали измерять других о том, насколько они «Монтессори», мы придумали термин «Montesomething» (псевдомонтессори) для дискредитации и девальвации других. Классифицируя себя, как «обученные» и «не обученные», мы отделили нас далеко друг от друга. Мы гордимся тем, что наша педагогика закладывает фундамент для социальной сплоченности, но мы не смогли достичь сплоченности в нашем собственном сообществе.

Д-р Монтессори говорила: «Мы должны изменить наше фундаментальное отношение к ребенку и любить его любовью, которая верит в его личность и доброту; который видит не его недостатки, а его достоинства.» Возможно, нам нужно отразить это на наше фундаментальное отношение друг к другу.

Со временем мы оттолкнули людей. Наше членство застопорилось, количество наших школ-членов не меняется. Доля школ, признаваемых AMI составляет 5% общеобразовательных школ Монтессори. В образовательном менеджменте присутствует серьезный кризис, поскольку школы и другие образовательные организации испытывают сложности в нахождении лидеров. Формируются другие организации с целью удовлетворения потребностей общества, которые мы не рассматриваем. Мы балансируем на пропасти и можем упасть.

Но на горизонте есть надежда.

• Мы увеличили число тренеров и учебных курсов.
• Обучение проходит в сотрудничестве с университетами с возможностью получения степени бакалавра и магистра.
• Между несколькими организациями координируются исследования для поддержки актуальности и эффективности образования Монтессори.
• Инициатива Общественной политики Монтессори в сотрудничестве между AMI / USA и AMS, работает с государственными и федеральными агентствами над устранением препятствий для образования Монтессори.
• Программа глобальной школьной аккредитации предлагает путь к совершенствованию в поддержку школ и учителей.
• Программа Основная цель после двухлетнего процесса планирования вошла в стадию внедрения намерения утроить количество обученных взрослых.
• Аффилированные центры AMI в США уже более года работают вместе и стремятся максимизировать вклад AMI в США.
Мы должны продолжать открывать наши умы и наши сердца в будущем. Мы должны отбросить наши индивидуальные роли, удостоверения личности, значки и акронимы. Мы не должны быть корыстными и обслуживать себя, но едины в нашем служении детям. Мы должны строить мосты над разрывами, которые мы создали. Мы должны стоять рядом со всеми, кто работает для социальной справедливости и от имени детей. Это наше наследие и наша миссия.

Свой призыв я выражу песней. Эта песня написана в женском лагере мира "Гринэм-Коммон» в 1983 году. Называется она «Строя мосты» («Building Bridges»)

(Гретчен запела а капелла)

Строя мосты над нашей разделенностью,
Я тяну к тебе руку, протянешь мне свою?
Соединив голоса и наши представления,
Друзья, мы создадим такую дивную гармонию.

Время настало. Лучший способ почтить наше наследие — обеспечить наше будущее.
Я тяну тебе руку, протянешь свою мне? Я знаю, соединив голоса и наши представления, друзья, мы создадим такую ​​дивную гармонию.

Спасибо за внимание.
Гретчен Холл

Мой комментарий к этому выступлению: Действительно современной программы выхода из кризиса я не вижу. Подлинного понимания ошибок и путей их устранения тоже не вижу.

Экспресс-диагностика гибкости мышления доступна для прохождения

Экспресс-диагностика гибкости мышления доступна для прохождения в КриМ-мастерской проекта КОРНИ.

Посттест критического мышления доступен для прохождения

Посттест критического мышления доступен для прохождения на КОРНИ-сайте в системе Moodle.

Тест-эссе Энниса-Виера (Ennis-Weir) для оценки критического мышления

Тест-эссе Энниса-Виера (Ennis-Weir) для оценки критического (высокоорганизованного) мышления доступен для выполнения в КриМ-мастерской в системе Moodle на КОРНИ-сайте. Регистрация свободная.

Задание

designVUE: новый релиз

Доступен для скачивания на моём сайте новый релиз designVUE. Извлекаемая из архива папка содержит специальный исполняемый файл для Windows. Если вы будете загружать его с официального сайта, то не увидите в меню половины функций, восстановить доступ к которым можно только при небольших поправках в одном из файлов дистрибутива. В таком случае обращайтесь ко мне за инструкциями или просто загрузите поправленный дистрибутив по ссылке, указанной выше.

Тесты критического мышления снова доступны для прохождения

Тесты критического мышления снова доступны для прохождения на КОРНИ-сайте в составе КриМ-мастерской на платформе системы Moodle, достаточно лишь пройти регистрацию и записаться в указанную мастерскую. Пока готовы к работе два теста — претест КМ и тест-эссе Энниса-Виера.

Видео КОРНИ-мастерских выложены для любознательных

Видео КОРНИ-мастерских выкладываю для любознательных на моём канале в YouTube. Материала много, поэтому процесс перекодирования и загрузки займёт недели две, если не больше.

P.S. Прошу прощения, последние видео загружены с удвоенной видеодорожкой, буду файлы обрезать. Может кто-то объяснить, как такая ерунда получилась и как её избежать?

P.P.S. Вроде бы сам разобрался и привожу файлы на YouTube в правильный вид :)

Похорони в себе Сталина, пока Сталин не похоронил тебя: к 60-летию трупных миазмов

Во вторник исполнится 60 лет со дня смерти И. Сталина. История жизни образа Сталина после физической смерти тела индивида Сталина — жуткий пример неумения и нежелания миллионов людей ценить человеческую жизнь и личное достоинство больше, чем смердящий  и убийственный миф обожествлённой подлости. И самое подлое в этой мифической вере в супермена Сталина — надежда на своё личное избегание расстрельных списков с помощью раболепного одобрения внесения в эти списки кого угодно другого. Это миф лёгкого и быстрого решения всех проблем — поклониться тому, кто способен убивать миллионы «плохих» людей для обеспечения «счастья» людей «хороших». Это расистский миф чёрно-белого деления людей на заведомо «плохих» и заведомо «хороших», приводящий к автоматическому оправданию любых подлостей и зверств со стороны «хороших» в отношении «плохих». И в дополнение к этому юбилейному некрологу — некролог Сталину от Георгия Мирского:

СТАЛИН УМЕР. ПРОШЛО 60 ЛЕТ

Георгий Мирский, заслуженный деятель науки РФ
01 марта 2013, 18:30

Через десять лет, когда будет следующая круглая годовщина смерти Сталина, уже мало кто сможет сказать: «Я это помню, был уже взрослым, пошёл на похороны». Пока такие ещё есть, я в их числе.

Отзвучал неповторимый траурный голос Левитана. Мать выбежала в коридор, натолкнулась на соседку и воскликнула: «Сталин умер!» Соседка зажала ей ладонью рот: «Вы с ума сошли!» «Да по радио сказали!» «Нет, что вы, молчите!» Я тут же поехал в Московский Институт Востоковедения, где был аспирантом. Там уже собрались практически все студенты и преподаватели, приехали стихийно. Митинг, много выступавших. Звучат слова: «Я как услышал об этом утром, показалось, что солнце зашло». Меня спрашивают: «Думаешь, Москву не переименуют в Сталин?» Я, как редактор институтской стенгазеты, пишу статью, начинающуюся словами: «В этот черный день…» Секретарь парткома поправляет: «Не надо, в обращении ЦК таких слов нет, вычеркни». Все подавлены, ошеломлены — не потому, что любили Сталина, я вообще таких «любивших» не видал, более того — когда в 1942 г., в разгар войны, я 16-летним юношей работал слесарем-обходчиком тепловых сетей в Мосэнерго, при мне сварщик в присутствии группы рабочих покрыл Сталина матом, и все восприняли это как должное. Я понял потом — все они были из деревни, бежали из колхозов, власть ненавидели. И вообще «хозяин» был не из тех людей, которых любят; любили Ленина, Троцкого, Гитлера, Мао, Рузвельта, но никак не Сталина.

Все эти несколько дней после смерти Сталина люди ходили как мешком прибитые, потому что Сталин был частью жизни, постоянной и непременной частью. Его обожествляли. С его смертью выпал главный камень существования, непонятно стало, как вообще жить дальше. Внушённая народу н е з а м е н и м о с т ь Сталина была такова, что все были в состоянии растерянности, и я тоже. Ни разу я не видел ни одного человека, который выглядел бы глубоко переживающим, рыдающим — н и  о д н о г о ! Но растеряны были все!

Через несколько дней я читал лекцию о международном положении на заводе «Красный богатырь», и секретарь парткома, беседуя со мной после лекции, сказал: «Да, страшная потеря, невосполнимая, но ведь какие люди остались — Георгий Максимилианович, Лаврентий Павлович, Вячеслав Михайлович!» Знал бы он, что вскоре случится с этими вождями!

А через месяц объявили о реабилитации «врачей-убийц», и стало ясно: что-то меняется. Сразу пошел на убыль антисемитизм, достигший перед этим невообразимых масштабов (говорили, что евреев выкидывали на ходу из электричек, люди отказывались лечиться в поликлиниках, ведь там половина врачей были евреи, часто можно было слышать: «Гитлер много сделал плохого, но хуже всего — что он не всех евреев уничтожил»). Теперь антисемиты растерялись и замолкли, нормальные люди не могли ничего понять. А ведь кончилась эпоха.

Уже через несколько лет повалились кверху тормашками по всей стране памятники Сталину. И вот — историческое возмездие величайшему в мире фальсификатору истории! — советские люди, которым он своим «Кратким курсом» и всей немыслимо лживой пропагандой безжалостно промыл мозги, оказались действительно промытыми и вымытыми, лишенными нормальных человеческих чувств до такой степени, что даже не пискнули, когда исчезали портреты любимого вождя, переименовывались улицы и города, спешно вычеркивались отовсюду цитаты. Ни одна собака не залаяла, нигде во всей огромной стране, кроме Тбилиси, никто не вышел на улицу в возмущении. Помню, выступаю в Высшей партшколе, произношу уже ставшие обязательными слова о сталинских репрессиях. Смотрю на лица слушателей — представителей партийной элиты, обожествлявших и восхвалявших Сталина — не затаился ли в глазах протест? Ничего похожего. Среди поколения, которое «вырастил Сталин на верность народу» — сколько же циничных, двоедушных, беспринципных людей, готовых предать вчерашнего кумира! И через тридцать лет они, члены КПСС, безропотно и единодушно поддержат тех, кто ликвидирует Советскую власть (а кто учил единомыслию–то — Сталин, вот кто. И получил после смерти).

Но вот — прошли десятилетия, и Сталин опять главный человек для миллионов наших людей. Если спросить: «Великий вождь или кровавый деспот?» (хотя это может быть одно и то же лицо, вспомним Чингизхана, Тамерлана) — что ответят? Знаю по опыту: приводишь человеку абсолютно неопровержимые цифры (например — подпись Сталина стоит под 357 расстрельными списками, в 1937-38 гг. было расстреляно 3 маршала, 14 командармов, 55 командиров корпусов, 115 командиров дивизий, 190 командиров бригад, все командующие флотами. из 85 членов Военного Совета осталось 7, а всего Красная Армия накануне войны лишилась 40 тысяч командиров и т.д.) — отскакивает как от стенки горох. «Лес рубят — щепки летят». Кто это верит, что в спорах рождается истина? В жизни этого не видел. В кого что вбито, то и остаётся. С упертыми фанатичными сталинистами все ясно, разговаривать с ними так же бесполезно, как с нацистами. Но они далеко не составляют большинство россиян. А масса населения не найдёт в себе силы или разума признать правду, сказать: «Душегуб». Нет. «При Сталине выиграли войну» — и всё, хоть кол на голове теши. А то, что кадровая армия в 1941 г. была полностью разгромлена, потеряв только пленными более 3 миллионов человек; то, что немцев через год допустили до Волги — вождь, конечно, не при чём.

Сталин как личность для подавляющего большинства населения непонятен и неинтересен, никто не хотел бы вернуться в сталинскую эпоху, но «Отец народов» посмертно трансформировался в символ. Безжалостно и непримиримо расколов страну, он символизирует все архаичное, черносотенное, ксенофобское, лже–героическое. Выстраивается примитивная, но действующая на людей конструкция: «Ты любишь Россию, ты патриот, ты знаешь, кто враг России — Америка, знаешь, кто защищал Россию от Америки — Сталин, значит — сегодня кто против Сталина — враг России». Сталинская ментальность, непостижимым образом добравшаяся через гены до самого молодого поколения, проявляется на каждом шагу. Когда я узнал, что большинство моих сограждан поддержало запрет на усыновление американцами российских детей, вспомнились слова Гёте: «Solange das Volk so ubermassig dumm ist, der Teufel braucht nicht klug zu sein». (Покуда народ так беспредельно глуп, дьяволу незачем быть умным».)

И ещё дополнение из Facebook:

Дмитрий Зимин

В последние дни со всех сторон слышно Сталин, Сталин... Вот, попытался пояснить своей молодёжи, за что Сталин в ответе.

Наша страна вчистую проиграла ХХ век и развалилась. Инициаторами развала СССР были, между прочим, прибалтийские республики, оккупированные Сталиным по договоренности с Гитлером в 1939–1940 гг. Развал произошёл по историческим меркам вскоре, если не сказать мгновенно после Великой победы. В результате этой победы, достигнутой неимоверно дорогой ценой, создан ненадолго Восточный (Варшавский) блок, почти все участники которого считают теперь победителя оккупантом, как и Гитлера. Благодарность Сталину могут испытывать немцы, которых Сталин, ценой множества жизней наших солдат спас от ядерных бомбардировок.

Несёт Сталин долю ответственности за приход Гитлера к власти (объявление в 30-х годах злейшими врагами социал-демократов, жестокости раскулачивания, широко описанные фашисткой (и не только) прессой, что привлекло в союзники Гитлера широкие слои немецкого крестьянства и обеспечило ему победу на выборах в 1933 году), экономическое и военное сотрудничество с Гитлером, поздравления по случаю взятия Парижа, Варшавы, объявление агрессором в Европе Англии. Из выступления Молотова на сессии Верховного Совета СССР в 1940 году : «Можно соглашаться или не соглашаться с идеологией национал-социализма, но ясно, что как и с любой идеологией, с ней нельзя бороться силой оружия».

«Война выиграна, — писал Черчилль в конце 41 года, после вступления США в войну. — Осталось просто правильно применить подавляющие силы». Общие человеческие и промышленные ресурсы союзников превышали германские вчетверо. (Из книги Бориса Тененнбаума «Велиий Черчилль»). Существует мнение, что Германия была бы разгромлена и в случае разгрома СССР, что в начале войны представлялось вероятным.

Индустриализация. Проведенная ценой неимоверных жертв (только коллективизацией было загублено больше лучших людей деревни, чем потеряла Германия на всех фронтах 2-й мировой войны) сводилась к закупке на Западе технологий и целых заводов. Эти технологии и построенные на костях заводы в исторически короткий срок безнадёжно устарели. В стране душились все условия, при которых могли развиваться творчество, частные (а какие ещё?) инновации. Уже к концу 60-х годов, значительная часть наших инженеров, глядя на японскую бытовую электронику в журналах или «Березке» говаривала — «мы отстали навсегда». Были и неудачные попытки копировать японскую бытовую технику (Видеомагнитофон ВМ-12). В тему и цитата из «Долгое время» Гайдара: «Ко второй половине 80-х годов наша страна вышла на самые передовые позиции в мире по объёмам производства низкокачественной техники. Отставая от США по производству зерна в 1,4 раза, мы опередили их по выпуску тракторов в 6,4 раза, по зерноуборочным комбайнам в 16(!) раз. Чтобы произвести столько зерноуборочных комбайнов, сколько их стояло в наших хозяйствах на ремонте в 1987 году, американской промышленности пришлось бы работать 70 лет. Это была экономика планового абсурда, которая не лопнуть не могла». Добавим, что это следствие не только планового абсурда, но и научно-технической отсталости. Впрочем, все это стороны одной медали — сталинизма.

Существующие сейчас в стране демографические и, видимо, генетические проблемы, во многом — следствия преступлений Сталина.

Наши научно-технические достижения были, в основном, не столько научными, принципиально прорывными, сколько военно-техническими, догоняющими. Мобилизационными усилиями временами удавалось вырваться в лидеры, но ненадолго и ценой нищеты страны, особенно позорной на фоне уровня жизни в побеждённых странах.

Критическое мышление и история России

Продолжаю публиковать КМ-кейсы, т.е. тексты и статьи, в которых достаточно хорошо и последовательно реализовано критическое (научное, умелое, высокоорганизованное) мышление. Очередной образец предоставляет «Ежедневный Журнал»: «Кузницы счастья имени графа Бенкендорфа» историка Никиты Соколова:

Кузницы счастья имени графа Бенкендорфа

22 ФЕВРАЛЯ 2013 г. НИКИТА СОКОЛОВ

….кто умножает познания, умножает скорбь.

Екк. 1:18

19 февраля на заседании Совета по межнациональным отношениям Владимир Путин поставил задачу создать общенациональный учебник истории для школы. Намерение, на первый взгляд, благое. Действительно, хорошо бы получить такое повествование о российском прошлом, которое способствовало бы смягчению трений и возрастанию взаимной толерантности между различными фракциями «многонационального российского народа».

Разрешение задачи не только теоретически мыслимо, но в некоторых странах к нему уже существенно и приблизились. Для этого надобно отказаться от представления об истории как о «предыстории», все значение которой в том, что она подводит к торжеству преодолевшего все лихолетья наличного политического и социального режима, благодетельному царствию которого не будет конца. Признать историю бесконечной, в силу чего никакая группа ни в настоящем, ни в прошедшем не обладает окончательной истиной и монополией на титул носителя «прогресса». И смириться с тем, что существо истории составляет свободная борьба человеческих воль, отнюдь не всегда направленных на благо. Только на таких основаниях можно составить школьный учебник, повествующий, например, о депортации кавказских народов в Казахстан в 1943 году, который равно был бы пригоден для ведения уроков в Москве и Грозном.

Беда, однако, в том, что последующие наставления и пожелания Владимира Путина с таким образом истории вступают в разительное противоречие. Школьный курс, на его взгляд, должен строиться «в рамках единой концепции, в рамках логики непрерывной российской истории, взаимосвязи всех ее этапов». То есть речь идет опять о «большом нарративе» — повествовании о тотально осмысленной и тотально целеустремленной истории, обладающей собственной субъектностью, грубо говоря, в ней главным действующим лицом оказываются разнообразные общности (нация, класс, цивилизация…, борьбе или росту которых подобают «логика» и «этапы»), но только не самостийно действующий человек.

Дальше пуще. Замышляемый школьный курс, по мысли Владимира Путина, не должен «иметь внутренних противоречий и двойных толкований. Это должно быть обязательным требованием ко всем учебным материалам». Поскольку невозможно допустить, чтобы под «противоречиями» имелись ввиду всего лишь логические несообразности и технические погрешности (вроде различных датировок одного события в разных местах текста по разным календарным стилям), неизбежно приходится заключить, что речь идет о едином толковании смысла и значения исторических событий. Между тем достижение этой цели уничтожает собственно историческое знание. Для Николая I и Михаила Лунина «события 14 декабря» 1825 года имеют совершенно разный смысл и даже вовсе – разные события. Но, не представив ученику деятельность тайных обществ, завершившуюся стоянием на Сенатской площади, в «оптике» всех действующих лиц, мы нисколько не подвигнем его к пониманию этого важного в нашей истории факта (убеждение, что «исторический факт», подобно явлениям природы, якобы существует отдельно и независимо от его восприятия и осмысления современниками и потомками — широко распространенный, но оттого не более заслуживающий уважения предрассудок).

Ну и, наконец, самое существенное: чаемый школьный курс должен быть проникнут «уважением ко всем страницам нашего прошлого», чего решительно невозможно добиться, не пожертвовав нравственностью, поскольку предкам нашим случалось наряду с деяниями героическими и высокомудрыми, впадать в обольщения, а подчас и сознательно совершать деяния неразумные, постыдные и прямо преступные. Искоренение подобных событий из общественной памяти или лицемерное оправдание злодеев наносит народной совести непоправимый ущерб. А насчет того, что эта вроде бы эфемерная субстанция играет важнейшую роль в обустройстве человеческого общежития и даже в достижении простейшего хозяйственного благополучия, уже сошлись единодушно все социологи и экономисты.

Так что есть сильное подозрение, что готовится реинкарнация единственно верного «краткого курса», сущность коего описал еще в 1836 году первый шеф корпуса жандармов Александр Христофорович Бенкендорф в ответ на попытку Михаила Орлова вступиться за объявленного сумасшедшим после публикации «Философического письма» Петра Чаадаева: «Прошлое России удивительно. Настоящее более чем великолепно. Что же касается ее будущего, то оно выше всего того, что может себе представить самое горячее воображение. Вот, мой друг, точка зрения, с которой русская история должна быть писана».

Не подлежит сомнению, что такой вариант формирования народной исторической памяти в высшей степени сообразен целям политической полиции – охранению существующего порядка. Беда, что при таком способе охранения блокируется свободное творчество в будущем, поскольку для такого творчества весьма часто оказываются потребны примеры прошлых неудач. И не только потому, что «на ошибках учатся», но и потому, что типы поведения и идеи, некогда оказавшиеся несвоевременными и маргинальными, могут быть переосмыслены и сослужить пользу в будущем. Собственно, именно по этой причине, а вовсе не ради успешной партийной борьбы, учебников при демократическом порядке должно быть много и разных — у разных проектов будущего обнаруживаются разные «предтечи» в прошлом. А наличие единственного — служит безошибочным симптомом общества авторитарного, если не тоталитарного, где нет граждан, а забитые подданные доверили формирование будущего усмотрению благодетельной властной вертикали.

Именно из-за этих опасений ответственная научная и школьная общественность постсоветской России уже в который раз в штыки встречает попытки «унификации» школьных пособий. (Характерно, что в предшествующей попытке «установления единомыслия», предпринятой командой политолога Александра Филиппова, из историков согласился принять участие один только профессор МГПУ Александр Данилов, профессиональная репутация которого теперь не составляет секрета и для неспециалистов.)

Но на сей раз устоять будет труднее – «вертикаль» соорудила «троянского коня». Владимир Путин выразил уверенность, что в работе над единственным учебником примут участие «два старейших российских общественных объединения». Речь идет о созданном полгода назад под председательством спикера Госдумы Сергея Нарышкина Российском историческом обществе и Военно-историческом обществе, образованном президентским указом в январе 2013-го. Сии «старейшие общественные» объединения пока ничем себя не проявили, но не зря же их создавали. Отработают. И создадут учебник истории достойный восставшей с колен суверенно-демократической энергетической сверхдержавы, так чтоб подрастающие поколения насчет грехов прошлого сильно «не парились» и исторические опыты на современность не прилагали. Вместо «умножения печали» выйдет по-первости несомненно умножение счастья. Но, боюсь, будущее такой страны опять может «превзойти самое смелое воображение». Да только не в том величательном смысле, какой имел в виду шеф жандармов.

Фото ИТАР-ТАСС/ Алексей Дружинин

НИКИТА СОКОЛОВ
Все права на материалы, находящиеся на сайте ej.ru, охраняются в соответствии с законодательством РФ, в том числе, об авторском праве и смежных правах. При любом использовании материалов сайта и сателлитных проектов, гиперссылка (hyperlink) на ej.ru обязательна.

10 странных вещей, которые могут повлиять на принятие решений

10 странных вещей, которые могут повлиять на принятие решений

Здравый смысл — первая жертва близорукой выгоды, или Как два психиатра разыгрывали в суде разум и безумие

Глубочайше уважаемый мною профессор Владимир Юрьевич Завьялов буквально сегодня опубликовал расшифровку стенограммы его прений с другим экспертом-психиатром в судебном заседании по делу о наследстве — «Заметки о выступлении в суде в качестве специалиста-психиатра по делу о признании продавца дома и участка недееспособной по якобы "слабоумию"». Все подробности дела читайте ниже в перепосте, а я, как всегда, лишь добавлю комментаторские «рамочки» к ещё одному яркому примеру развитого критического мышления (КМ). Мне самому приходилось напрямую сталкиваться и оппонировать сомнительным экспертизам в судебных делах, хотя и без прямого диалога с коллегой-противником, и наблюдать растерянность судьи, не обладающей ни знаниями, ни критериями для отделения более обоснованной экспертизы от, скажем так, менее обоснованной.

В описанном сюжете, как в капле воды, отражаются многие коллизии пересечений науки и обыденного сознания, формальной логики и прямой материальной выгоды, критического мышления и мышления эгоцентрического, честной дискуссии и манипуляции, опять же честного настоящего профессионализма и своекорыстного использования формального профессионального положения. Читатель, я полагаю, легко сам восстановит «белые пятна» судебной истории до получения полной картины отношений и интересов всех участников имущественной и профессиональной драмы, которые очевидны именно с позиций здравого смысла и реалистических представлений о сегодняшней российской жизни.

Отдельный затронутый сюжет — это состояние психологической и психиатрической профессии в современной России, уровень научной культуры и культуры дискуссии в этих областях. Если бы критическое (умелое, высокоорганизованное) мышление, включающее владение сократовым выспрашиванием и логикой, стало предметом прямого научения с детского сада, то дискуссии в любых судебных и научных заседаниях приобрели кардинально иной характер — принципиально более объективный и более продуктивный. Но такое обучение КМ — это прямая мощная угроза для манипулятивной и незаконной власти и для любителей всех видов коррупции и воровства, так что вряд ли можно в ближайшее время рассчитывать на господдержку проектов обучения КМ. Остаётся одно средство — гражданская самоорганизация и краудфандинг, т.е. общественное финансирование разработок и учебных площадок по КМ. А пока — очередной КМ-кейс:

«Какой такой здравый смысл? Я им в своей работе не пользуюсь…». 

Психиатр-эксперт с 15 летним стажем работы на судебном заседании в своей речи под запись

14 февраля 2013 года я выступал в суде города Объ в качестве специалиста по делу о признании сделки купли-продажи дома с землёй не действительной по причине «слабоумия» продавца – старой женщины (будем называть её «Х»). На момент разбирательства она уже умерла. За несколько лет до смерти она сначала написала завещание одной женщине (истица в данном процессе), которая ухаживала за ней и втёрлась в доверие, но потом передумала и завещание аннулировала. Все необходимые документы были нотариально зарегистрированы. Потом она продала свой дом и участок другим людям (ответчики в суде), и отправилась проживать в дом престарелых. Договор купли-продажи прошёл все стадии гос. регистрации. Ни у кого из оформлявших сделку не было подозрений, что «Х» слабоумна. При поступлении в дом престарелых психиатр не нашёл никаких признаков слабоумия. Дом и участок был перепродан ещё раз. И тут появилась та, которой было отказано в наследстве (не родственница) – очень активная, наглая женщина. Она выкрала «Х» из дома престарелых (взяла её якобы в домашний отпуск), привела к психиатру на «добровольное психиатрическое освидетельствование», получила документ о «деменции» у «Х» и стала истцом по делу о непризнании сделки купли-продажи. По её инициативе «Х» прошла психолого-психиатрическую экспертизу, на которой была признана недееспособной, вновь отправлена в дом престарелых, где через год умерла. Суд о признании её недееспособной длится ровно три года. Судья никак не может решить, кто прав. Я, как приглашенный специалист полгода назад ещё дал своё заключение об экспертизе, в котором усомнился в правильности диагностики слабоумия, всё подробно изложил в своём заключении. Этого оказалось не достаточным. Меня и психиатра-эксперта вызывали в суд, чтобы в очном споре найти истину. Вот некоторые эпизоды нашей дискуссии, которые раскрывают «кухню» современной российской системы правосудия и роли в ней психиатров-экспертов.

Я. «Для решения вопроса об общественном признании человека психически больным и лишения его прав на управление собственным имуществом нужно пользоваться здравым смыслом, а не специальными, клиническими знаниями. Психическая несостоятельность должна быть очевидной для всех, кто контактировал с данным лицом. Все здоровые и взрослые люди прекрасно отличают психическую норму от психической патологии. Так сказано в Гавайской декларации Всемирной психиатрической ассоциации ещё в 1968 году, для остановки злоупотреблений психиатрической диагностикой».
Психиатр-эксперт. «Какой такой здравый смысл? Я им в своей работе не пользуюсь! Может им и пользуются какие-то независимые психиатрические организации. Я – нет! Если бы я пользовался здравым смыслом, меня бы убили мои коллеги!»
Судья (обращаясь ко мне). «Вы хотите сказать, что обычные люди, не обладающие психиатрическими знаниями, могут определить психически здоров человек или нет?»
Я. «Да, Ваша честь. Любой здоровый человек, включая судей, (и больные также, как показывает практика) могут отличать поведение психически здорового человека от поведения душевно больного, а тем более – слабоумного человека. Более того, доказано, что у ребенка 4-5 лет формируется представление о том, что другой человек обладает психикой, отличной от его психики. Это называется «теорией психики».
Адвокат истицы. «Но ведь только психиатры могут выявить тонкие психические нарушения».
Я. «Да. Психиатры выявляют такие тонкие расстройства, которые есть практически в всех людей. Несколько лет назад, во время «дня психического здоровья» главный психиатр Новосибирской области Г.И. Прокофьева, выступая на телевидении, ответила на вопрос журналиста «есть ли психически здоровые люди», так: психически здоровых людей нет, все люди немножко больны психически, но не настолько, чтобы всех тут же начинать лечить. Я тоже выступал на телевидении в тот же день, и также отвечал на этот же вопрос: психически здоровые люди есть, их преобладающее большинство».
Судья. «Но психиатры видят то, что не видят обычные люди, не специалисты.»
Я. «Душевно больные люди видят и слышат то, чего не видят и не слышат обычные здоровые люди».
Судья. «На что Вы намекаете?» Я. «Психиатры сами признают, что они не знают, что такое «психическое здоровье», нет теории психического здоровья, но есть большая и противоречивая теория психической патологии, включая «психопатологию обыденной жизни Фрейда».

Я. «За полгода до экспертизы, которая установила «деменцию», гражданка «Х» написала письмо из дома-интерната. Это было обычное бытовое письмо малограмотного человека, однако со знаками препинания, чётким разделением предложений, помарками, которые говорят о продумывании стиля изложения. Как может якобы «слабоумный» человек обдумывать и реализовывать доброжелательно-любезный стиль письма, исправлять самой же допущенные орфографические ошибки и объединять украинские и русские слова?»
Психиатр-эксперт. «Я не знаком с этим письмом». Читает письмо, но ничего не комментирует и не заявляет.
Адвокат истицы (обращаясь к психиатру-эксперту). «Если это письмо приобщить к делу, изменит ли оно ваш вывод о том, что «Х» была слабоумной?»
Психиатр-эксперт. «Нет, не изменит».
Адвокат истицы (к судье). «Ваша честь! Тогда это письмо не надо приобщать к делу».
Я. (комментарий). Вот способ устранения противоречий – всё, что не соответствует принятой концепции (в данном случае – «слабоумие «Х»), устраняется из анализируемого материала.

Я. «После продажи дома «Х» была оформлена в дом-интернат для престарелых людей. Её осмотрел психиатр, ваш коллега, и не выявил ничего, кроме «лёгких когнитивных расстройств». Как это увязывается с признаками слабоумия, которые были установлены через несколько месяцев во время «добровольного психиатрического освидетельствования»?
Психиатр-эксперт. «Описание психического состояния «Х» при осмотре психиатра настолько расплывчато, что это можно интерпретировать как угодно».

Я. «В заключении «добровольной психиатрической экспертизе» указано, что «Х» не смогла ответить на вопрос, где она находится, сбивчиво говорила о ком-то и на этом основании ей выставлен диагноз «деменция» без всяких других пояснений. Этого достаточно, чтобы признавать её «слабоумной»?
Психиатр-эксперт. «Вполне. Мы доверяем мнению психиатров-экспертов, наших коллег».
Я. «Но как может «слабоумный» человек прийти самостоятельно на «добровольную психиатрическую экспертизу»?
Психиатр-эксперт. «Её привели, а мы не интересуемся, кто её привёл. Мы разговариваем с испытуемыми с глазу на глаз в кабинете, а тот, кто привел, например, риелтор, сидит в коридоре. Мы даём испытуемому бланк о добровольном психиатрическом освидетельствовании и спрашиваем испытуемого, согласен ли тот на добровольную экспертизу».
Я. «Она согласилась?»
Психиатр-эксперт. «Да, она правильно назвала себя, согласилась на освидетельствование и подписала документ».
Я. «И сразу после этого она потеряла ориентировку и не смогла ответить на вопрос, где она находится?»
Психиатр-эксперт. «Да, так написано в заключении – «не смогла ответить на вопрос, где она находится». Это является признаком слабоумия».
Я. «А как точно называется ваше учреждение?»
Психиатр-эксперт (сбивчиво, с третьего раза правильно называет учреждение).
Я. «Пожалуйста, назовите адрес учреждения».
Психиатр-эксперт. «Эээ…улица Т…9 «А» или 3 «А», я всё время путаю…»
Судья. «Я тоже путаю, дом 9 или 3».

Психиатр-эксперт. «Мы, психиатры-эксперты, тщательно выявляем все факты и обстоятельства дела и соотносим симптомы с юридической ситуацией».
Я. «Уважаемый коллега, что означает «соотносим симптомы с юридической ситуацией»? Не означает ли это, что вы произвольно выбираете симптомы для той или иной юридической ситуации, например, для отзыва завещания одни симптомы («легкие когнитивные расстройства»), а для непризнания договора купли-продажи другие симптомы (признаки сосудистой деменции)?»
Психиатр-эксперт. «Нет, Вы меня не так поняли. Мы не устанавливает связь между симптомами и юридической ситуацией, а выявляет только соотношение между ними».
Я. «То есть соотношение симптомов «деменции» при написании завещания одни («легкие когнитивные расстройства», установленные врачом-психиатром уже после продажи дома), а при заключении сделки купли-продажи другие (слабоумие и недееспособность). Но ведь это скрытое признание того, что договор дарения – правильный (и истица выигрывает дело), а отмена завещания и продажа дома – не правильные, вызванные слабоумием «Х» (и ответчики проигрывают). Ваша честь (к судье), психиатр-эксперт превышает свою компетенцию!
Судья. «Это мне решать, кто выходит за рамки своей компетенции, а кто нет. У Вас есть ещё вопросы?»

Я. «Ваша честь! Эксперт-психолог приводит обобщенные характеристики, которые противоречат друг другу. Например, «зависимость от средовых влияний и внушаемость» и «требовательность к соблюдению другими общепринятых норм и правил поведения». Последнее свойство никак не вяжется с заключением экспертов о том, «Х» «не понимает значения своих поступков и не руководит ими». Как же тогда она требует от других «соблюдения норм и правил»? Чтобы такое требовать необходимо знать нормы и правила общежития, а это противоречит другому выводу об «утрате запаса жизненных знаний», необходимо иметь волю требовать и контролировать ход исполнения этих правил, а следовательно - замечать ошибки и понимать, что это именно ошибки, отклонения от правил. Слабоумному это не под силу. Как все эти противоречивые суждения можно однозначно толковать?
Психиатр-эксперт. «Со стороны психолога это – игра слов. Психолог отдельно записывает свои выводы и расписывается за свои слова».
Я. «Ваша честь! Может и все записи психиатров-экспертов – «игра слов»?

Так не спеша проходила дискуссия, которая ни к чему не привела. Судья и на этот раз ничего не решила. Вернее, решение было принято – повторная психолого-психиатрическая экспертиза (посмертная), но теперь уже в г. Томске. Посмотрим, что на всё это скажут томские психиатры-эксперты!

В.Ю.Завьялов
Профессор, доктор медицинских наук,
руководитель группы научной валидизации дианализа
и полимодальной психотерапии лаборатории психофизиологии,
НИИ физиологии Сибирского отделения академии медицинских наук РФ
www.dianalyz.ru

Как стать разумнее (=критичнее к себе и своим представлениям), или Трезво об Интернете и людях (к переводу статьи Д. Адамса)

Моя лента в FriendFeed принесла ссылку на перевод замечательно здравомысленной статьи Дугласа Адамса «Как перестать беспокоиться и начать любить интернет». Это очень хороший пример целого ряда навыков критического мышления, достойный внесения в хрестоматию по научению объективному реалистическому взгляду на вещи, что составляет сердцевину критического рационализма. Собственно статья ниже:

Дуглас Адамс. Как перестать беспокоиться и начать любить интернет

13.02.2013
Эта статья впервые опубликована в рубрике «Обзор новостей» газеты The Sunday Times от 29 августа 1999.

Пару лет назад или около того я был гостем передачи Start The Weel, на которой очень заслуженный журналист сообщил мне, что весь этот интернет — просто преходящая причуда вроде любительского радио в пятидесятые, и что если я думаю иначе, то попросту достаточно наивен. Очень британская черта — вероятно, вполне естественная для страны, которая потеряла империю, а обрела Мистера Блобби — подозрительно относиться к переменам.

Но изменения реальны. Я не думаю, что кто-то сейчас станет спорить с тем, что интернет становится важной частью нашей жизни. Тем не менее, он очень нов для нас. Если, например, какое-то преступление было «спланировано через интернет», телекомментаторы всё ещё считают важным упомянуть этот тревожный факт. Они не потрудятся сообщить о том, что преступники использовали телефон или М4, или что они обсуждали свои подлые планы «за чашкой чая», хотя в своё время всё это было новым и противоречивым.

Также в ходу необычный способ, которым отдельные ведущие BBC и журналисты (да, Хамфрис младший, я говорю о тебе) произносят интернет-адреса. Они говорят: «ввв ТОЧКА… бибиси ТОЧКА… ко ТОЧКА… юкей СЛЭШ… тудэй… СЛЭШ…» и так далее, и делают это так, что становится понятно: у них нет ни малейшего понятия о сути этих новомодных штук, однако подразумевается, что вы, слушатели, вероятно знаете, что всё это значит.

Полагаю, предыдущим поколениям приходилось стараться изо всех сил, чтобы разобраться с изобретением телевизора, телефона, кинематографа, радио, автомобиля, велосипеда, печати, колеса и так далее. Однако, определённым образом мы, кажется, учимся понимать, как работают эти вещи:

1. всё в мире, что изобретено на момент вашего рождения, нормально;
2. всё, что изобретают после вашего рождения и до того, как вам исполнится тридцать, невероятно увлекательно и изобретательно, а при небольшом везении на этом можно сделать карьеру;
3. всё, что изобретают после того, как вам стукнет тридцать, идёт вразрез с естественным ходом вещей, и это начало конца той цивилизации, какой мы её знаем — до того момента, пока изобретение не просуществует десяток лет, после чего оно постепенно оказывается вполне приемлемым.

Примените этот список к фильмам, рок-музыке, текстовым редакторам, чтобы определить ваш возраст.

Субъективное восприятие, безусловно, дурачится над нами. К примеру, «интерактивность» — один из тех неологизмов, какие мистер Хамприс любит прихватить словесным пинцетом, но причина, по которой нам внезапно понадобилось такое слово, состоит в том, что в течение этого века доминировали неинтерактивные формы развлечения: кино, радио, музыка в записи и телевидение. До того, как они появились, все развлечения были интерактивными: театр, музыка, спорт — исполнители и аудитория были вместе, и даже почтительно тихая публика своим присутствием влияла на то, как разворачивалась та драма, ради которой она собралась. Специальное слово для интерактивности было не нужно — так же, как нам (пока что) не нужно специальное слово для обозначения человека с единственной головой.

Я предвижу, что история покажет: «нормальные» господствующие медиа двадцатого века были лишь отклонением. «Я вас умоляю, мисс, вы утверждаете, что они могли только сидеть и смотреть? Они ничего не могли делать? Неужели никто не чувствовал себя ужасно оторванным, отчужденным и незначительным?»

«Да, дитя, и поэтому все они сошли с ума. До Реставрации».

«Что это была за Реставрация, мисс?»

«Конец двадцатого века. Когда вернули интерактивность».

Интернет всё ещё очень нов, и поэтому мы до сих пор не совсем понимаем, что это. Мы принимаем его за вид издательства или вещания, потому что мы привыкли делать это. Так много людей жалуется, что в интернете полно мусора, или что в нём господствуют американцы, или что не нужно доверять всему, что вы читаете в вебе. Представьте, что вы пытаетесь применить такую критику к тому, что слышите по телефону. Конечно, вы можете «доверять» тому, что люди говорят вам через веб, не больше, чем вы «доверяете» сообщаемому через мегафоны, почтовые открытки или рестораны. Вырабатывать социальную политику относительно того, кому и почему вы можете доверять — это то, для чего, вполне буквально, развилась большая часть нашего мозга. По какой-то сумасшедшей причине мы отключаем этот естественный скепсис, когда имеем дело с любым медиа, требующим для своего существования большого объема работы и ресурсов, или медиа, которому мы не можем без труда возразить — такому как газеты, телевидение или гранит. Отсюда «высеченный в камне». Нас должно волновать не то, что мы не можем доверять тому, что читаем в интернете — естественно, мы не можем, это всего лишь разговоры людей; а то, что мы вообще поддались привычке верить тому, что мы читаем в газетах или видим по телевизору. Это ошибка, которую никто, кому встречался когда-нибудь настоящий журналист, не допустит никогда. Одна из важнейших вещей, которым возможно научиться в интернете — это то, что никаких «их» не существует. Есть лишь огромное множество «нас».

Конечно, с интернетом много что не так. Например, лишь ничтожно малая часть мирового населения пока что подключена к сети. Недавно слышал, как какой-то знаток доказывал на радио, что интернет навсегда останется ещё одним непреодолимым барьером, разделяющим богатых и бедных — по той причине, что компьютеры всегда будут дороги сами по себе, что к ним приходится покупать много дополнительных устройств вроде модемов, и что программы нужно обновлять. Список впечатляющий, но не выдерживает и беглой проверки. Цена на мощный компьютер, который раньше по стоимости был сравним с реактивным самолётом, теперь ниже цены цветного телевизора и продолжает стремительно падать. Большинство модемов в наши дни встроены, а автономные устройства стали настолько дешёвым изделием, что компании вроде Hayes, чей бизнес единственно состоял в их производстве, разоряются. Как известно, интернет-программы Microsoft и Netscape бесплатны. Тарифы на телефон в Великобритании всё ещё высокие, но они падают. В США местные звонки бесплатны. Другими словами, стоимость соединения стремительно приближается к нулю, и по очень простой причине: ценность веба увеличивается с каждым, кто к ней присоединяется. В интересах всех, чтобы цены падали всё ниже и ниже — до тех пор, пока каждый человек на земле не будет подключен.

Другая проблема с сетью состоит в том, что это всё ещё «технология», а «технология» — как её незабвенно определил учёный Брэн Феррен — это «штука, которая пока что не работает». Мы не думаем о стульях как о технологии, мы думаем о них как о стульях. Но было время, когда мы ещё не определили, сколько у стульев должно быть ножек, какой они должны быть высоты, и они часто «ломались», когда мы пытались их использовать. В скором времени компьютеры будут так же обыденны, их будет так же в избытке, как стульев (а через пару десятилетий и около того — как листов бумаги или песчинок), и мы перестанем отдавать себе отчет в их существовании. Более того, я уверен, что мы оглянемся на это десятилетие и изумимся тому, как мы могли когда-то делать то, что мы с ними делали ради «производительности».

Но самая большая проблема состоит в том, что мы всё ещё первое поколение пользователей, и, несмотря на то, что мы изобрели сеть, нам она всё ещё не до конца понятна. В книге «Язык как инстинкт» Стивен Пинкер объясняет разницу между пиджином и креольским языком. Пиджин появляется, когда смешиваются разные люди — обычно рабы — которые выросли со своим языком, но не говорят на языке других. Им удается кое-как создать грубый и быстрый жаргон, состоящий из кусочков разных языков. Он позволяет им ладить, но практически лишён грамматической структуры как таковой.

Первое поколение детей, рожденных в таком сообществе, берёт эти раздельные куски языка и трансформирует их во что-то новое, с богатой естественной грамматикой и словарём, и получившийся язык называется креольским. Грамматика — это всего лишь естественная функция детского мозга, и дети применяют её ко всему, что попадётся им под руку.

То же происходит и с коммуникационной технологией. Большинство из нас всё ещё, запинаясь, пользуются её пиджин-версией, близоруко косясь на эти штуки размером с холодильник на наших письменных столах, не совсем понимая, куда отправляется электронная почта и проклиная каждый звонок мобильного. Наши дети, тем не менее, занимаются чем-то совершенно иным. Ристо Линтури, член исследовательского центра телефонной корпорации Хельсинки, цитируемый журналом Wired, описывает необычное поведение детей на улицах Хельсинки, у каждого из которых есть мобильный телефон с поддержкой текстовых сообщений. Они не обмениваются важной информацией о бизнесе, они просто болтают, остаются на связи. «Мы стадные животные, — говорит он. — Эти дети объединены в своё стадо, они всегда знают, куда оно движется». Он уверен, что вездесущая беспроводная коммуникация «вернёт нас к формам поведения, которые были естественными для нас, и уничтожит те формы, к которым привели ограничения технологий».

Мы прирожденные жители деревни. На протяжении большей части истории человечества мы жили очень маленькими сообществами, в которых каждый знал каждого. Но постепенно нас стало слишком много, и наши сообщества сделались слишком большими и разрозненными, нам стало трудно чувствовать себя их частью, а наши технологии не справлялись с задачей нашего сближения. Однако ситуация меняется.

Интерактивность. Коммуникация «многих со многими». Повсеместное подключение. Эти неуклюжие новые понятия для частей нашей жизни, которым мы, до того как их потерять, даже не думали давать названия.

Перевод: Глеб Калинин, редактура: Александр Ильин.

Оригинал статьи.

Posted by Глеб Калинин 13.02.2013