Научись онтокритике, чтобы перенаучиться жить

Неграмотными в 21-м веке будут не те, кто не могут читать и писать, а те, кто не смогут научаться, от(раз)учаться и перенаучаться. Элвин Тоффлер

Поиск по этому блогу

2015-04-11

Ах, какая была держава!

Ах, какая была держава!
Ах, какие в ней люди были!
Как торжественно-величаво
Звуки гимна над миром плыли!
Ах, как были открыты лица,
Как наполнены светом взгляды!
Как красива была столица!
Как величественны парады!
Проходя триумфальным маршем,
Безупречно красивым строем,
Молодежь присягала старшим,
Закаленным в боях героям -
Не деляги и прохиндеи
Попадали у нас в кумиры...
Ибо в людях жила - идея!
Жажда быть в авангарде мира!
Что же было такого злого
В том, что мы понимали твердо,
Что "товарищ" - не просто слово,
И звучит это слово гордо?
В том, что были одним народом,
Крепко спаянным общей верой,
Что достоинства - не доходом,
А иной измеряли мерой?
В том, что пошлости на потребу
Не топили в грязи искусство?
Что мальчишек манило небо?
Что у девушек были чувства?
Ах, насколько все нынче гаже,
Хуже, ниже и даже реже:
Пусть мелодия гимна - та же,
Но порыв и идея - где же?
И всего нестерпимей горе
В невозможности примирений
Не с утратою территорий,
Но с потерею поколений!
Как ни пыжатся эти рожи,
Разве место при них надежде?
Ах, как все это непохоже
На страну, что мы знали прежде!
Что была молода, крылата,
Силы множила год за годом,
Где народ уважал солдата
И гордился солдат народом.
Ту, где светлыми были дали,
Ту, где были чисты просторы...
А какое кино снимали
Наши лучшие режиссеры!
А какие звенели песни!
Как от них расправлялись плечи!
Как под них мы шагали вместе
Ранним утром заре навстречу!
Эти песни - о главном в жизни:
О свободе, мечте, полете,
О любви к дорогой отчизне,
О труде, что всегда в почете,
И о девушках, что цветами
Расцветают под солнцем мая,
И о ждущей нас дома маме,
И о с детства знакомом крае,
И о чести, и об отваге,
И о верном, надежном друге...
И алели над нами флаги
С черной свастикой в белом круге.
Юрий Нестеренко

2015-04-09

Чем угрожает Путину новая российская идеология

Чем угрожает Путину новая российская идеология

КРАТКОЕ РЕЗЮМЕ
Чем дальше шагает идеология по стране, тем слабее институт политического лидерства. Сначала лидер становится зависим от идеологических установок, а потом фактор личности растворяется, и для системы станет не важно, кто стоит наверху
Татьяна Становая 07 апреля 2015
В России нет государственной идеологии, это гарантировано 13-й статьей Конституции РФ. Но политическая практика расходится с официальными формулировками: последние два года привнесли новый тренд в российскую политику - идеологизацию государственной власти. Когда в стране появляется пусть и неофициальная идеология, она тут же становится растворителем политического лидерства. Путин безальтернативен? Уже нет: консервативная волна растит достойную смену обезличенных продолжателей «правого дела».
Сначала лидер создает идеологию, потом идеология создает лидеров. Момент, когда происходит «смена власти», незаметен. Но он неизбежно настает: однажды лидер, который держал в своих руках все рычаги, которому смотрели в рот и повторяли любые фразы, начинает ощущать идеологические рамки. Сначала они мягкие и подвижные. И как будто очень комфортные. Ведь он же сам и очерчивал эти линии. А дальше как с наручниками: чем активнее вырываешься, тем сильнее сжимает.
Год назад, до Украины, Путин мог позволить себе согласиться с термином «настоящий либерал» применительно к себе. Сегодня это было бы уже странно и смело, завтра - опасно. Либералы - пятная колонна, предатели, трусливая продажная интеллигенция. Разве можно с ними себя ассоциировать? Идеология рождается как побочный эффект эпохи, но очень скоро может стать политическим мейнстримом, уже вовсе не нуждающимся в лидере и его ручном управлении. Понимает ли Путин, что консервативная волна, поднятая в 2012 году, рано или поздно поглотит своих родителей? Ведь эволюция режима создает иллюзию полной подконтрольности.

Три слагаемых идеологии

За последние 10 лет российский режим институционально почти не изменился, зато принципиально изменился содержательно. С институциональной точки зрения отличий между 2005 и 2015 годами совсем немного. Как и в 2005 году, мы имеем 4 парламентские партии, внесистемную оппозицию (либеральную, левую и националистическую), зависимый от Кремля парламент, атрофированные механизмы общественного контроля и зачищенное гражданское общество. Но с сущностной позиции это совершенно два разных режима, ключевое различие между которыми - наличие в современной России квазигосударственной идеологии.
Неофициальная государственная идеология в России имеет свое содержание и своих субъектов-носителей, субъектов-исполнителей, а также механизмы функционирования, вполне официальные.
В том, что касается содержания, нынешняя российская идеология формируется по нескольким направлениям. Первое - это создание «идеального прошлого», которое служило бы основой и оправданием для современной политической линии. Реабилитация Сталина, атака на писателя Даниила Гранина за фотографии ромовых баб для партийного начальства в блокадном Ленинграде, удушение «Дождя» за опрос про блокаду. У власти появилась потребность в «идеальной» исторической модели, которая служила бы образцом «единения власти и народа», героического преодоления нечеловеческих трудностей. Острые углы обходятся, неприятные темы опускаются. Рисуется картина, которая все дальше уходит от реальности и продается как слепок «правильных» ценностей.
Второе - это ценности. Традиционные ценности и консерватизм в более общем виде, государственный патриотизм (это ключевое отличие от патриотизма как такового, являющегося в целом признаком здоровой нации), российский национализм, идеологическое антизападничество, подкрепленное философской базой русских славянофилов, антилиберализм, а также православие.
Это защитная идеология, которая возникла как реакция на кризис в отношениях России и Запада, но постепенно начала жить своей собственной жизнью. Сейчас неофициальная идеология власти становится уже не функцией от внешней политики, а самостоятельным фактором внутриполитической жизни страны, регулирующим сферы общественного и юридического.
Для окончательного завершения этого процесса не хватает третьего и главного элемента - идеологически подкрепленного видения будущего России, мобилизующего нацию и создающего ценностную систему координат для объяснения вынужденных ограничений. Воевать против кого, нас научили, а вот за что - пока получается плохо. Есть концепт «русского мира», с которым даже власть пытается пока обращаться весьма осторожно, понимая всю его опасность. Однако уже сложились общие для всех системных политических сил идеологические рамки, с которыми согласны и коммунисты, и левые («СР»), и партия власти.

Идеологические институты

С институциональной точки зрения неофициальная идеология тоже очень быстро оформляется. Да, у России нет монопольной политической партии, носителя государственной идеологии. Однако за последние пару лет произошло несколько важных изменений. Первое - формирование идеологического консенсуса системных партий. В 2012 году Кремль зачистил системную оппозицию, прежде всего «Справедливую Россию», откуда были выведены все внесистемные элементы, симпатизирующие протесту. Практически утратила самостоятельность КПРФ, которая в 90-е годы была мощной оппозицией Кремлю.
Второе - приобретение партией власти своей идеологии. Раньше "Единая Россия" никогда не была центром принятия политических решений, она оставалась функцией от власти, а не наоборот. Именно поэтому партия власти была лишена такой привилегии, как собственная идеология, и пыталась четко следовать веяниям, исходящим от Кремля. Достаточно вспомнить все идеологические шатания внутри «Единой России»: то она центристская, затем социал-консервативная, затем национал-консервативная. Были и попытки охватить весь идеологический спектр, создавая внутри партии клубы и «крылья». Это была партия-хамелеон: какого цвета Кремль, такого и она.
В последние два года ситуация начала меняться, и партия стала однозначно консервативной. Запретительная деятельность парламентского большинства превратилась в визитную карточку парламента. Роскошь партии - собственная идеология - стала ей доступна, а активисты стали получать поощрения. «Единая Россия» превратилась в мощного носителя охранительной идеологии, то есть идеологии, направленной на защиту текущей власти от любой конкуренции и посягательств извне (не только со стороны Запада, но и извне управляемой системы внутри страны). Параллельно с ней быстро набирает силу и другой институт - ОНФ, который, представляется, уже очень скоро сможет позволить себе гораздо больше банальной партии власти: снимать и назначать губернаторов и министров.
Сформировалась и система «свой - чужой». «Своим» разрешена антикоррупционная риторика, «чужим» - нет (это инструмент разрушения государства), «своим» позволены митинги и марши, «чужим» - нет. И дело вовсе не в форме политического участия, а в природе участника. Активность любых неконтролируемых элементов воспринимается как угроза и ограничивается или запрещается, а для этого нужно обоснование. Закон не умеет определять разницу между патриотом и врагом. Тут без идеологии не обойтись.
До 2012 года консерватизм был формой политического существования активного пропутинского меньшинства, ставшего мейнстримом в 2012 году как реакция на угрозу со стороны либералов (а угроза хребтом чувствовалась в период правления Медведева, позволявшего себе иногда и критику в адрес Путина). Шоком стали протесты конца 2011 года. Мощным допингом - возвращение Крыма.
В России нет официальной государственной идеологии, но есть реальность, когда увольняют профессоров за непатриотическую позицию, арестовывают за контакты с иностранцами, преследуют за неправильную трактовку исторических событий, снимают директора театра за богохульство и закрывают художественную постановку классики, приходят с обысками за политнекорректный твит или запись в блоге. Появился институт морального осуждения, который приравнивается по силе к закону и подменяет юридическое регулирование общественных и экономических отношений. Этот институт базируется на страхе перед властью, а государственное принуждение с помощью законов заменяется добровольным подчинением, что делает лояльность практически неограниченной.

Вместе и вместо

Теперь возникает лишь один вопрос: где грань между политической идеологией власти и государственной официальной идеологией? Вторая должна быть юридически оформлена, как пресловутая 6-я статья Конституции СССР. Это кажется невероятным (так же, как в начале нулевых казалось невероятным снятие оперы за богохульство или арест за звонок в иностранное посольство), но Россия идет к этому.
И тут мы подходим к главному выводу. Чем дальше шагает идеология по стране, тем слабее институт политического лидерства. Извечный спор, кто появился первым, курица или яйцо, можно перефразировать на политологический лад: что первично - идеология или лидер. Идеология рождает своих лидеров, а те, в свою очередь, расставляют в идеологической политике свои акценты. Но этот процесс взаимосвязанный и главное - исключающий автономию лидера от идеологии.
Владимир Путин как ключевой фактор стабильности режима постепенно утрачивает контроль над процессом, который начал жить своей жизнью. Инициатива снизу расцвела, а масштабы ее проявления в области контроля, пресечения, недопущения и предотвращения нарастают в геометрической прогрессии. Путин, представим, вполне мог бы вмешаться в ситуацию с арестом Давыдовой или попыткой Роскомнадзора надавить на русскую службу BBC. Но он не может вмешиваться в сотни мелких преследований и перегибов на местах. Это цунами, набирающее силу, однажды станет сильнее лидера, когда-то заложившего этот охранительный тренд.
Становление государственной идеологии незаметно ограничивает область возможного для политического лидера, задает ему рамки для риторики, которые раньше он мог свободно определять сам. Идеология становится самостоятельным, неуправляемым, стихийным фактором легитимации власти, неподвластным Путину. Линейное развитие этого тренда может привести к тому, что фактор личности окончательно растворится, и для системы станет не важно, кто стоит наверху. Условный «Путин» станет функцией, исполнитель которой будет заменимым и уязвимым. Так Путин собственными руками создает самую главную угрозу своему политическому будущему и будущему страны.
Татьяна Становая - руководитель аналитического департамента Центра политических технологий

К пониманию финансово-экономической АНАЛитики

К пониманию финансово-экономической АНАЛитики

Текущий рост рубля — это рост засыхающего говна при запоре. Выхода всего два: или кто-то клизму вставит (сами или извне), или жопу разорвёт на куски. В любом случае говна всем вдоволь достанется, отмываться долго придётся.

P.S. Вместо «рубля» в фразу можно вставить «России» — образ останется справедлив. Только «рост» нужно будет заменить на «вставание с колен».

2015-04-08

Забудьте про большинство: Вектор событий гнут активные

Статья опубликована в № 3807 от 08.04.2015 под заголовком: Власть и общество: Забудьте про большинство
http://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2015/04/08/zabudte-pro-84-noe-bolshinstvo

Забудьте про 84%-ное большинство

Политолог Александр Шмелев о том, что важно лишь число тех, кто готов тратить время, средства и силы ради будущего страны
  • Александр Шмелев
normal-81.png
С 2012 г. число бойцов ОМОНа выросло в 2 раза
Е. Разумный / Ведомости


















Главный успех отечественной госпропаганды последних лет - это не мифы о «России, вставшей с колен», «фашистском перевороте в Киеве» или «ополченцах, спасающих русский язык», но легенда о существовании политически значимого «84%-ного большинства», якобы поддерживающего действующую власть, агрессию против Украины, запретительные законы, конфронтацию с Западом и т. д. В отличие от других мифов, в этот поверила не только традиционно доверчивая телеаудитория, но и многие критически настроенные и умеющие отделять зерна от плевел граждане. А поверив, опустили руки: как противостоять такой массе народа? Есть ли смысл бороться за перемены, если нашим согражданам настолько нравится статус-кво? Абсолютное большинство деморализует абсолютно. Неудивительно, что настроения среди проевропейски настроенных граждан России в последнее время крайне пессимистичны и депрессивны.

Однако реальных оснований для депрессии нет. Никакого «84%-ного большинства» как политического субъекта в России не существует. Единственное, в чем это большинство проявляется, - в ответах на вопросы соцслужб. На выборах 2014 г. ни в одном из регионов мы не видели толп, радостно ломившихся на участки, чтобы выразить поддержку действующей власти. С начала «русской весны» на улицах наших городов не состоялось ни одного многолюдного добровольного митинга, шествия, демонстрации в поддержку Путина или «Новороссии». Все мероприятия подобного рода собирали мизерное число участников или организовывались с помощью административного ресурса и денежных вознаграждений. При этом проходившие в Москве «марши мира» оказывались гораздо более многолюдными и не наталкивались ни на какую агрессию со стороны жителей города. А маленькие группки людей, пытавшиеся их сорвать, выглядели довольно комично как раз из-за своей маргинальности.

Это не значит, что социологи нас обманывают. Просто политика и общественная жизнь по-настоящему интересуют лишь очень небольшую долю граждан. Даже в самые судьбоносные моменты истории. Так, во время Великой Отечественной войны лишь 1-2% жителей оккупированных территорий шли в партизаны, еще менее 1% позже подверглись репрессиям за коллаборационизм, а остальные просто пытались выжить, будучи готовыми к любому исходу военных действий. Примерно та же ситуация сейчас в Донбассе. В 1917 г. судьба 300-летней монархии была решена усилиями мизерного процента жителей Петрограда. То же и в 1991-м, когда ГКЧП спасовал перед примерно 0,05% граждан СССР, вышедших к Белому дому. Это свидетельствует не о беспринципности подавляющего большинства людей, но лишь о том, что политика и вопросы госустройства для них не вопросы первоочередной важности: «как будет, так будет».

Конечно, распределение симпатий среди всех граждан играет важную роль, если будущее страны определяется через победу тех или иных сил на конкурентных выборах. Но в нашем случае речь об этом давно не идет: конкурентные выборы - не реальность, а одно из главных требований «активного меньшинства». Соответственно, единственные цифры, которые сейчас имеют значение, - это число тех, кто готов, как минимум, тратить свое время, средства и силы, чтобы повлиять на будущее страны. А как максимум - рисковать свободой и даже жизнью.

Здесь начинается по-настоящему важная социология. Число активных сторонников демократических реформ и европейских ценностей, готовых выйти на улицу, остается более или менее неизменным с 2011 г. и составляет примерно 100 000 человек в Москве плюс еще по несколько тысяч в других крупных городах (в Санкт-Петербурге - около 10 000, в остальных миллионниках - меньше).

«Национал-патриотический» актив - те, кто выходит на митинги «за Новороссию», собирает деньги и вещи для «ополчения» или, наконец, непосредственно отправляется воевать в Донбасс, - поддается подсчету чуть труднее. На глаз его можно оценить в несколько десятков тысяч граждан (около 10 000 непосредственных участников боевых действий плюс организаторы палаток «Помощь Донбассу», часть активистов движений НОД, SERB и т. п.).

Третий кластер - другие сплоченные социальные группы, пока не принимающие активного участия в общественно-политической жизни, но потенциально способные сыграть в ней важную роль (например, футбольные ультрас).

Четвертый - сторонники сохранения статус-кво по долгу службы: разнообразные чиновники, муниципальные служащие, руководители бюджетных организаций и т. д. Как правило, представители этой группы не сильно отличаются от пассивного большинства и спокойно переходят на службу к любой новой власти. Однако наиболее замазанные из них, вероятно, готовы к активным действиям в поддержку действующего режима. Впрочем, вряд ли их число достаточно велико для того, чтобы они могли сыграть какую-то роль.
Пятый - силовики. В первую очередь, 40 000 бойцов ОМОНа (это число с 2012 г. выросло в 2 раза: власть понимает важность «социологии активного меньшинства» и не тешит себя результатами общенародных опросов). Плюс 182 000 служащих внутренних войск, засекреченное число сотрудников ФСБ, стоящие немного особняком «кадыровцы» (около 4000 человек) и т. д.
Наконец, шестой - армия, которая традиционно в России не вмешивается в политику, но когда-то может эту традицию нарушить.

При сохранении нынешнего вектора путь, по которому пойдет Россия, будет определяться исключительно этими группами. То есть численностью двух первых групп (она может быстро меняться - так, в 2011 г. число постоянных участников демократических протестов одномоментно выросло более чем в 10 раз). Пределами лояльности пятой и шестой групп. Позицией третьей группы.

При этом процент пассивной поддержки власти может быть любым. Все равно в недемократической системе он ни на что не влияет. В условиях тотального доминирования на ТВ единой информационной линии цифры соцопросов - это не более чем результаты ЕГЭ на тему «хорошо ли вы помните содержание телепередач».
Автор - политолог

2015-04-07

Как рухнет режим. Возможный сценарий / Владислав ИНОЗЕМЦЕВ

Как рухнет режим. Возможный сценарий

Владислав ИНОЗЕМЦЕВ, доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества
Если нынешняя система и развалится, то этот процесс не будет сопровождаться ни массовыми протестами, ни дворцовыми переворотами. Все окажется проще и повседневнее.
Драматические события на экономическом фронте в конце прошлого года заставили экспертов заговорить о возможности дворцового переворота, социального взрыва или иных событий, которые могут резко изменить направление развития России в ближайшем будущем. Мне кажется, что такие рассуждения строятся на безосновательной переоценённости потенциала и российского населения, и российской «элиты». Ни первое, ни вторая сейчас не способны не только к осмысленным коллективным действиям, но даже к проектному мышлению. Поэтому, на мой взгляд, если режиму и суждено в будущем (причем не слишком близком) рухнуть, процесс его распада окажется намного более банальным и повседневным.
Россия при Владимире Путине управляется как огромная корпорация, функционирование которой полностью подчинено задачам обогащения ее менеджеров. Акционеры (которыми с определенной долей условности можно назвать население страны) получают некоторые бонусы, достаточные для того, чтобы не задавать ненужных вопросов на время от времени для проформы проводимых «общих собраниях». Корпорация «Россия», как и любая другая, реализует кажущуюся ей оптимальной инвестиционную стратегию, создает резервы, пытается конкурировать с соперничающими компаниями, время от времени осуществляет ротацию управленческих кадров. Она генерирует большие финансовые потоки, сбывая производимые ею товары на мировом рынке. При этом у данной компании есть только одна проблема, которая, очевидно, не может быть решена в рамках той модели, которую ее фактические владельцы считают идеальной и неизменной.
Эта проблема не в неэффективном управлении. Сегодня либералы любят повторять эту мантру, которая имеет к стране очень малое отношение. Чтобы понять, эффективна ли та или иная система, нужно знать ее истинные цели. Россия выглядит неэффективной, только если принимать за данность, что задачей является повышение благосостояния населения и развитие экономики на основе инновационного уклада. Однако ничто не доказывает (за исключением политической трескотни), что цель именно такова. Если же оценить систему, приняв, что главной ее целью является максимальное извлечение дохода от рентной экономики и предельно диспропорциональное перераспределение его в пользу управленческого класса, система предстает крайне эффективной. Ни в одной стране мира чиновники и представляющие их интересы (beneficiary owners) олигархи не обогащались так стремительно и масштабно; нигде люди со столь откровенно демонстрируемым непрофессионализмом не достигали таких успехов. Поэтому Россия управляется эффективно, обеспечивая все интересы ее правящего класса и позволяя ему и далее грабить страну.
Проблема в другом. Любая корпорация должна приносить прибыль. Эта прибыль возникает как разница выручки от продаж и издержек на поддержание ее деятельности. Современная гибкая корпорация в идеале должна контролировать и первую, и вторую составляющие – в одном случае через наращивание объемов сбыта, вывод на рынок новых типов продукта и манипулирование ценами; во втором посредством сокращения количества и стоимости используемых ресурсов. Россия – это негибкая корпорация, начисто лишенная и первой, и второй возможностей.
Основными товарами, которые страна сегодня может производить, остаются нефть, газ, уголь и металлы. Объемы их производства за последние 25 лет не выросли. Даже в рекордном по добыче нефти 2014 году ее выкачано из недр 527 млн тонн, или на 4,5% меньше, чем в РСФСР в 1989-м.
По товарному газу зафиксирован умеренный рост 5,4%, по углю снижение составило 14%, по стали – 22%. Это произошло в условиях, когда потребление этих ресурсов в мире выросло соответственно на 37%, 78%, 64% и в 2,05 раза, когда наши конкуренты наращивают объемы производства весьма решительно (Казахстан добывает сегодня в 3,5 раза больше нефти, чем в 1989 году, Катар – в 26 раз больше газа, чем в конце 1980-х). Более того, Россия не только не может наращивать объем поставок, но и не контролирует новые технологии (в отличие, например, от США с их сланцевым газом, Канады с ее нефтеносными песками и даже Японии, добывающей растворенный в придонных океанских водах природный газ). И, конечно, Россия не определяет цены на производимые ею товары – не в последнюю очередь по причине своей недоговороспособности с партнерами, но также и потому, что годами сопротивляется переводу своих поставок с долгосрочных контрактов и трубопроводных способов доставки на спотовый рынок и морские перевозки. Таким образом, корпорация «Россия» не может менять внутренние и внешние условия производства и реализации базовой для нее продукции.
В то же время корпорация, как оказывается, не контролирует и издержки своего собственного функционирования. При практически неизменных объемах производства в любой из сфер (за исключением торговли, банковских услуг, мобильной связи и еще некоторых отраслей) стоимость основных ресурсов на внутреннем рынке в долларовом выражении выросла с 2000 по 2013 год в 8–16 раз, средняя заработная плата – в 13,5 раза, пенсии – почти в 18 раз; расходы на поддержание собственной безопасности (по линии министерств внутренних дел и обороны) – в 10,7 раза. Руководители страны часто говорят о том, что они не собираются снижать финансирование защищенных статей бюджета, и в этом им можно верить: последствия такого шага могут быть катастрофическими. Обязательства перед работниками корпорации можно лишь девальвировать – что президент Путин санкционировал этой осенью; вопрос заключается лишь в том, насколько такая девальвация сделает в итоге более дорогим функционирование остальных элементов системы – тех, бенефициары которых не привыкли экономить (да и вопрос о том, не придется ли истерически индексировать пенсии и зарплаты в условиях 30-процентной инфляции, тоже остается открытым). Экономика не знает примеров выживания корпораций, чья выручка сокращается в два-три раза, а издержки практически не могут быть урезаны.
Негибкая корпорация, сталкиваясь с ситуацией устойчивого снижения цен на свою продукцию и невозможности ни диверсифицировать производство, ни сократить издержки, разоряется. Сначала она начинает отказываться от части внутренних обязательств, потом перестает обслуживать внешние, пока наконец в нормальных условиях не попадает под защиту 11-й статьи (как это гарантирует американский Закон о банкротстве), а в ненормальных – раздирается конкурентами. Государство не может пойти ни по первому, ни по второму пути но мы сейчас говорим не о судьбе страны, а о поведении ее доминирующего класса.
Политика в России за последние пятнадцать лет стала неотделима от бизнеса. Сегодня она самый выгодный вид предпринимательства. Чиновничество косвенно и прямо контролирует большую часть экономики – не столько через собственность на активы, сколько через распоряжение финансовыми потоками. Истощение потоков сделает владение Россией бессмысленным. Борьба за власть в нынешней системе – это борьба за контроль над деньгами, а когда власть перестанет приносить богатства и окажется синонимом одной лишь ответственности, она не будет представлять интереса не только для сегодняшних российских правителей, но, боюсь, и для большей части их оппонентов из «либерального» лагеря.
Именно поэтому, как мне кажется, крах режима (возможный только в условиях и только вследствие дальнейшего ухудшения экономической конъюнктуры) не будет сопровождаться ни массовыми протестами, ни дворцовыми переворотами. На тонущих кораблях не было замечено смертоубийств ради того, чтобы постоять у штурвала последний час или два. Пассажиры и команда в таких случаях либо, цепенея, уходят на дно, либо пытаются спастись поодиночке, занимая лучшие места в шлюпках причем чем более быдловатым выглядит общество, тем чаще происходит последнее. Контроль за корпорацией, которая не приносит дохода, бессмыслен и поэтому, повторю еще раз, капитанский мостик тонущего корабля будет просто оставлен.
Нечто подобное уже происходило в нашей стране четверть века тому назад, когда структуры власти СССР практически не обеспечивали контроль за значимыми потоками и активами – и власть тогда немедленно перелилась в резервные структуры, ранее не казавшиеся значимыми. Сегодня ситуация отличается по крайней мере в трех аспектах. Во-первых, таких резервных структур нет (распад России маловероятен). Во-вторых, выход из системы гораздо более прост и вариативен (денег больше, границы открыты). В-третьих, аппетиты репрессивного аппарата куда больше, чем прежде. Это значит, что возникающий хаос, во-первых, не будет компенсирован организацией меньших пространств; во-вторых, для его преодоления не хватит умелых управленцев, которые предпочтут отойти от дел или уехать; в-третьих, война всех против всех будет особенно жестокой из-за обилия беспринципных и жадных силовиков. И потому 1990-е годы, о возвращении которых начинают сейчас говорить, покажутся вполне благополучным временем с точки зрения масштаба социальной встряски.
Единственным хотя и слабым утешением может служить то, что лишь подобная радикальная деструкция может воспрепятствовать восстановлению «корпорации „Россия“» в ее очередном обличье и способна дать старт нормальному обществу, строящемуся снизу и считающему жесткую власть не благословением, а угрозой, не защитником, а врагом. Другого варианта дороги в будущее, кроме логического завершения преобразований 1990-х, в России не существует. И хочется верить, что в стране найдутся люди, которые не сейчас, а уже из состояния будущего хаоса увидят варианты создания нового российского общества. А тем представителям элиты, что предпочтут индивидуальное спасение, можно лишь посоветовать, уходя, гасить за собой свет. В отношении большинства нынешних властителей страны я бы сказал, что это лучшее, что они могли бы сделать.

Избранное сообщение

Онтокритика как социограмотность и социопрофесионализм

Онтокритика как социограмотность и социопрофесионализм

Популярные сообщения