Автор текста: Александр (Alex) Шевченко
Я тут попробовал на выходных поразмышлять на тему роли убеждений и верований в социальных отношениях, пробуя применить онтокритику, как я ее понимаю.
***
Здесь делается попытка рассмотреть феномен верования как практического основания в социальных взаимоотношениях.
Тезис звучит так: «Социальные отношения могут давать практическое основание для проявления или внешней демонстрации верования X даже там, где нет его эпистемического обоснования». Иными словами: человек проявляет верование X потому, что принадлежит к группе Y, даже если X не является принципиально доказуемым. Жить и взаимодействовать гораздо проще, если принять на веру то, что разделяют другие в твоей общности. В этом случае верования или убеждения можно попытаться рассмотреть в социальной плоскости — как особый вид межличностных взаимоотношений, некую абстрактную социальную валюту, открывающую доступ к людям, возможностям, статусу, благам и даже к безопасности и смыслу. Развернём и посмотрим, как из этого вырастает идея «верований как социально-символического капитала».
1. Два вида верований: фактуальные и креденциальные
Здесь я буду опираться на теорию Нила ван Леувена, изложенную в книге “Religion as Make-Believe” (https://ontocritic.org/blog/archives/4641), где он аргументированно показывает, что религиозные (и вообще т.н. «групповые») верования образуют особый класс когнитивных аттитюдов, отличных от повседневных фактических верований. Хотя с философской точки зрения и те и другие являются «верованиями» — когнитивными аттитюдами обработки идей о реальности субъектом, — функционируют они по-разному.
Фактуальные, опытно-уверенные верования действуют по логике доказательств и проверки опытом.
Креденциальные, доверчиво-уверованные верования — по логике групповой идентичности, воображаемой игры и лояльности.
Фактуальные «повседневные» верования, как правило, лингвистически выражаемые через «я думаю», — непроизвольны, уязвимы к опровержению и управляют действием «по всем фронтам». Если я думаю/верю, что супермаркет работает до 23:00 и хочу успеть купить пива, я иду до этого времени. Но если, придя, обнаруживаю, что он закрыт в 22:00, и это подтверждает табличка на двери, завтра я уже не буду игнорировать этот опыт. Если я верю и вижу, что лёд тонкий, я не выхожу на него, потому что игнорирование этого факта может иметь печальные последствия и т.д.
Креденциальные «групповые» верования более произвольны и гораздо слабее зависят от опровержений и лингвистически выражаются через «я верю». Чаще всего они включаются лишь в ограниченных «сакральных» контекстах, отвечающих за групповую идентичность и ценности, и служат не столько для ориентации в мире, сколько маркером принадлежности: они говорят, кто «мы», гораздо точнее, чем как «оно устроено». В религиозной общине фраза «я верю, что наше божество нас защитит» звучит естественно на молитвенном собрании, но те же люди покупают страховку, пристёгиваются в машине и не выходят на тонкий лёд, руководствуясь уже фактуальными верованиями. В политическом или национальном контексте «я верю, что наша страна/нация — самая лучшая» мало зависит от статистики или сравнений, но отлично работает как пароль «свой–чужой» и маркер лояльности внутри группы.
Теперь можно обоснованно говорить о двух типах верований.
1) Фактуальные, опытно-уверенные, повседневные верования
Это верования про «пиво в супермаркете» и «лёд тонкий». Они:
• рождаются из опыта;
• уязвимы к доказательствам и меняются при столкновении с новыми данными;
• управляют повседневным фактическим поведением;
• служат основой для других когнитивных аттитюдов.
2) Креденциальные, доверчиво-уверованные групповые верования
Это «ролевые»: религиозные, политические, идеологические и иные верования, выступающие в роли нормативного мифа. Они:
• слабо реагируют на контраргументы и эмпирические опровержения;
• управляют поведением не всегда, а в особых контекстах — религиозных, идеологических, «своих»;
• прежде всего выполняют группообразующую функцию, сигнализируя «своим» и «чужим», к какому «мы» я принадлежу.
В теории ван Леувена это обозначается как двухконтурная карта мира: фактуальные верования — это первая, «реалистическая» карта мира, а креденциальные — вторая, «игровая» карта, обслуживающая групповую идентичность.
Человек может — и обычно так и делает — пользоваться обеими картами одновременно.
2. Верование как социальный капитал, или money is the name of the game: практическое основание
Если принять это различие и признать, что у верований может быть два типа оснований — проверяемое доказательное и практическое групповое, — креденциальные верования начинают особенно интересно выглядеть в социальной плоскости, позволяя обрести предсказательную силу в анализе социальных взаимоотношений.
Они не обязаны быть истинными или хорошо обоснованными, чтобы работать. Их практическая полезность проявляется не столько в познании мира и объяснении того, «как всё устроено», сколько в доступе к социальным благам: идентичности, поддержке, статусу, чувству смысла и безопасности — а заодно и к вполне материальным выгодам.
В этом смысле креденциальные доверчиво-уверованные верования начинают напоминать капитал: они инвестируются, защищаются и приумножаются в рамках конкретных групп. Верить «как мы» — значит обладать определённым пакетом прав и привилегий внутри «нашего» мира. Не разделяешь — теряешь доступ к этому рынку социальных выгод.
Разделение определённого группового верования служит входным билетом в клуб избранных. Если смотреть чисто с «экономической» точки зрения, разделение какого-либо креденциального верования действительно похоже на особый вид капитала — не денежного, а социально-символического. Человек верит в X не потому, что X хорошо доказуем и обоснован, а потому, что X конвертируется в социальные дивиденды. Эпистемическое основание (доказательства, данные, проверки) оказывается вторичным: верования продолжают жить, пока живёт рынок социальных выгод, на который они завязаны.
3. Вместо заключения: онтокритический взгляд на функцию креденциальных верований как социально-символического капитала
Мне представляется полезным применять модель рассмотрения такого абстрактного феномена, как убеждения и верования, в качестве социального капитала во взаимоотношениях. Это позволяет подсветить чрезвычайно важную область человеческой жизни: веру на основе социальных отношений при отсутствии доказательств и социальный конформизм.
Несомненно и то, что у верований и убеждений, как и у всякого капитала, есть своя доходность, но есть и своя цена. Креденциальные верования могут легко стать инструментом манипуляции. Здесь и появляется мотивация к применению онтокритического подхода.
Онтокритика, как инструмент критического подхода к некритикуемым основаниям, позволяет точнее разметить уровни реальности, выделяя хотя бы онтологический и социальный уровень креденциальных верований. Онтокритика как практическая философия, подразумевающая социально-конструктивистское понимание мира, показывает, что даже базовая социограмотность — понимание того, как устроены человек и общество, — может значительно повысить качество жизни, позволяет переосмыслить многие верования и убеждения, некритично усвоенные в процессе социализации.
Онтокритический подход не предлагает отнять веру, но предлагает хотя бы посмотреть, куда именно она ведёт и по какой цене. Такой подход не отменяет наши убеждения и верования как таковые, но переводит их из режима «само собой разумеется» в режим осознанного выбора. Онтокритика предлагает увидеть: что убеждения говорят о мире, а что — о нас самих.
И, возможно, бывает полезно иногда задуматься: не пора ли реинвестировать свои верования-капиталы обратно в свое личное пространство свободы — туда, где есть вопросы, проверки и ответственность за свой выбор?
