Иван Давыдов
Подводить сейчас «итоги политического года в России» - занятие не то, чтобы даже неблагодарное, а попросту странное.
Во-первых, декабрь зачеркнул все. Год сжался в месяц. До митинга на Чистых политику приходилось изобретать, выдумывать, выискивать, вычитывать между строк. Теперь политика – вокруг, и даже уже немного утомила. С непривычки-то.
Во-вторых, какие итоги? Декабрь подвел итог не году, а десятилетию. Десять (ну, как минимум, восемь) лет в стране целенаправленно и последовательно выстраивалась политическая система, раздражавшая, конечно, людей свободолюбивых, вроде нас с вами, но имевшая внутреннюю логику и определенный смысл. Систему эту сдали, сломали, перечеркнули прощальным посланием президента, пообещав взамен нечто вообще неудобоваримое, находящееся вне логики и за гранью смысла. На запросы протестующих власть не ответила, зато разброд и шатание в умы сторонников внесла.
И, конечно, нельзя не заметить, что главный архитектор помянутой выше системы назначен теперь коверным вице-премьером по клоунаде и жонглированию. Инновациям и модернизации. Не важно. Это одно и то же.
Но если эта самая система, как выяснилось, никакой ценности даже для людей, годами ее строивших, не представляет, и может быть молниеносно принесена в жертву желанию успокоить митингующих, то какой смысл нам, рядовым гражданам подводить итоги ее многолетнего функционирования? Умерла – так умерла.
Хотя нет, один итог имеется. Очень даже важный. Вступив без внятного повода в торг с пустотой (мы ведь понимаем, что губернаторские выборы с фильтром и сумбур вместо одномандатников – предложения для никого), российская власть раскрыла некоторые свои тайны. О которых, впрочем, многие и так догадывались. Прежде всего, власть знает о своей нелегитимности, помнит о выборах всех уровней, результаты которых раз за разом подгонялись под процент, спланированный заранее. Оттого и возникает паника всегда, когда власть натыкается на внешний, физический, наглядный, что ли, протест. Если протестуют несколько сотен (как в случае с акциями 31) – паника выливается в жестокость; если на улицу выходят тысяч десять человек (как в случае с законом о монетизации льгот) – власть трусливо коверкает собственные, продуманные, вроде бы, неслучайные решения. Если речь о нескольких десятках тысяч (а ведь это тоже, положа руку на сердце, пустяки, мы помним, что живем в довольно большой стране) – власть готова сама себя сломать самосохранения ради. Так попавшая в капкан лиса отгрызает лапу.
Ирония ситуации в том, что наш капкан нарисован студентом на самодельном плакатике.
И отсюда – еще один вывод, куда более для власти неприятный. У этих людей – и тут совершенно не важны гипотетические конфигурации конкурирующих кланов, это общеродовой признак, – нет на самом деле цели. Нет претензий на будущее. В их модели будущего – только один принципиальный пункт: они, то есть именно они, пофамильно, списком, данные конкретные люди, – должны у власти сохраниться. А строить тут суверенную демократию, развитой авторитаризм, недоразвитую монархию, – не суть.
И ради сохранения кресел можно жертвовать чем угодно. Собственно, политическую часть послания Медведева можно было бы уложить, не утомляя занятых людей в зале, в одно или два предложения: «Дайте нам посидеть на своих креслах. Хотя бы еще пять лет. Мы переназовемся, поменяемся местами, вообще, сделаем все, чтобы вы не прогнали нас. Не гоните».
И это все называется – капитуляция. Не перед конкретными митингующими, конечно, а перед вызовами истории. Это значит, что скоро, то есть в обозримом будущем, через три месяца или пять лет, здесь будет другая власть. А нынешние люди, продолжающие оккупировать телевизор, – они не настоящие. В том смысле, что к будущему, а значит, и к настоящему, отношения уже не имеют. Они в прошлом.
Если верить Марку Твену, Гекльберри Финн бросил читать Библию, когда выяснил, что все ее герои умерли. «Российскую газету» скоро перестанут читать по тем же причинам. Так что вернемся от мертвых людей к живым, и попробуем понять, зерна чего прорастают сейчас в будущее.
Это будет, если нить рассуждения не вовсе еще потеряна, в-третьих. Не итоги, не года, и не только в России. В России просто все нагляднее.
Говорят, политические протесты декабря показали, что в России есть общество. Пытаясь его описать, добавляют эпитет «гражданское», который ничего не проясняет. Прикрываются данными социологических опросов. Доброжелатели рассуждают о росте сознательности, хулители – о революции сетевых хомяков.
И знаете, правы-то, на беду свою, хулители.
На площади сегодня вышли люди, воспитанные социальными сетями. Интернет, вопреки прогнозам, не создал нового мира, но воспитал новых людей, которые, не умея этот мир описать, его, тем не менее, взыскуют. Из социальных сетей выползли, щурясь, на светлые площади люди, которые привыкли к существованию в коммуникационной среде без иерархий. В мире, где Вася Пупкин может зайти в дневник Саши Пушкина, и, ознакомившись с очередной главой «Евгения Онегина», сообщить посредством общепринятой аббревиатуры, что креатив – так себе, да и автор умом не блещет.
Это даже если не особо утрировать.
Нет, конечно, в этом, вроде бы, особой новости не отыскать. Бабкин, «друг, суровый критик» из стихотворения Саши Черного давно на полях Сенеки написал «Чушь!» Разница в том, что у Сенеки не было шансов узнать о рецензии Бабкина.
В мире без иерархий все вообще суждения не ценны даже, а равноценны. Это, если подумать, предельное развертывание европейского гуманизма. В этом мире все люди равны. И теперь этот мир начинает предъявлять права на реальность. Входить с этой реальностью в конфликт. В первую очередь, естественно, – в сфере политического. То есть, в сфере мнений. То есть в той сфере, которую считает своей.
Новых людей легко объединить на почве ненависти, запустив реальную версию популярного в интернете развлечения – травли. Протестанты на митингах – в Москве, как подозреваю, в Египте, как на Уолл-стрит, – объединены энергией ненависти. Допустим, ненависть эта не на пустом месте выросла. Люди, которые ее вызывают, должны из политики уйти, уйдут так или иначе, о чем смотрите выше.
Но дальше? Дальше начинается интересное. Сто тысяч митингующих новых людей – это сто тысяч образов будущего, не сводимых к общему знаменателю. Именно поэтому «вожди», пытающиеся заработать политические дивиденды, оказываются абсолютно неадекватными происходящему. Именно поэтому свистят с равной энергией практически всем.
Кстати, еще пара митингов, – и Навальному тоже будут свистеть.
Протестующий – человек года по версии журнала «Тайм» – предъявляет запрос не на политическую реформу, не на смену даже конкретных персонажей, слишком надоевших. Он предъявляет запрос на новую форму политической коммуникации, в которой нет места ни вождям, ни, похоже, даже партиям, в которой каждый – буквально, каждый, – претендует на то, чтобы быть услышанным.
Он рос в интернете, ему это утопией не кажется. Он, в конце концов, боролся, ставил при упоминании президента хэштег «жалкий» и обличал жуликов с ворами посредством юзерпика.
Он не в меньшей степени, чем те, кто стоит над ним, на трибуне, заслужил право на власть, право на будущее. Кстати, здесь нет иронии.
Люди, стоящие на трибунах, пока еще не хотят замечать, что перед ними – не электорат, не толпа, не масса, а конгломерат привыкших осознавать предельную свою значимость одиночек. Но это значит, что люди, стоящие на трибунах – точно такие же люди из прошлого, как и те, кого они в зажигательных, выстроенных по канонам прошлого века речах клеймят.
Вожди не готовы превращаться в менеджеров, от которых всего и требуется, что обеспечить удобную площадку для переговоров. А люди еще не поняли, что договариваться теперь, в обозримом будущем, придется не с таинственными врагами за зубчатой стенкой, не с чужими вождями посредством своих, – а между собой.
И непонятно, как. И страшно немного об этом думать.
Но по-другому уже не получится.
***
По проспекту Сахарова на митинге 24 декабря бродил, среди прочих, человек с плакатиком «Хомяк расправил плечи».
Все так. Хомяк расправил плечи, и этого оказалось достаточно, чтобы сильно погнуть клетку, которая еще вчера казалась прочной неимоверно.
Стоит теперь в своей испорченной темнице не без растерянности, и смотрит в пространство. Где-то там – другие хомяки.
29.12.11 6:40
Подводить сейчас «итоги политического года в России» - занятие не то, чтобы даже неблагодарное, а попросту странное.
Во-первых, декабрь зачеркнул все. Год сжался в месяц. До митинга на Чистых политику приходилось изобретать, выдумывать, выискивать, вычитывать между строк. Теперь политика – вокруг, и даже уже немного утомила. С непривычки-то.
Во-вторых, какие итоги? Декабрь подвел итог не году, а десятилетию. Десять (ну, как минимум, восемь) лет в стране целенаправленно и последовательно выстраивалась политическая система, раздражавшая, конечно, людей свободолюбивых, вроде нас с вами, но имевшая внутреннюю логику и определенный смысл. Систему эту сдали, сломали, перечеркнули прощальным посланием президента, пообещав взамен нечто вообще неудобоваримое, находящееся вне логики и за гранью смысла. На запросы протестующих власть не ответила, зато разброд и шатание в умы сторонников внесла.
И, конечно, нельзя не заметить, что главный архитектор помянутой выше системы назначен теперь коверным вице-премьером по клоунаде и жонглированию. Инновациям и модернизации. Не важно. Это одно и то же.
Но если эта самая система, как выяснилось, никакой ценности даже для людей, годами ее строивших, не представляет, и может быть молниеносно принесена в жертву желанию успокоить митингующих, то какой смысл нам, рядовым гражданам подводить итоги ее многолетнего функционирования? Умерла – так умерла.
Хотя нет, один итог имеется. Очень даже важный. Вступив без внятного повода в торг с пустотой (мы ведь понимаем, что губернаторские выборы с фильтром и сумбур вместо одномандатников – предложения для никого), российская власть раскрыла некоторые свои тайны. О которых, впрочем, многие и так догадывались. Прежде всего, власть знает о своей нелегитимности, помнит о выборах всех уровней, результаты которых раз за разом подгонялись под процент, спланированный заранее. Оттого и возникает паника всегда, когда власть натыкается на внешний, физический, наглядный, что ли, протест. Если протестуют несколько сотен (как в случае с акциями 31) – паника выливается в жестокость; если на улицу выходят тысяч десять человек (как в случае с законом о монетизации льгот) – власть трусливо коверкает собственные, продуманные, вроде бы, неслучайные решения. Если речь о нескольких десятках тысяч (а ведь это тоже, положа руку на сердце, пустяки, мы помним, что живем в довольно большой стране) – власть готова сама себя сломать самосохранения ради. Так попавшая в капкан лиса отгрызает лапу.
Ирония ситуации в том, что наш капкан нарисован студентом на самодельном плакатике.
И отсюда – еще один вывод, куда более для власти неприятный. У этих людей – и тут совершенно не важны гипотетические конфигурации конкурирующих кланов, это общеродовой признак, – нет на самом деле цели. Нет претензий на будущее. В их модели будущего – только один принципиальный пункт: они, то есть именно они, пофамильно, списком, данные конкретные люди, – должны у власти сохраниться. А строить тут суверенную демократию, развитой авторитаризм, недоразвитую монархию, – не суть.
И ради сохранения кресел можно жертвовать чем угодно. Собственно, политическую часть послания Медведева можно было бы уложить, не утомляя занятых людей в зале, в одно или два предложения: «Дайте нам посидеть на своих креслах. Хотя бы еще пять лет. Мы переназовемся, поменяемся местами, вообще, сделаем все, чтобы вы не прогнали нас. Не гоните».
И это все называется – капитуляция. Не перед конкретными митингующими, конечно, а перед вызовами истории. Это значит, что скоро, то есть в обозримом будущем, через три месяца или пять лет, здесь будет другая власть. А нынешние люди, продолжающие оккупировать телевизор, – они не настоящие. В том смысле, что к будущему, а значит, и к настоящему, отношения уже не имеют. Они в прошлом.
Если верить Марку Твену, Гекльберри Финн бросил читать Библию, когда выяснил, что все ее герои умерли. «Российскую газету» скоро перестанут читать по тем же причинам. Так что вернемся от мертвых людей к живым, и попробуем понять, зерна чего прорастают сейчас в будущее.
Это будет, если нить рассуждения не вовсе еще потеряна, в-третьих. Не итоги, не года, и не только в России. В России просто все нагляднее.
Говорят, политические протесты декабря показали, что в России есть общество. Пытаясь его описать, добавляют эпитет «гражданское», который ничего не проясняет. Прикрываются данными социологических опросов. Доброжелатели рассуждают о росте сознательности, хулители – о революции сетевых хомяков.
И знаете, правы-то, на беду свою, хулители.
На площади сегодня вышли люди, воспитанные социальными сетями. Интернет, вопреки прогнозам, не создал нового мира, но воспитал новых людей, которые, не умея этот мир описать, его, тем не менее, взыскуют. Из социальных сетей выползли, щурясь, на светлые площади люди, которые привыкли к существованию в коммуникационной среде без иерархий. В мире, где Вася Пупкин может зайти в дневник Саши Пушкина, и, ознакомившись с очередной главой «Евгения Онегина», сообщить посредством общепринятой аббревиатуры, что креатив – так себе, да и автор умом не блещет.
Это даже если не особо утрировать.
Нет, конечно, в этом, вроде бы, особой новости не отыскать. Бабкин, «друг, суровый критик» из стихотворения Саши Черного давно на полях Сенеки написал «Чушь!» Разница в том, что у Сенеки не было шансов узнать о рецензии Бабкина.
В мире без иерархий все вообще суждения не ценны даже, а равноценны. Это, если подумать, предельное развертывание европейского гуманизма. В этом мире все люди равны. И теперь этот мир начинает предъявлять права на реальность. Входить с этой реальностью в конфликт. В первую очередь, естественно, – в сфере политического. То есть, в сфере мнений. То есть в той сфере, которую считает своей.
Новых людей легко объединить на почве ненависти, запустив реальную версию популярного в интернете развлечения – травли. Протестанты на митингах – в Москве, как подозреваю, в Египте, как на Уолл-стрит, – объединены энергией ненависти. Допустим, ненависть эта не на пустом месте выросла. Люди, которые ее вызывают, должны из политики уйти, уйдут так или иначе, о чем смотрите выше.
Но дальше? Дальше начинается интересное. Сто тысяч митингующих новых людей – это сто тысяч образов будущего, не сводимых к общему знаменателю. Именно поэтому «вожди», пытающиеся заработать политические дивиденды, оказываются абсолютно неадекватными происходящему. Именно поэтому свистят с равной энергией практически всем.
Кстати, еще пара митингов, – и Навальному тоже будут свистеть.
Протестующий – человек года по версии журнала «Тайм» – предъявляет запрос не на политическую реформу, не на смену даже конкретных персонажей, слишком надоевших. Он предъявляет запрос на новую форму политической коммуникации, в которой нет места ни вождям, ни, похоже, даже партиям, в которой каждый – буквально, каждый, – претендует на то, чтобы быть услышанным.
Он рос в интернете, ему это утопией не кажется. Он, в конце концов, боролся, ставил при упоминании президента хэштег «жалкий» и обличал жуликов с ворами посредством юзерпика.
Он не в меньшей степени, чем те, кто стоит над ним, на трибуне, заслужил право на власть, право на будущее. Кстати, здесь нет иронии.
Люди, стоящие на трибунах, пока еще не хотят замечать, что перед ними – не электорат, не толпа, не масса, а конгломерат привыкших осознавать предельную свою значимость одиночек. Но это значит, что люди, стоящие на трибунах – точно такие же люди из прошлого, как и те, кого они в зажигательных, выстроенных по канонам прошлого века речах клеймят.
Вожди не готовы превращаться в менеджеров, от которых всего и требуется, что обеспечить удобную площадку для переговоров. А люди еще не поняли, что договариваться теперь, в обозримом будущем, придется не с таинственными врагами за зубчатой стенкой, не с чужими вождями посредством своих, – а между собой.
И непонятно, как. И страшно немного об этом думать.
Но по-другому уже не получится.
***
По проспекту Сахарова на митинге 24 декабря бродил, среди прочих, человек с плакатиком «Хомяк расправил плечи».
Все так. Хомяк расправил плечи, и этого оказалось достаточно, чтобы сильно погнуть клетку, которая еще вчера казалась прочной неимоверно.
Стоит теперь в своей испорченной темнице не без растерянности, и смотрит в пространство. Где-то там – другие хомяки.
29.12.11 6:40
Комментариев нет:
Отправить комментарий