ПОЛИТ.РУ: Духовность и государство
Автор > Сергей Митрофанов
Духовность и государство
23 апреля 2012, 09:28
Адрес > http://polit.ru/article/2012/04/23/sm230412/
Снова с неимоверный силой (и в не последней степени из-за томящихся в ожидании суда девочек из Pussy Riot) ожесточился спор о путях духовности в нашем государстве. Девятнадцатого апреля им продлили арест, якобы «расследуя» какое-то «дело», на трезвый взгляд не стоящее и выеденного яйца, но свидетельствующее о сращивании церкви, государства и «независимого суда» по линии своекорыстных интересов властной элиты. Показательно, что в тюрьме с ними не произвели ни одного следственного действия.
А интересы эти, судя по всему, не блещут оригинальностью: пристроить к монетарному государству новую идеологическую машинку приблизительно с теми же функциями, что и в приснопамятные годы руководящей и направляющей роли КПСС. Тогда, как известно, вожди пролетариата сами назначили себя богами, а одного даже похоронили в стеклянном гробу. Церквями стали райкомы. А красный угол, где обычно у верующего находились иконы, не долго думая переименовали в «Красный уголок», подрывая позиции конкурента.
На взгляд комиссаров, что в царское время, что в советское, идеология хороша уже тем, что давала внеправовую мотивацию везде там, где здравый смысл и формальное право вступали в противоречие с политической необходимостью. Вопрос: «Ты что — против Советской власти?», — напрочь снимал всякую инициативу снизу. А зачин «как говорил нам товарищ Владимир Ильич», напротив, обосновывал любую чепуху.
Сегодня начался обратный процесс, который некоторые публицисты склонны трактовать позитивно — как возвращение к духовным истокам. Церковь снова становится церковью, а иконы иконами. Однако в нем, как и раньше, недвусмысленно угадывается желание политического класса восстановить непререкаемую идеологическую инстанцию, утерянную с поражением коммунистического режима.
О симфонии властей земных и властей небесных мечтают некоторые единороссы. В частности, Владимир Мединский предлагает даже поставить церковь над государством. А о том, что надо восстановить союз белых (православных патриотов) и красных (православных сталинистов) против ненавистных демократических либералов — вещает популярный телевизионный трибун Проханов.
Проханов не стесняется и следующей формулы: « России не нужны политические реформы. Не нужна бессмысленная трескотня парламентских ассамблей. России нужны алтари и оборонные заводы». Что отнюдь не мешает рукоплескать либеральной скучающей публике.
Со стороны церкви сделка закрепляется неприятием «оранжевой революции» (то есть мирной смены власти, когда власть препятствует легальной ротации) и признанием лично патриархом Кириллом итогов выборов. Неважно каких, неважно где и неважно с какой долей честности или нечестности.
А со стороны благодарного государства, налоговыми льготами и другими преференциями для церковных предприятий. Прямыми государственным участием в церковных делах. Любопытно узнать, что храм Христа Спасителя, где проходят церковные съезды, находится на балансе мэрии Москвы. Административным давлением в судебных тяжбах (кейс Pussy Riot) , где затрагиваются реальные или мнимые интересы церкви.
Церковь сетует на кампанию, якобы ведущуюся против русского православия… О том есть и строчка в молебном пении ( 22 апреля): «О еже милостивым оком призрети на церковь свою святую и сотворите ю невредиму и непреобориму от восстающих на ню и попирающих святыни Ея…». Что, по всей видимости, не так далеко от истины.
Как бурно хозяйствующая и политикующая организация церковь действительно слишком многим наступила на хвост, подсчитывая свои квадратные метры. Отчего любой, в том числе и чисто хозяйственный ответ хозяйствующего «противника», непременно проецируется в вопросы религиозной догматики. Но говорить, что эта кампания ведется из некоего центра, враждебного России, наверное, было бы большим преувеличением.
Зато верно другое утверждение (Проханова) — о разводе русской церкви и значительной части русской либеральной интеллигенции, которая в семидесятые-восьмидесятые годы прошлого столетия видела в церкви своего естественного союзника. И тому есть объективные причины.
Ведь тоталитарное государство раньше было одинаково непримиримо и к либерализму, и к христианству. А проводники последних одинаково страдали от КГБ. Да и само христианство в те годы понималось как антитоталитарная, антитираническая философия. Что, например, было блестяще подмечено поэтом-диссидентом Александром Галичем, сведшим в одном стихотворении и евангельский рассказ, и узнаваемые черты советской действительности:
«Но тут в вертеп ворвались два подпаска/ И крикнули, что вышла неувязка,/ Что праздник отменяется, увы,/ Что римляне не понимают шуток./ И загремели на пятнадцать суток /Поддавшие не вовремя волхвы» (А.Галич, «Рождество», 1966-1969)
Но главное, что то было время очень бережного и очень заинтересованного отношения образованного класса к евангельскому тексту, чего, как ни странно, никогда не замечалось в самой церкви, больше озабоченной ритуалом.
Не будем опускаться до того, чтобы упрекать патриарха за дорогие часы. Церковь официально не согласилась с нестяжателем Нилом Сорским (1503 г.) и… разрешила стяжать. А раз разрешила, то разрешила. Не будем ханжами. Во всем мире административное могущество сопряжено с символами могущества, и Breguet вполне укладывается в это определение. Не может патриарх ходить в китайской подделке!
Однако никуда не уйти от другого, более важного вопроса: а что же это такое — «духовность» сегодня, которой клирики и православные патриоты долбят по башке либералов?
Одно ли это вытаращивание глаз, шарфик вокруг шеи Никиты Михалкова и произнесение с придыханием слова «духовность». Или все же за этим стоят какие-то конкретные культурные достижения и внятные нравственные, да и политические тоже — не будем бояться этого слова — принципы?
Что спорить, русское православие (равно как протестантизм, как и католическое христианство) дало немало светлых имен и продемонстрировало немалые достижения. Хотя и нельзя сказать, что и очень большие в рамках мирового христианства. Известны в православии многие интеллектуалы. На память сходу приходят имена Николая Бердяева и Александра Меня.
Однако в целом, если говорит о русской церкви как об институте, то ее история – это история огромной политической несуразности. Насколько изначально ясно выражали свои позиции родоначальники христианства, настолько всегда было неясно, как относится русская церковь к гнету и несправедливости.
В конечном итоге импортированное с Запада, «христианство по-русски» так и не стала подлинно народным, поскольку народ был безграмотен, книг не читал. Наоборот, в годы татаро-монгольского нашествия православной церкви пришлось стать великим оппортунистом, за что монгольские оккупанты освободили все находившееся под их властью духовенство от повинностей, которыми облагали порабощенное население. А позже, разросшиеся в результате монастыри стали и первыми землевладельцами, попросивших монархию о грамотах, прикрепляющих крестьян к земле. Что, надо думать, подрывало симпатии народа. Все эти инвективы с успехов использовали большевики.
«Когда в феврале 1912 г. терпение рабочих лопнуло, — писал о Ленском расстреле советский историк и библеист Николай Никольский в книге «История русского православия», — и с одного прииска на другой стала распространяться забастовка, приисковые священники сейчас же открыли у себя дар красноречия и совместно с полицией и администрацией употребили все усилия для срыва забастовки, другими словами, для сохранения сверхприбылей петербургских и лондонских акционеров компании».
Теперь можно спорить с деталями и давать иные исторические трактовки, но несомненно, что совершившим переворот большевикам довольно легко удалось заставить нацию отказаться от религиозной культуры, оставив ее доживающим старушкам и в очень узких нишах — архитектуры, музеев, кладбищ и немногих действующих храмов.
Когда я в детстве гулял около Церкви Вознесения Господня, в которой венчался Пушкин, то очень хорошо помню, что там был склад, и это особенно никого не возмущало тогда. Рядом не было ни одного человека, который сказал бы: «Вот пойду и умру за веру!» А если б сказал, то, чего доброго, его бы сдали в участок сознательные граждане как вредителя.
Наоборот, либеральная революция 1991 года под руководством проклятых либералов дезавуировала коммунистическую идеологию (суррогат религии) и снова вывела русскую церковь на оперативный простор. Казалось бы, живи да радуйся, крась яйца, пой про духовность.
Но тут возникли два любопытных противоречия.
Первое. В мировой истории не известны случаи, чтобы развитые светские государства снова трансформировались в клерикальные, если это не сопрягалось бы с социальной деградацией и упадком образования и наук. Поэтому надо смотреть, о чем нам сигнализируют православные митинги, и очень хорошо подумать, прежде чем двигаться по этому пути.
И второе. У нашей церкви слишком большой опыт сращивания с властью, чтобы презреть свой собственный архетип. А в услужении властям церкви приходится отказываться от главного своего духовного ресурса — социально-гуманистического демократического по сути пафоса христианства, отсутствие которого не спрятать в пышности обряда и бормотании не очень понятных молитв на старославянском.
Автор > Сергей Митрофанов
Духовность и государство
23 апреля 2012, 09:28
Адрес > http://polit.ru/article/2012/04/23/sm230412/
Снова с неимоверный силой (и в не последней степени из-за томящихся в ожидании суда девочек из Pussy Riot) ожесточился спор о путях духовности в нашем государстве. Девятнадцатого апреля им продлили арест, якобы «расследуя» какое-то «дело», на трезвый взгляд не стоящее и выеденного яйца, но свидетельствующее о сращивании церкви, государства и «независимого суда» по линии своекорыстных интересов властной элиты. Показательно, что в тюрьме с ними не произвели ни одного следственного действия.
А интересы эти, судя по всему, не блещут оригинальностью: пристроить к монетарному государству новую идеологическую машинку приблизительно с теми же функциями, что и в приснопамятные годы руководящей и направляющей роли КПСС. Тогда, как известно, вожди пролетариата сами назначили себя богами, а одного даже похоронили в стеклянном гробу. Церквями стали райкомы. А красный угол, где обычно у верующего находились иконы, не долго думая переименовали в «Красный уголок», подрывая позиции конкурента.
На взгляд комиссаров, что в царское время, что в советское, идеология хороша уже тем, что давала внеправовую мотивацию везде там, где здравый смысл и формальное право вступали в противоречие с политической необходимостью. Вопрос: «Ты что — против Советской власти?», — напрочь снимал всякую инициативу снизу. А зачин «как говорил нам товарищ Владимир Ильич», напротив, обосновывал любую чепуху.
Сегодня начался обратный процесс, который некоторые публицисты склонны трактовать позитивно — как возвращение к духовным истокам. Церковь снова становится церковью, а иконы иконами. Однако в нем, как и раньше, недвусмысленно угадывается желание политического класса восстановить непререкаемую идеологическую инстанцию, утерянную с поражением коммунистического режима.
О симфонии властей земных и властей небесных мечтают некоторые единороссы. В частности, Владимир Мединский предлагает даже поставить церковь над государством. А о том, что надо восстановить союз белых (православных патриотов) и красных (православных сталинистов) против ненавистных демократических либералов — вещает популярный телевизионный трибун Проханов.
Проханов не стесняется и следующей формулы: « России не нужны политические реформы. Не нужна бессмысленная трескотня парламентских ассамблей. России нужны алтари и оборонные заводы». Что отнюдь не мешает рукоплескать либеральной скучающей публике.
Со стороны церкви сделка закрепляется неприятием «оранжевой революции» (то есть мирной смены власти, когда власть препятствует легальной ротации) и признанием лично патриархом Кириллом итогов выборов. Неважно каких, неважно где и неважно с какой долей честности или нечестности.
А со стороны благодарного государства, налоговыми льготами и другими преференциями для церковных предприятий. Прямыми государственным участием в церковных делах. Любопытно узнать, что храм Христа Спасителя, где проходят церковные съезды, находится на балансе мэрии Москвы. Административным давлением в судебных тяжбах (кейс Pussy Riot) , где затрагиваются реальные или мнимые интересы церкви.
Церковь сетует на кампанию, якобы ведущуюся против русского православия… О том есть и строчка в молебном пении ( 22 апреля): «О еже милостивым оком призрети на церковь свою святую и сотворите ю невредиму и непреобориму от восстающих на ню и попирающих святыни Ея…». Что, по всей видимости, не так далеко от истины.
Как бурно хозяйствующая и политикующая организация церковь действительно слишком многим наступила на хвост, подсчитывая свои квадратные метры. Отчего любой, в том числе и чисто хозяйственный ответ хозяйствующего «противника», непременно проецируется в вопросы религиозной догматики. Но говорить, что эта кампания ведется из некоего центра, враждебного России, наверное, было бы большим преувеличением.
Зато верно другое утверждение (Проханова) — о разводе русской церкви и значительной части русской либеральной интеллигенции, которая в семидесятые-восьмидесятые годы прошлого столетия видела в церкви своего естественного союзника. И тому есть объективные причины.
Ведь тоталитарное государство раньше было одинаково непримиримо и к либерализму, и к христианству. А проводники последних одинаково страдали от КГБ. Да и само христианство в те годы понималось как антитоталитарная, антитираническая философия. Что, например, было блестяще подмечено поэтом-диссидентом Александром Галичем, сведшим в одном стихотворении и евангельский рассказ, и узнаваемые черты советской действительности:
«Но тут в вертеп ворвались два подпаска/ И крикнули, что вышла неувязка,/ Что праздник отменяется, увы,/ Что римляне не понимают шуток./ И загремели на пятнадцать суток /Поддавшие не вовремя волхвы» (А.Галич, «Рождество», 1966-1969)
Но главное, что то было время очень бережного и очень заинтересованного отношения образованного класса к евангельскому тексту, чего, как ни странно, никогда не замечалось в самой церкви, больше озабоченной ритуалом.
Не будем опускаться до того, чтобы упрекать патриарха за дорогие часы. Церковь официально не согласилась с нестяжателем Нилом Сорским (1503 г.) и… разрешила стяжать. А раз разрешила, то разрешила. Не будем ханжами. Во всем мире административное могущество сопряжено с символами могущества, и Breguet вполне укладывается в это определение. Не может патриарх ходить в китайской подделке!
Однако никуда не уйти от другого, более важного вопроса: а что же это такое — «духовность» сегодня, которой клирики и православные патриоты долбят по башке либералов?
Одно ли это вытаращивание глаз, шарфик вокруг шеи Никиты Михалкова и произнесение с придыханием слова «духовность». Или все же за этим стоят какие-то конкретные культурные достижения и внятные нравственные, да и политические тоже — не будем бояться этого слова — принципы?
Что спорить, русское православие (равно как протестантизм, как и католическое христианство) дало немало светлых имен и продемонстрировало немалые достижения. Хотя и нельзя сказать, что и очень большие в рамках мирового христианства. Известны в православии многие интеллектуалы. На память сходу приходят имена Николая Бердяева и Александра Меня.
Однако в целом, если говорит о русской церкви как об институте, то ее история – это история огромной политической несуразности. Насколько изначально ясно выражали свои позиции родоначальники христианства, настолько всегда было неясно, как относится русская церковь к гнету и несправедливости.
В конечном итоге импортированное с Запада, «христианство по-русски» так и не стала подлинно народным, поскольку народ был безграмотен, книг не читал. Наоборот, в годы татаро-монгольского нашествия православной церкви пришлось стать великим оппортунистом, за что монгольские оккупанты освободили все находившееся под их властью духовенство от повинностей, которыми облагали порабощенное население. А позже, разросшиеся в результате монастыри стали и первыми землевладельцами, попросивших монархию о грамотах, прикрепляющих крестьян к земле. Что, надо думать, подрывало симпатии народа. Все эти инвективы с успехов использовали большевики.
«Когда в феврале 1912 г. терпение рабочих лопнуло, — писал о Ленском расстреле советский историк и библеист Николай Никольский в книге «История русского православия», — и с одного прииска на другой стала распространяться забастовка, приисковые священники сейчас же открыли у себя дар красноречия и совместно с полицией и администрацией употребили все усилия для срыва забастовки, другими словами, для сохранения сверхприбылей петербургских и лондонских акционеров компании».
Теперь можно спорить с деталями и давать иные исторические трактовки, но несомненно, что совершившим переворот большевикам довольно легко удалось заставить нацию отказаться от религиозной культуры, оставив ее доживающим старушкам и в очень узких нишах — архитектуры, музеев, кладбищ и немногих действующих храмов.
Когда я в детстве гулял около Церкви Вознесения Господня, в которой венчался Пушкин, то очень хорошо помню, что там был склад, и это особенно никого не возмущало тогда. Рядом не было ни одного человека, который сказал бы: «Вот пойду и умру за веру!» А если б сказал, то, чего доброго, его бы сдали в участок сознательные граждане как вредителя.
Наоборот, либеральная революция 1991 года под руководством проклятых либералов дезавуировала коммунистическую идеологию (суррогат религии) и снова вывела русскую церковь на оперативный простор. Казалось бы, живи да радуйся, крась яйца, пой про духовность.
Но тут возникли два любопытных противоречия.
Первое. В мировой истории не известны случаи, чтобы развитые светские государства снова трансформировались в клерикальные, если это не сопрягалось бы с социальной деградацией и упадком образования и наук. Поэтому надо смотреть, о чем нам сигнализируют православные митинги, и очень хорошо подумать, прежде чем двигаться по этому пути.
И второе. У нашей церкви слишком большой опыт сращивания с властью, чтобы презреть свой собственный архетип. А в услужении властям церкви приходится отказываться от главного своего духовного ресурса — социально-гуманистического демократического по сути пафоса христианства, отсутствие которого не спрятать в пышности обряда и бормотании не очень понятных молитв на старославянском.
Комментариев нет:
Отправить комментарий