Научись онтокритике, чтобы перенаучиться жить

Неграмотными в 21-м веке будут не те, кто не могут читать и писать, а те, кто не смогут научаться, от(раз)учаться и перенаучаться. Элвин Тоффлер

Поиск по этому блогу

2014-01-21

Русский тормоз / Дмитрий Быков


21.01.2014

«На прошлой неделе, рассказывая читателю о новой тенденции в мировой детской литературе, я обещал дать собственный ответ — почему такая литература немыслима сегодня в России и почему в ней вообще на всех этажах присутствует установка на бездарность, переходящую в абсурд. Это не просто тенденция, но важный социальный закон.

Применительно к сегодняшней России — смотришь ли трейлер «Вия», читаешь ли мейнстримную прозу, знакомишься ли с законотворческими инициативами, — все время хочется повторить слова Годунова-Чердынцева (еще лет пять назад не надо было бы напоминать, что это герой Набокова, но сегодня, боюсь, придется): «Вдруг ему стало обидно — отчего это в России все сделалось таким плохоньким, корявым, серым, как она могла так оболваниться и притупиться?» Даже в семидесятые годы, когда советский официоз неутомимо уродовал тут все живое, — страна оставалась бесконечно больше и сложней этого официоза; уровень ее культуры и общественной мысли определял не он, в тогдашней России — представить немыслимо! — одновременно работали Тарковский, Шукшин (кстати, однокурсники), Высоцкий, Стругацкие, Окуджава, Трифонов, Аксенов, Авербах, Мамардашвили, Гефтер, Ильенков; все они страдали под прессингом цензуры — и все-таки лицо страны определялось ими, а не Георгием Марковым или Юрием Озеровым. Замечу, что на фоне сегодняшней госкультуры, пропагандируемой газетой «Культура», Марков и Озеров выглядят мегапрофессионалами.

Ответ на вопрос своего сверстника Набокова о причинах этой провинциализации дал, пожалуй, один Леонид Леонов в последнем и главном своем романе «Пирамида». Сталин там излагает единственно спасительную — с его точки зрения — концепцию будущего: «волевым замахом выручить людей путем размена их количества на качество». Без деградации, без отрицательной селекции, без насильственного отсева всех, у кого появится «блестинка гения в глазу», — человечество обречено на катастрофу, которая предопределена самим фактом неравенства людей и тесноты земного пространства. Не будь роман Леонова так старательно зашифрован, это предупреждение давно было бы услышано; не зря земная история представлялась автору пирамидой, неизбежно сужающейся кверху, уменьшающейся в сечении. Вырождение — единственное спасение от самоуничтожения; лучше гнить, чем гореть.

Объяснение сегодняшней тотальной деградации — не столько злая воля Путина (ибо ведь и Путин, и почти всенародная готовность терпеть его — следствие той же деградации), сколько проявление всенародного инстинкта самосохранения. Россия в ее нынешнем виде никак не соответствует своей былой славе, о чем только что ярко написал Артем Троицкий, — но и былая слава ее уже совершенно не заботит: не до того. Никакого развития, никакой консервативной модернизации, которую обещают пропутинские мыслители от Леонтьева до Проханова, не будет тоже. Развитие исключается самой парадигмой консервации, которая предопределяет все действия и высказывания Путина. Прогнивший автобус, в котором все детали выработали срок и плохо закреплены, шофер спился, а механик ворует запчасти, — не может ехать быстро: дай Бог делать десять километров в час по сравнительно ровной дороге. Лучше всего вообще стоять в пробке. Старательной организацией этой пробки заняты все городские власти. Чуть у них на какой-нибудь магистрали наметится движение — завтра их возьмут с поличным на получении меченых купюр. Они разрушают стабильность.

Россия уже дважды переживала серьезные проблемы из-за конфликта консервативного, архаичного, интеллектуально ничтожного базиса с гипертрофированной, стремительно развивающейся культурной надстройкой. Результатом первого такого конфликта была революция 1917 года, второй раз история повторилась с нашим семидесятническим серебряным веком, когда культура и наука развивались опережающими темпами — и притом наибольшее количество диссидентов вышло именно из этих элитарных кругов: Сахаров был советским атомщиком, а не засланным казачком американского империализма. Не думаю, что у Владимира Путина есть сознательно сформулированная задача провинциализировать и оглупить Россию, хотя все его действия укладываются в эту схему; скорей тут включился тайный инстинкт самосохранения страны. Страна в ее прежнем виде — с архаичной политической системой, бессилием власти на местах, пирамидальной структурой управления, прослойкой ворующей бюрократии и т. д., — в современном мире существовать не может, а развиваться боится, ибо такое развитие чревато слишком радикальными переменами. Возможно, в процессе этого развития изменились бы структура власти, способ управления территориями, образование, медицина, занятость, — но это была бы уже другая Россия, не та, которая воспроизводилась тут семь веков. Сколь ни парадоксально это звучит, но, чтобы продолжать существовать, страна должна перестать жить. Она исчезнет в качестве великой державы, удивляющей мир то культурными, то военными, то космическими достижениями, — но сохранится в качестве целостной, единообразно заболачиваемой территории; она перестанет учить, лечить, писать, снимать, — убив или вытеснив всех, кто умеет это делать, — но сможет сохраняться в формате убожества весьма долго, то есть до тех пор, пока жива и дееспособна ее последняя духовная скрепа.

Отдельные кретины (это в данном случае не ругательство, а всего лишь диагноз), услышав эту мою теорию, затрубили, что я поддерживаю Владимира Путина. Объективные истины, увы, существуют независимо от нашего к ним отношения: справедливость требует признать, что Владимир Путин и впрямь есть последний гарант существования России в ее нынешнем виде, и более того — последний президент ТАКОЙ России. Он и впрямь гарант, но гарантирует лишь ее вырождение, ничтожество, обскурантизм, неудержимое сползание в средние и ниже средних века. Владимир Путин — последнее, что удерживает Россию от развития, а следовательно — от перемен; любые перемены представляются его единомышленникам катастрофическими, они поведут к развалу, и в каком-то смысле эти несчастные люди совершенно правы. «Русская матрица» перестанет существовать точно так же, как перестали существовать инквизиция, крепостное право, право первой ночи, Танский кодекс и парусный флот: все это осталось в истории, но не в повседневной практике. Российская система управления — при которой у низов нет никаких способов влиять на верхи, а между ними находится мощная чиновничья прослойка, вольготно ворующая ровно до тех пор, пока власти не понадобится сбрасывать балласт, — могла существовать в семнадцатом веке, но не годилась уже для девятнадцатого.

Церковно-крепостническое, архаическое государство, враждебное обществу и вечно пугающее его внешней угрозой, — рудимент до-модернистского мироздания, оно не справлялось уже и с вызовами Просвещения, а в нынешнем мире и вовсе музейно. Именно в такой музей Путин стремится превратить Россию, он и на Олимпиаду зовет, как на экскурсию в прошлое. Как только в России появятся сильная культура, общественная дискуссия, общественная мысль, современное производство и научные прорывы, хотя бы и в оборонке, — политическая система России и ее территориальное устройство поползут по швам. Страна как она есть не выдержит никакого прогресса — даже если это будет прогресс в сфере бытовых услуг. Медленней, ниже, слабее — вот ее олимпийская триада, достойная уваровской (а впрочем, это и есть уваровская триада на нынешнем этапе).

Долго ли может продолжаться это положение? Думаю, не слишком долго в мегаисторическом масштабе («для Вселенной двадцать лет мало»). Оно безусловно будет продолжаться до тех пор, пока Владимир Путин находится у власти (мне все же не хотелось бы соотносить русскую историю со сроками его физической жизни), — то есть до тех пор, пока сон под дырявым одеялом в прохудившейся хижине будет для большей части населения комфортней пробуждения и завтрака. Но когда вы в очередной раз спросите себя, почему ваша жизнь состоит из унижений, вранья, бессмысленных процедур, столкновений с чужим идиотизмом и потребления заведомо прогорклого продукта, — у вас по крайней мере будет ответ».

2014-01-20

Интеллектуальный фашизм как характеристика обыденной культуры (и культов)

Нашёл замечательнейший текст Альберта Эллиса (без указания источника, к сожалению). Описанное А. Эллисом явление человеческого сознания имеет прямое отношение к самым ядовитым приманкам культов и хорошо объясняет, как обыденная культура создаёт почву для культов, особенно для псевдотренингов псевдоличностного псевдороста, поскольку к ним определение из заголовка подходит блестяще. И, конечно же, статья А. Эллиса — прекрасный образец применения критического мышления к такой заразе среди человеческих верований, как должнонанизм/должнотрахи.


«Впервые опубликовано аж в 1984 году... Вместо "американский, американец" проставить нужное...»

«Если под фашизмом понимать убеждения, основанные на произвольном постулате о том, что обладание определенным набором индивидуальных характеристик (например, "белый, ариец, мужчина"), являющихся "высшими" в отношении других индивидуальных характеристик (например, "негр, еврей, женщина"), автоматически обеспечивает и обладание политическими и социальными привилегиями, то большинство американских либералов, объявляющих себя противниками фашизма, на деле являются именно интеллектуальными фашистами. Вообще, большинство наших либерально настроенных соотечественников — наиболее ярые интеллектуальные фашисты, каких только можно себе представить.

Основываясь на определении, данном в предыдущем абзаце, интеллектуальный фашизм есть произвольное полагание о том, что обладатели определенных интеллектуальных характеристик (например, "умный, образованный, артист, творческий, успешный") в силу этих характеристик являются "высшими" в отношении индивидов с другими характеристиками (например, "глупый, необразованный, не-артист, не-творец и не достигший успеха").

Причина, по которой данное полагание в области интеллектуального фашизма, как и соответствующее полагание в области фашизма политического и социального, является произвольным, проста: нет ни одного объективного факта, на котором бы оно основывалось. На самом деле, это полагание основано на ценностных суждениях и предрассудках, проистекающих из индивидуальных характеров людей, которым эти предрассудки свойственны, не может быть ни эмпирически доказанным, ни практически проверенным. Такого рода полагание есть ценностное суждение, выбранное людьми с предрассудками, которые совсем не обязательно являются большинством.

Нельзя отрицать, что существует целая серия практически доказуемых различий между индивидами. Это действительно так. Негры отличаются от белых, люди низкого роста от людей высокого роста, люди с невысокими интеллектуальными способностями отличаются от интеллектуально блестящих людей. Если мы отказывались бы признать этот факт, независимо от того, руководствовались бы мы дурными или благими намерениями, мы бы отказывались признать реальность. Различия между людьми, однако, имеют совершенно прямые и реальные выгоды — так же, как и невыгоды. В тропических условиях темный цвет кожи негра во многом более выгоден, чем светлая пигментация белого. В то же время, каждый из типов кожи подвержен определенным рискам кожных заболеваний. Для игры в баскетбол наиболее подходят высокие люди, которые, однако, совершенно не подходят для профессий жокея или рулевого на корабле. Для создания компьютерных программ необходима большая масса серого вещества, а для вождения наземного транспорта дальнего следования необходимы совсем другие характеристики и навыки. Давайте повернемся лицом к фактам: при определенных условиях и для определенных целей некоторые человеческие характеристики оказываются более "выгодными", чем другие. Неважно, согласны ли мы с объективным положением дел, оно просто есть. На данный момент, в нашем сегодняшнем мире, любой может выразить своё творческое начало, но не каждый будет одинаково креативен.

Исходя из вышесказанного, зададимся действительно важным вопросом: "Делает ли индивида обладание той или иной одарённостью или характеристикой лучшим человеком, чем остальные?" Или, конкретнее: "Тот факт, что кто-то является хорошим атлетом, артистом, писателем или успешным бизнесменом, гарантирует также, что этот кто-то является лучшим человеком, чем остальные?"  — Сознательно или неосознанно, интеллектуальный фашизм, как и фашизм политико-социальный, отвечает на эти вопросы утвердительно.

Это совершенно ясно в случае представителей политико-социального фашизма (или фашизма "низшего ранга"), которые — честно и открыто — не только почитают за честь и славу называть самих себя и свой мир белым, арийским, мужским, высшим, но и — также честно и открыто — признают, что презирают, ненавидят и считают отбросами всех тех, кто не имеет возможности принадлежать к их высшей социальной категории. Эти фашисты "низшего ранга" (в умственном плане) решительно более смелы в сознательном выражении собственных убеждений.

Но это нет так — а жаль! — в случае интеллектуальных фашистов, или фашистов "высшего ранга". Они неизменно гордятся своей либеральностью, гуманностью и отсутствием классовых и расовых предрассудков. Однако, именно потому, что их фашистская идеология остается неосознанной, они более вредоносны в социальном плане, чем их братья по оружию "низшего ранга".

Давайте представим себе, в качестве иллюстрации, двух ссорящихся по какой-то конкретной причине либералов, образованных и воспитанных людей нашей культуры. Кроме раздражения и и обиды, какими словами выразят своё отношение друг к другу ссорящиеся? "Мерзкий негр, грязный еврейский выродок, черномазый карлик?" — Однозначно, нет. "Тупой идиот, кретин, неуч"? — Наверняка. А услышим ли мы разницу в ядовитых нотах презрения в голосе воспитанного фашиста и в голосе фашиста обыкновенного, оскорбляющего по политическому, расовому или социальному "признаку"? — Думаю, мы ее не расслышим. Представим себе, что человек, в отношении которого воспитанные, образованные и либерально настроенные люди выражают свое презрение, действительно не слишком умен и не слишком образован. Преступление ли это? Должен ли этот человек умереть от сознания собственного "ничтожества"? Это осознание ничтожества от отсутствия у него требуемой материальной или интеллектуальной собственности должно быть столь глубоким, чтобы привести его к пониманию того, что он недостоин жить? По мнению интеллектуальных фашистов это так. Как часто приходится каждому из нас в повседневной жизни защищаться именно от подобных инсинуаций (или открыто высказываемых пожеланий на предмет нашего самоуничтожения)? Как часто мы оказываемся в числе критикующих оценщиков чужой личности и её права на существование?

Претензии интеллектуального фашизма так же химеричны, как и претензии фашизма политико-социального. Как невозможно создать общество, состоящее из белокурых арийских мужчин высокого роста (исключая, конечно, геноцид и генную инженерию), так же невозможно населить страну блестящими интеллектуалами, талантливыми артистами и успешными бизнесменами. Даже если мы заставим "всех остальных" умереть, мы будем далеки от создания совершенной расы, потому что успех и достижения в той или иной области всегда останутся за несколькими наиболее удачными и/или одаренными, автоматически создавая аутсайдеров по принципу сравнивания с более успешными.

Имплицитные цели интеллектуального фашизма нереальны и утопичны, но интеллектуальный фашизм ежедневно приговаривает некреативное и неуспешное большинство к саморазрушительному презрению, обесцениванию, как представителей "низшего класса" людей.

Интеллектуальный фашизм более извращён и жесток, чем фашизм политико-социальный, в том числе и к своим собственным приверженцам. В то время как фашизм "низшего ранга" по сути является формой невротической защиты для тех, кто придерживается его идеологии, интеллектуальный фашизм не имеет подобных защит и разрушительно действует и на тех, кто его практикует. Так, политико-социальный фашист верит, что одни достойны презрения за то, что не обладают определенным набором качеств, а другие достойны преклонения за то, что им обладают. С психологической точки зрения таким способом они компенсируют собственные жалкие дезадаптативные чувства, настаивая на том, что являются "высшими" по отношению к остальным, которые им не нравятся и которые не удостаиваются по этой причине статуса человека.

Интеллектуальный фашист начинает с подобного утверждения (разделение людей по признаку интеллектуального блеска, социальной (=материальной) успешности, креативности и пр.), но не в состоянии довести до "взрыва" свои "домашние заготовки".

Хотя они и могут объявить самих себя блестящими, талантливыми и потенциально успешными, в нашем обществе все эти качества требуют доказательств. Талант и интеллект должны быть выражены в конкретных успехах, которые в свою очередь математически оказываются ограниченными узким кругом успешных и преуспевающих. Таким образом, интеллектуальный фашист сам оказывается в первую очередь сомневающимся в своей пригодности как носителя "высших", произвольно "назначенных" и сакрализованных качеств.

Дальше больше, интеллектуальные фашисты начинают требовать от самих себя, точно так же, как и от других, совершенной компетенции и абсолютных достижений. Если они отличные математики или танцовщики, то им необходимо добиться максимального признания. Если они прекрасные ученые, им необходимо стать также и замечательными художниками или писателями. Если они невероятно талантливые поэты, их талант не только должен быть невероятным, но и обеспечить им непревзойдённый успех на поприщах лучших любовников, великих чертежников и мудрых политиков.

Естественно, что являясь всего лишь людьми, их ждет неудача в большинстве этих занятий. И тогда — по закону справедливости! — они начинают очернять и презирать самих себя так же, как делали это в отношении остальных, не ставших универсальными гениями.

(...) вся наша современная общественная идеология и ее либеральные представители являются интеллектуально фашиствующими в большинстве своих аспектов. Они сами назначают "хорошие" и "высшие" качества, автоматически исключая большинство из числа желательных граждан, преследуют, очерняют и пытаются свести на нет это большинство, которое не способно достичь требуемых великих свершений, и в конце концов сами оказываются не в состоянии их достичь, впадая от этого в невротическое самоуничижение и самоосуждение.

Приведу конкретный пример человека, который принадлежит не к моей клинической практике (она, конечно, насыщена "пораженческими" историями болезни), а к моему "менее невротическому" кругу знакомств. Этого человека я знал много лет назад, и он был индивидом, гордящимся своим антифашистским кредо, отчасти потому что долгое время был женат на еврейке, отчасти потому, что его родители были убиты нацистами. Однако, человек этот не только старался всячески избегать любые контакты с людьми, которых он считал недостаточно умными (что само по себе является привилегией, как если бы музыкант избегал общения с не-музыкантами), но и вел бесконечные споры и дискуссии практически со всеми на свете, оправдывая свою позицию тем, что окружающие его "дико тупы", "настоящие идиоты" или "решительно невозможные дураки". Он всегда раздражался, когда ему приходилось иметь дело с людьми, которые не отвечали его стандартам интеллектуальности, и говорил, "что решительно не понимает, почему этим людям вообще позволяют жить. С уверенностью можно сказать, что без этих придурков мир был бы гораздо лучшим местом."

Этот же самый человек, как и все остальные, похожие на него люди из числа моих пациентов, был абсолютно неудачным писателем-эссеистом. Каждый раз, когда он читал критику своих произведений, в его мнении литературные критики были "глупцами", "непоследовательными" или "банальными" — это была вся его реакция. Разумеется, он писал не потому, чтобы выразить таким способом себя, а потому, что претендовал на то, чтобы другие люди, а конкретно, писатели, восхищались бы им, принимали как себе равного и считали особенно умным. Его интеллектуальный фашизм не только не давал ему устанавливать нормальные отношения с другими людьми, но и саботировал его собственное творческое начало и потенциал чувствовать себя счастливым. Заявляю, что "подражателям" этого человека имя — легион.

Какова же альтернатива?
— В первую очередь необходимо признать, что интеллектуальный фашизм очень распространен в современном обществе и наносит огромный вред социальным отношениям.

Какая философия жизни может заменить интеллектуальный фашизм?
— Надо сразу сказать, что речь не пойдет о сентиментальном эгалитаризме, в рамках которого все бы "были приняты, как равные", все бы одинаково толклись, где хотели, и никто не старался бы выделиться и стать лучшим в том или ином отношении. Нет, это не так.

В моем понимании, значимые различия (и сходства) между людьми действительно существуют; что они способствуют дифференциации жизни в широком смысле слова, что человек, благодаря ассоциации с другими, часто более развитыми, чем он сам, людьми, культивирует и развивает свой собственный потенциал, именно благодаря отличию этих других. В то же время я считаю, что ценность человека не должна измеряться в терминах популярности, успеха, достижений, интеллекта или какой-либо еще характеристики, а только лишь на основе его человеческой индивидуальности.

Конкретно, я выразил идею, которая вдруг оказалась революционной при том, что ей много сотен лет и что частично она содержится в учении Иисуса из Назарета и других религиозных деятелей, о том, что люди ценны тем, что они существуют, а не тем, что они умны, образованы, креативны, успешны или по какой-либо еще причине. Если кто-то решит достичь успеха в игре в баскетбол, в астрофизике или в искусстве, то было бы неплохо, чтобы он был высоким, умным, чувствительным или еще каким-либо. Если же главное в жизни человека как такового, насколько я это понимаю, — это прожить жизнь по возможности более счастливо и удовлетворительно, то я настоятельно порекомендовал бы, чтобы он жил и наслаждался просто фактами собственного делания и бытия, а не делания и бытия каким-то определенным и специальным способом.

Давайте проясним ситуацию, потому что часто здесь возникают недоразумения: я никоим образом не против того, чтобы люди стремились к определенным целям и с этим старались добиться эффективности в определенных видах деятельности и совершенствоваться в определенных навыках. На самом деле, я считаю, что большинству мужчин и женщин необходимы, для счастливой и удовлетворительной жизни, долгосрочный жизненный проект, цель, которой добиваться или витальный интерес к решению определенных проблем. И всё же я утверждаю: факт того, что человек достигает определенной цели, решает определенные задачи, производит определенные вещи и добивается определенного положения, не может служить мерой его личностной ценности. Люди могут быть более счастливыми, здоровыми, богатыми или уверенными в себе, если добиваются успеха как художники, писатели или производители нужных вещей. Но при всем этом они не будут, и было бы желательно, чтобы они не воображали себе, что они есть, более люди, чем остальные.

В рамках REBT (http://www.rebt.org) мы рекомендуем и поощряем людей к тому, чтобы они воздерживались от оценок самих себя в смысле целостности, всей личности или всего личностного бытия, а оценивали только свои действия, достижения или поведение. Почему же рекомендуется воздерживаться от оценок совокупной целостности личности или сущности личностного бытия?

— По нескольким причинам:

1. Оценивать себя самого и в своей целокупности — это некое гипер-обобщение, которое не может быть осуществлено с достаточной верностью. На протяжении жизни Вы буквально состоите из миллионов действий, свершений, черт. Даже если Вы были бы стопроцентно сознательны в отношении всех Ваших манер поведения или характеристик (а этого никогда не будет) и были бы способны оценить их по шкале, скажем, от одного до ста, — каким образом назначалась бы оценка? с какой целью? при каких условиях? Даже бы если Вы смогли оценить каждое из миллионов Ваших действий по отдельности, — каким образом Вы придадите на этой основе смысл и оценку Вашей личности как целому? Воистину, это слишком неправдоподобно.

2. Точно так же как Ваши действия и личностные характеристики постоянно меняются.., меняется и Ваша бытие. Даже если Вы могли с успехом оценить Вашу личностную целокупность в какой-то момент Вашего существования, эта оценка должна была бы меняться с каждой минутой, под влиянием новых действий и опыта. Только после Вашей смерти можно было бы говорить о некоем общем качестве прожитой Вами жизни.

3. Какова цель оценки самого себя: возвеличить эго или добиться большего самоуважения? Кажется очевидным, что в процессе такой оценки мы чувствуем себя лучшими людьми, чем остальные, мы обожествляем себя и вот-вот "вознесемся на небо в золоченой колеснице". Заманчивая перспектива, но, увы, неосуществимая! С момента своего возникновения процесс самооценки высоко коррелирует с тем, что Бандура (1977) называет самоэффективностью, при этом оказывается, что сильное эго возможно при условии, что
а) человек прекрасно справляется с любой жизненной задачей/ситуацией;
б) знает, что будет продолжать так же прекрасно справляться и в будущем;
в) имеет гарантию того, что он в настоящем и будущем справляется/будет справляться так же хорошо или лучше, чем все остальные.
Если только речь не идет о воплощенном совершенстве, каждому из нас понадобятся буквально горы везения, чтобы обеспечить выполнение этих условий!

4. Хотя оценивать нашу способность справляться с жизненными задачами и сравнивать ее с аналогичной способностью других может иметь позитивную сторону (увеличение собственной эффективности и предположительное увеличение удовлетворения), оценивать себя как такового и настаивать на том, что человек должен быть д о с т а т о ч н о хорошим и адекватным индивидом (а достаточно не будет никогда, если только мы не говорим об индивиде всесовершенном), практически неизбежно приведет к тому, что человек станет тревожным и подверженным страхам, когда он ошибется в принятии важных решений, депрессивным, когда "окажется не на высоте", враждебным, когда отношения с другими не пойдут так, как хотелось бы, жалостливым к себе, когда объективные обстоятельства вторгнутся в тот ход дела, который должен был бы быть. В совокупности эти невротические и ослабляющие чувства дадут серьезные проблемы в поведении. Такие как откладывание на потом, нерешительность, робость, фобии, одержимость, инертность и неэффективность.

Именно поэтому я говорил и говорю о том, что тенденция оценивать себя как целостность или оценивать свое эго, сделают Вас более тревожным, несчастным и неэффективным. Единственное, что Вы должны оценивать — это Ваши действия и пытаться (но без отчаяния) действовать как можно лучше. Вы сможете стать более счастливым, здоровым, реализованным или эффективным и уверенным (в том, что всего этого можно достигнуть). Но Вам не нужно будет или Вы не будете вынужденным постулировать себя как человека, который лучше остальных.

Если Вы все-таки настаиваете на том, чтобы оценивать себя как целостность или как личность в целом (REBT предупреждает, что это этого НЕ надо делать), то было бы лучше, если бы Вы научились ценить Вас самих просто по факту того, что Вы человек, по факту того, что Вы живы, что Вы существуете. Было бы предпочтительнее не давать оценок собственной личности, как целому, чтобы не наживать себе лишних научных и философских проблем. Если Вы все-таки занимаетесь этим, постарайтесь вместо того, чтобы говорить себе: "я — хороший", "я многого стою", "я нравлюсь себе", сказать: "моя ценность — в факте моего существования, а не в том, что я делаю что-то особенное". Такая самооценка не будет ригидной, предрассудочной и авторитарной (т.е. фашистского типа). Человеческие характеристики бывают хороши для той или иной цели, а не сами по себе и не в себе — они не бывают хорошими или плохими, добродетельными и злокачественными как таковые. Интеллект хорош для решения проблем, эстетическое чувство — для наслаждения, упорство — для достижений, честность — для того, чтобы вызывать в других доверие, отвага — для того, чтобы спокойно встречать опасности. Но интеллект, эстетическое чувство, упорство, честность и отвага или любое другое качество не являются, за исключением произвольного полагания их таковыми, ни самоцелью, ни абсолютным благом. Как только в дело вступает произвольное полагание и провозглашает определенный набор качеств и характеристик безотносительным благом, все, по какой-то причине не обладающие этими качествами, объявляются ущербными, злонамеренными и недостойными быть. А такие произвольно прикрепляемые этикетки и есть фашизм.

Тогда что можно принять за меру человеческой личности? Если факт интеллекта, креативности, честности или еще чего-нибудь не является базой для определения "хорош" человек или "плох", то что такой базой является?

На самом деле, ничего. Любое человеческое существо, почитающееся за "достойное" или "ценное" — это просто результат выбора, произвольного решения. Мы выбираем, давать ли нам самим оценку или не давать. Почти всегда мы выбираем (как результат особенности нашего восприятия "эго") оценивать нас самих в целом. И применяем существующую в обществе модель такой оценки. Так, мы считаем себя хорошими на основе того, что: 1) мы хорошо справляемся с поставленными перед нами задачами 2) у нас наличествуют правильные моральные черты 3) мы получаем одобрение со стороны других 4) мы являемся представителями привилегированной группы, сообщества или нации 5) мы верим в какое-либо божество (Иегова, Иисус, Аллах), которое, как мы убеждены, создало нас и любит нас.

Все эти "критерии" или наши "ценность", "достоинство" или "хорошесть" — не более, чем произвол, и считаются действенными только потому, что мы сами выбираем верить в них. Ни один из них, кроме нашего выбора верить в них, не может быть ни доказан, ни опровергнут эмпирически. Одни функционируют лучше, другие хуже (= одни делают нас счастливыми, другие — несчастными, одни помогают нам быть уравновешенными, другие навязывают нам страх и тревожность). Если мы достаточно мудры, мы выберем критерии нашей "хорошести", обеспечивающие нам наиболее оптимальный результат.

С точки зрения REBT лучшим критерием измерения нашей человеческой ценности является её НЕ-оценка, НЕ-измерение нашего достоинства как целостной личности. Для этого нам достаточно оценивать наши отдельные характеристики и поступки, стараться по возможности жить и наслаждаться (без поползновений в самообожествление или самоуничижение, которые есть две стороны одной монеты). Мы сможем удержаться на истинно философских позициях, памятуя о том, что самооценка личности — это гиперобобщение, невозможное проверить.
Если Ваш выбор в том, чтобы оценить себя, свою личность, как целостность, — почему бы не сделать это на основе критериев "жить" и "быть способным наслаждаться"? Попробуйте, например, такой философский постулат: "Я жив и могу выбрать быть живым и наслаждаться моим существованием. Я дам себе и своему бытию "хорошую" оценку, потому что таково мое решение на этот счет; если же мое существование в действительности станет болезненным и несчастным, я смогу рационально выбрать его окончание. Пока же, я оцениваю мое существование и мою сущность как хорошие просто потому, что я жив, и пока я жив, я могу воспринимать, чувствовать, думать и действовать. Это и есть настоящий выбор моего "достоинства": моя человечность, мое существование, мое восстание против не-сущего."

Выбирая ценность "быть живым", можно выбрать и дополнительные ценности. Можно выбрать быть живым и счастливым, можно выбрать чувствовать себя полным сил и свободным; можно выбрать как критерий того, что ты хорош, помощь другим в наслаждении собственным существованием. Можно делать планы здоровой, мирной, продуктивной жизни. Человек может выбрать для своей жизни определение "ценная", возможен также выбор в пользу той или иной группы людей, продуктивного труда, интимных отношений с тем или иным человеком или в пользу различных развлекательных проектов. Все эти выборы и действия частенько сопутствуют нашему выбору "быть живым" и "наслаждаться существованием". Но эти выборы и их разновидности не даны нам свыше и не унаследованы или определены средой, а являются результатом нашего личного решения и принятия. Они "хороши" только потому, что человек (сознательно или неосознанно) решает, что они таковы. Даже когда мы полагаем, что внешние силы устанавливают для нас эти критерии, или верим, что Бог желает их таковыми (или дает их нам, как "ценные" и "благие"), совершенно очевидно, что мы выбираем верить в это, а следовательно — проводим отбор критериев человеческой ценности (...)

Возвращаясь к нашей центральной теме: если мы хотим давать оценку самим себе, вместо того, чтобы оценивать наши отдельные характеристики или наше конкретное поведение, нам необходимо оценивать себя на основе того, что мы ценны просто потому, что существуем. И мы пытаемся видеть других "хорошими", потому что они являются человеческими существами, потому что они живы и имеют способность к наслаждению жизнью. Если Вы, по собственному выбору, решаете общаться с интеллектуально и культурно развитыми людьми, или людьми высокого роста, или с каким-либо еще классом индивидов, наделенным каким-либо привилегированным качеством, — пожалуйста. Но если Вы настаиваете, что только интеллектуалы, одаренные люди или люди высокого роста являются хорошими и ценными людьми, то, — если только Вы четко не представляете себе и не признаете, что данное суждение — целиком Ваш личный произвольный выбор, — Вы ошибаетесь. Вы ошибаетесь с того самого момента, когда не можете подвести под Ваше суждение фундамент объективно и научно доказуемого. Даже если Вы скажете, что большинство согласно с Вами и на Вашей стороне (как делали это Муссолини, Гитлер и другие диктаторы), это только будет доказательством того, что Ваше мнение — популистское, а не того, что оно соответствует действительности.

Итак, люди должны признаваться ценными как таковые (потому что они люди и существуют). Они могут быть хороши относительно осуществления той или иной цели или задачи, так как обладают нужной для этого способностью. Но они не есть эти цели и задачи. Они не есть эта конкретная способность. Если Вы хотите использовать людей в Ваших интересах (например, чтобы иметь с ними высокоинтеллектуальные разговоры), тогда Ваше мнение о тех или иных людях, как о умных, эстетически и культурно развитых и пр. (т.е.,  как о подходящих для Ваших целей), верно. Но пожалуйста, не пытайтесь абсолютизировать Ваше желание, чтобы люди обладали теми или иными качествами, и не заявляйте, что люди, ими не обладающие (на Ваш взгляд!) — не достойны, не ценны и не люди. Не путайте отсутствие ценности у других с отсутствием в Вас интереса по отношению к ним.

Это и есть эссенция интеллектуального фашизма: суждение о людях, устанавливающее, не только по отношению к своим "жертвам", но и по отношению к своим приверженцам, что люди самоценны не потому, что существуют, а потому, что они умны, талантливы, компетентны и успешны. Это то же самое, что фашизм политико-социальный, различие лишь номинально».

Избранное сообщение

Онтокритика как социограмотность и социопрофесионализм

Онтокритика как социограмотность и социопрофесионализм

Популярные сообщения