Тема подростков и молодежи в политике
после 26 марта не сходит со страниц. Образные выражения разной окраски так и летают: «крестовый поход детей», «политическая педофилия», «непоротое поколение». И, судя по последним выступлениям представителей власти, проблема молодежного протеста волнует не только блогеров и политологов. Его ждут, его боятся, с ним готовы бороться. Ведь все последние сто лет в стране не было сколь-нибудь массового молодежного протестного политического движения. Подростки и студенты, которые везде в мире составляют под 70-80% участников любого митинга или шествия, в СССР и России были в большинстве своем либо провластно настроены, либо аполитичны, либо их протест принимал форму «валить из страны».
И вдруг что-то начало меняться. Подросшие дети обнаружили, что впереди им светит вовсе не рост благосостояния и постепенное продвижение в сторону европейских стандартов жизни, пусть и под лозунгами «суверенной демократии», как казалось их родителям в нулевые. Мол, ты только учись, старайся – и все будет. Они старались. Книжки читали, курить не начинали, ЕГЭ сдавали, учились одеваться и улыбаться, говорить на английском и писать коды. Но постепенно становится все яснее, что как ни старайся, а впереди подчистую выжранная саранчой поляна, намертво заржавевшие социальные лифты и завидная перспектива поддерживать любимых стариков в стране без медицины и пенсий. Но зато есть возможность приложиться к мощам. Или взять штурмом фанерный Рейхстаг. Почему-то – странно даже, да? – молодежь все это не обрадовало. Пока только небольшую часть ее, но процесс в самом начале.
И тут власть оказывается в щекотливом положении. Начать всерьез разгонять, бить и сажать «малолеток» – значит утратить полностью остатки легитимности и последнюю возможность изображать из себя сторонников «умеренного прогресса в рамках законности», жаль, что в кольце врагов. Это срыв всех и всяческих масок, окончательный конфликт с населением и жирный крест на перспективе провести старость лет на Лазурном берегу в окружении внуков и правнуков. Да и все помнят, с чего начался настоящий Майдан – не с абстрактной евроинтеграции, а с ночного избиения студентов.
Уступать нельзя, жестко пресекать тоже – поэтому власть предержащие будут действовать через родителей, через педагогов, используя старые верные схемы «круговой поруки». Виртуальные баррикады политического противостояния постараются перенести внутрь семей и школ, использовать эмоциональное насилие со стороны близких и авторитетных взрослых, чтобы не пускать в ход в полную мощь насилие государственное.
Будут угрожать и вести «заботливые» беседы. Будут намекать на угробленное будущее. Будут предлагать помощь во «вразумлении». Будут выписывать родителям штрафы и вызывать на ковер. Будут действовать как плохой школьный учитель, который, сам не умея ни увлечь, ни заставить, пишет в дневник «Примите меры!» и глумливо шутит потом в учительской про «витамин Р», который кое-кому очень бы не помешал.
Аудиозапись воспитательной беседы директора и педагогов одной из школ Брянской области с учениками о Навальном, расследованиях ФБК, Крыме, патриотизме и санкциях. Поводом для этого разговора стало то, что один из учеников записался в сообщество поддержки массовой акции протеста, организованной Алексеем Навальным 26 марта.
Думаю, в ближайшие месяцы и годы многие родители и учителя с таким могут столкнуться и уже столкнулись. Многим взрослым в этой ситуации будет непросто, хочется их немного поддержать и, возможно, дать несколько советов.
Первое и главное – не паникуйте. Не запугивайте себя и других ожиданиями «нового 37 года», «волчьего билета» и прочими миражами из прошлого.
Когда-то я сама была в роли «протестующей молодежи». Нас было несколько человек на двухмиллионный город, поэтому вниманием карательно-воспитательных органов мы обделены не были. Личный эскорт из граждан в штатском, беседы со всякими чинами. Помнится, один пожилой полковник мне даже Некрасова цитировал, про чахотку и Сибирь. Специально выучил, наверное, готовился к разговору с филологом.
А уж свое факультетское начальство как старалось. В моем случае пикантность ситуации была в том, что я к началу движухи была «гордостью факультета» (Филологического факультета Ташкентского университета, — прим. «Спектра»). Ленинская стипендия, призовые места на Всесоюзной олимпиаде, член Ученого совета от студентов, полный набор. То есть все оказывалось вдвойне сложно. Выгнать сложно, заткнуть сложно, не замечать нельзя. Они крутились как могли, ну очень старались. Вспоминаю беседы с деканом да парторгом. Старые спивающиеся ловеласы (филфак же), псевдоученые без единой собственной мысли, бывшие троечники, получившие посты благодаря сотрудничеству с органами, призывали меня не губить свое будущее. Это уже тогда было не страшно, а смешно и противно. Через два года они «потеряли» свои партбилеты, через пять остались без работы, через еще сколько-то померли от цирроза. Кому-то из нас точно не следовало губить свое будущее.
Так что – не бойтесь. Вашим детям еще жить и жить, еще много где и много чему учиться, менять работы и профессии, города и страны. Никакая малообразованная тетка с дурными манерами, вообразившая себя завучем или деканом, не может сломать им жизнь. Мелкие пакости, которые они готовы сделать ради шанса оставаться у бюджетной кормушки, – их потолок. Если ребенок ваш с головой, он себя в жизни найдет. И критичность мышления, опыт преодоления страха, опыт сложных переговоров, опыт защиты своих прав пригодится ему в этом куда больше их второсортного диплома.
Моя семья была совсем не в восторге от моих «фокусов». Они не понимали, зачем мне это надо, они спорили, возмущались, упрекали. Я только теперь, задним числом, понимаю, как они боялись. Но когда моей маме позвонили «оттуда» с угрозами «сообщить на работу», перемежающимися приторной озабоченностью «судьбой хорошей девочки, которая запуталась», она как-то так ответила, что этот звонок был первым и последним. Жалею, что не спросила тогда и не записала дословно.
Запись лекции о культурной политике России в Московской государственной консерватории, где преподаватель дала студенту прочесть текст о «пятой колонне».
Когда меня пытались не допустить до госэкзамена и оставить без диплома, она разумно не стала тратить время и нервы на мелкое начальство и пошла сразу на прием к проректору, человеку явно неглупому, причем не с просьбами «не губить девочке жизнь» и извинениями, а с вопросами. Примерно такими: что, собственно, оценивается на государственном экзамене, знания или взгляды? И если претензий к знаниям нет, то как понимать попытки оставить ее дочь без диплома на основании ее взглядов? И как так вышло, что пять лет всех все устраивало, были пятерки и Ленинская стипендия, а теперь вдруг готовы аж диплом не дать? Все пять лет всем факультетом ошибались? Или сейчас неправы? На дворе был 89, вопросы были неудобные. В итоге все ограничилось тем, что диплом дали синий, а не красный.
Помните, у ваших детей есть право на мирное ненасильственное выражение своей позиции. Вам не нужны «вхождение в положение» и лицемерное сочувствие. Вам нужно соблюдение прав вашего ребенка. Или пусть прямо скажут, что выдают диплом и ставят оценки за верноподданнический образ мыслей, тогда пусть напишут это на сайте и в Уставе учебного заведения. Или пусть не смешивают учебу с политикой и занимаются своим делом – учат и оценивают знания. Если переговоров недостаточно – обращайтесь к помощи юристов. Какими бы ни были наши суды, сама по себе перспектива разбирательства – серьезный аргумент за то, чтобы с вами не связываться.
Многие из нас умеют вести переговоры и занимать принципиальную позицию в своей профессиональной деятельности, а при общении с учебными заведениями и госструктурами проваливаются в позицию жертвы. Не делайте так. Все эти люди получают заплату из ваших налогов. За то, что учат или охраняют ваших детей, а не за то, что форматируют им мозг.
Молодые бывают смелыми и даже безрассудными, но впервые попадать под пресс все равно всегда тяжело. И очень сложно держаться, если семья тоже – не тыл, а фронт. Не играйте с карательно-воспитательными органами в молот и наковальню, которыми прессуют ваших детей. Молот иногда не остановить, но без наковальни он много не намолотит.
За несколько лет до моей истории в нашем городе была протестная акция студентов отделения крымско-татарской филологии. Это было единственное место в стране, где можно было изучать крымско-татарскую культуру. И его решили закрыть. Студенты объявили забастовку и голодовку, забаррикадировались в аудиториях и несколько суток там просидели, уже не вспомню точно, чем дело разрешилось. Но хорошо помню, как эти ребята потом рассказывали, что люди в штатском сразу пошли по домам. И стали их родителям, бабушкам и дедушкам, глубоко религиозным мусульманам по большей части¸ рассказывать и намекать, сочувственно-озабочено, что вот, мол, там ночью вместе сидят парни и девушки, неизвестно чем занимаются, и как родители такое допускают, и что люди подумают. Так вот, не было ни одного дома, из которого их не выставили бы в более или менее грубой форме. Никто не стал с ними обсуждать вопросы нравственности и репутации дочерей, хотя людям давили на очень чувствительные для них точки. Я помню, с каким теплом и гордостью ребята цитировали своих грозных бабушек и отцов, у которых, бывало, с подружкой в кино вечером не отпросишься: «Мы своим детям верим, они сами знают, что делают, выход вот там».
Задержание на несанкционированной акции протеста 26 марта. Фото AP/Scanpix
Конкретные ситуации могут разрешаться так или иначе, значимость поводов со временем теряется, а отношения остаются. Знание о том, что тебя не сдали – остается. Я, например, сейчас уже плохо помню, как точно развивались события, что в каком порядке происходило. А людей, их слова и лица – помню. Бегающие глазки человека, которого до той минуты я очень уважала, директора моей родной школы, куда я хотела пойти работать после диплома, и все было уже договорено. «Меня вызывали… мы не можем… учитель – это не только предмет… будет лучше, если ты…». И другой человек – преподаватель, поди ж ты, научного коммунизма. Я даже имени его не помню, прогуливала безбожно его пары, были дела поважнее. Но когда началась заваруха, он вдруг сам нашел меня за неделю до сессии, и попросил зачетку. Быстро, молча, прямо в коридоре на подоконнике поставил «отлично» автоматом, сухо попрощался и ушел. Меня тогда не очень беспокоила судьба моего диплома, но я смотрела во все глаза, как взрослые вокруг делают свой выбор. Это было важно и поучительно.
Вы можете быть не согласны с мнением и позицией своего ребенка, вы можете считать, что игра не стоит свеч, что было бы лучше поступить иначе. Вы можете попробовать его переубедить или предложить другой вариант, например, отъезд или «малые дела». Но если над ним занесут молот – не сдавайте его. Пусть он знает, что на вас можно рассчитывать.
И уж точно не становитесь наковальней, не устраивайте семейных разборок с угрозами, упреками и шантажом. Вашему ребенку в этой ситуации нужно много душевных сил, нужны спокойствие и трезвая голова.
Если вы педагог, не позволяйте делать из себя молот. Особенно если дети вам доверяют. Ваша трусость или ложь могут нанести им больше вреда, чем проблемы с администрацией. Вас не могут заставить. Или пусть запишут это в должностных обязанностях: обеспечить политическое единомыслие.
Если вы хотите обсудить с детьми их взгляды и решения – делайте это уважительно. Мы говорим о людях старше 15-16 лет, то есть почти уже взрослых. Закон считает, что они способны отвечать за свои поступки. Это подразумевает способность делать суждения и предвидеть последствия.
Вы можете быть несогласны с идеями и с методами, но не отрицайте их право иметь и выражать свое мнение. Не давите, не прессуйте, не ставьте ультиматумов. Выясните, что они думают, как аргументируют.
Не обесценивайте, не используйте сарказм. Этим вы только усилите протест и потеряете контакт. А возможно, и спровоцируете на более радикальные действия.
Не считайте и не называйте своего ребенка ненормальным, глупым или неблагодарным. Протест, риск, желание изменить мир – нормально и хорошо для его возраста, тем более в нашем случае. С вашим ребенком все в порядке.
Не обвиняйте его в происходящих неприятностях. Участвуя в мирном протесте, он действует в своем конституционном праве; если у него возникли проблемы, в этом виноват не он, а те, кто его незаконно преследует. Не спускайте собак на и так несправедливо пострадавшего.
Не оскорбляйте ребенка предположениями, что им манипулируют, что он не хозяин своих мнений и действий. Нынешняя молодежь, с пеленок знающая слово «фейк», намного скептичнее нас с вами. А оскорбительнее, чем отказ в субъектности, для юного человека нет ничего.
Не ведите гражданскую войну в семье
К этому часто склонны как провластно, так и оппозиционно настроенные родители. Нам кажется, что дети обязаны разделять наши ценности, видеть мир под тем же углом. Но на самом деле убеждения и ценности только тогда могут так называться, если они свои собственные. Если ты их выбрал и выработал сам.
Дело родителей – вырастить детей в любви и заботе, по возможности показывая им хороший личный пример. Это все. Убеждения человек формирует сам. Свои гражданские и политические выборы делает сам.
Не нужно стараться делать выросшего ребенка своим продолжением, который про все думает как вы. Не надо изображать Матео Фальконе или Тараса Бульбу. На дворе 21 век. Можно сохранять уважение и любовь, имея разные взгляды. Не склеивайте ни себя, ни ребенка с позицией. И вы, и он можете еще не раз изменить позиции и взгляды, а родными людьми вы останетесь навсегда.
Задержание на протестной акции в Москве 26 марта. Фото Reuters/Scanpix
Спорьте, если не согласны, или наоборот обходите горячие темы, но оставайтесь на стороне ребенка в главном: он имеет право думать и выбирать и может рассчитывать на вашу защиту.
Вникните в то, что на самом деле написано в законах и кодексах, в уставных документах учебных заведений – вам будут врать об этом. Если вашему ребенку нет 18 лет или тем более нет 16, особенно тщательно изучите, на что он имеет право в случае задержания или следственных действий. Ваша активность и грамотность – его лучшая защита.
Всегда спрашивайте себя, обязаны ли вы вообще разговаривать с данным человеком или группой лиц. Вас будут желать поучить быть хорошими родителями все кому не лень. Вам это нужно? Вы не обязаны ходить ни на какие беседы и комиссии, куда вас будут приглашать. Приглашение тем и отличается от предписания, что его можно не принимать, что бы вам ни говорили. А предписания вам мало кто имеет право выписывать, только следователь и суд.
Если все же считаете нужным побеседовать, переводите разговор с обсуждения ребенка на обсуждение их действий. Задавайте вопросы. Требуйте обоснований. Отсекайте не относящиеся к делу темы вроде «разве мы не стали жить лучше, чем в 90-х». Стали или не стали, угрозы и давление на учащегося за политические взгляды неправомерны. Ведите себя корректно и прекращайте разговор при любых попытках повышать голос, угрожать и оскорблять вас или ребенка. Спокойная, но твердая манера вести диалог сделают вас неудобным партнером по манипуляции, и вас перестанут беспокоить.
Будьте осторожны со СМИ, особенно с телевидением. Если не уверены, что сможете полностью контролировать ситуацию вплоть да каждого слова – лучше вообще не общайтесь. Или давайте короткие заранее продуманные и согласованные с адвокатом комментарии. Помните, вы не обязаны удовлетворять ничье любопытство. Отказ отвечать – ваше полное право, это не означает, что вы или ребенок в чем-то виноваты.
Не оставайтесь в изоляции
Знакомьтесь и общайтесь с другими родителями. Поддерживайте друг друга, обменивайтесь ценной информацией, пишите совместные заявления и жалобы. Поверьте, с группой даже из трех активных грамотных родителей по возможности не станет связываться ни один начальник.
Сообщайте о происходящем в СМИ, которым доверяете. В моем случае было очень важно, что о ситуации говорили на радио «Свобода», декану и парторгу было некомфортно слышать свои фамилии в эфире.
Участники протеста 26 марта в Москве. Фото AP/Scanpix
Пишите в социальных сетях о случаях произвола, но будьте осторожны с изложением событий – любое слово или изображение может быть использовано против вашего ребенка, если дойдет до процесса.
Обращайтесь за поддержкой к знакомым, друзьям и к обществу в целом. Вам могут понадобиться организационная и финансовая помощь, просто добрые слова. А если у вас все пока хорошо, поддержите финансово организации,
занимающиеся защитой задержанных. У них нет других денег, кроме пожертвований граждан.
Спросите, знает ли юный протестующий, как вести себя в той или иной ситуации, знает ли свои права и требования закона.
Обсудите правила безопасности в социальных сетях. В каких-то случаях можно осознанно идти на риск, нарушая противоправный запрет, но очень глупо подставиться просто по недомыслию.
Обсудите риски пребывания в толпе, что делать в случае возникновения паники, провокаций, как помочь себе и другим, если стало плохо. Обсудите границы ненасильственных действий, обратите внимание, что в российской реальности можно всерьез пострадать за безопасные жесты вроде брошенной пустой пластиковой бутылки.
После участия в акциях, возможно, придется провести сутки или более в не самых комфортных условиях. Обсудите, как следует одеться и что обязательно взять с собой, особенно если нужны какие-то медикаменты или средства гигиены.
Убедитесь, что ребенок знает, кому и как сообщить и как себя вести, если вдруг придут домой, если прямо из школы повезут «беседовать», если будут требовать подписать какие-то документы, заявления и т. п.
Напоследок воспоминание совсем забавное: еще до того, как все понеслось, кажется, в 87-м, меня в какой-то момент пригласили на мою любимую кафедру Современного русского языка и несколько смущенно рассказали, что пришло приглашение: можно делегировать одного сильного студента в научную группу, которая будет составлять самый-пресамый полный словарь языка В. И. Ленина. Это будет огромная работа, с большими перспективами, издание должно выйти к столетию Октябрьской революции. В этом, то есть, году вышел бы сей эпохальный труд, которому мне предлагалось посвятить тридцать лет моей единственной жизни.
Я помню, что несколько обалдела. От удивления, что кто-то всерьез верит, что это самое 100-летие будет отмечаться как праздник. Что кто-то может ожидать от не самого глупого студента, что он захочет таким заняться. Мы обменялись с завкафедрой понимающими взглядами, вслух я сказала, что лексикография – это не мое, но в изумлении от человеческой глупости пребывала еще долго.
Держите масштаб. Жизнь длинная. Все меняется. Иногда дети видят дальше взрослых. Но взрослые всегда нужны, чтобы быть их тылом.
