Научись онтокритике, чтобы перенаучиться жить

Неграмотными в 21-м веке будут не те, кто не могут читать и писать, а те, кто не смогут научаться, от(раз)учаться и перенаучаться. Элвин Тоффлер

Поиск по этому блогу

2012-01-06

Митинги, Хабрахабр и краудсорсинг: намётки политической социоинженерии

Сети, митинги и новый потребитель / Проблемное поле / Главная - Русский журнал
Дневник протеста

Владислав Тарасенко

Что общего между митингом на проспекте Сахарова, проектом Хабрахабр и краудсорсингом – кроме того, что они стали заметными событиями прошедшего 2011 года?

Казалось бы, эти события связаны между собой весьма отдаленно. Митинг на проспекте Сахарова организован гражданами, которые недовольны выборами. Хабрахабр консолидирует сообщество IT специалистов. А краудсорсингом, как известно, увлекся Герман Греф, причудливым образом соединивший модные веяния с управленческими идеями по реформированию вверенного ему высшими силами государственного монстра.

Тем, кто не в курсе и тем, кому лень открывать Википедию, сообщаю, что краудсорсинг (буквально – передача функций толпе) – проект, цель которого состоит в том, чтобы работу вашей организации выполнял не вы, а кто-то другой – желательно бесплатно. Например, фирма, занимающаяся изготовлением футболок, может нанять художника для рисования надписей на майках (инсорсинг), может для этого нанять дизайн-бюро (аутсорсинг), а может размещать на своих изделих рисунки волонтеров – победителей интернет конкурса доморощенных дизайнеров. Это и будет краудсорсинг.

Итак, я утверждаю, что митинги, краудсорсинг и проект Храбрахабр - не просто взаимосвязаны между собой. Это проявившиеся контуры будущего устройства нашего общества и государства, к которым все мы начали продвигаться в этом году. Продвигаться в потемках, так как ничего схожего ни в нашей, ни в прошлой истории не было.

Эти события необходимо рассматривать не как сигналы из прошлого, а как сигналы из будущего – как проект нового социального устройства.

Митинговая активность конца 2011 года обусловлена не только недовольством результатами выборов и не только ростом самосознания «сетевых хомячков». В ее основе лежит ощущение неэффективности государственного менеджмента и слабой способности на эту эффективность влиять.

Митинги 2011 года – это не митинги маргиналов. Это митинги недовольных потребителей, чья компетенция и самосознание дошло до понимания того, что государство продает ему некачественную услугу (выборы) по завышенной цене.

Государственный менеджмент - это не только менеджмент финансов, налогов и нефти. В первую очередь – это менеджмент прав и обязанностей, возникающих при социальных взаимодействиях. Так вот, проблема состоит в том, что инфраструктура и идеология этого менеджмента сейчас, в 21 веке, похожа на инфраструктуру нашего ЖКХ – она изношена и идеологически ориентирована на век двадцатый. И это – наша общая проблема.

Сейчас необходимо аккуратно начать работу по трансформации этой проблемы в список задач.

Однако, митинги со всей отчетливостью показали, что ситуация патовая – ни представители государства, ни участники митинга по большому счету не готовы к сотрудничеству.

Государство не готово потому, что существующая инфраструктура менеджмента уже отстроена – система прав худо-бедно работает, и трогать ее лишний раз – себе дороже.

Митингующему – в общем-то, тоже не охота вникать в детали и механизмы производства услуг. Когда потребитель платит за ботинки, ему не интересно то, кем и как сделаны эти ботинки. Мало того, ему не охота помогать изготовителю в выделке кожи или приклеивании каблука. Он хочет справедливого обмена - без обмана и с гарантией возврата денег.

С другой стороны, государственные мужи тоже понимают, что существующий менеджмент прав и обязанностей далек от идеала – он сложен в управлении, он непрозрачен, он не делает различий между менеджерами и собственниками, он сконфигурирован под конкретных людей, он грозит развалиться ввиду собственной громоздкости и неэффективности.

Однако, что с ним делать – совершенно непонятно. Все благоглупости относительно административной реформы и изменении функций надоели, а постоянная перетряска чиновничьего аппарата имеет отношение к чему угодно, но только не к изменению системы управления.

Нужны свежие идеи – как государству, так и потребителю услуг государственного менеджмента. Нужно сближение позиций – потребителю услуг в сторону производителя, а производителю – в сторону потребителя.

Для поиска свежих идей мы обратим наше внимание на проект Хабрахабр. Но наше внимание будет направлено не на его содержание, а на его самоорганизацию.

Хабрахабр – пример удачного менеджмента прав и обязанностей IT сообщества.

Любое сообщество регулирует неравенство прав и неравенство обязанностей – и Хабрахабр тут не исключение. Есть «безголосые» read-only пользователи, чей удел – «песочница» под присмотром авторитетных экспертов. Показал себя в «песочнице» - можешь получить более высокий статус с большим количеством прав и новыми обязанностями. Всё справедливо, быстро, прозрачно, наглядно.

Этот проект близок – по идеологии, к краудсорсингу, но краудсорсинговым проектом его назвать сложно. Скорее всего, это экспертократия или меритократия, так как права и обязанности потребителей ресурса регулирует открытая группа экспертов на основании понятных и прозрачных правил игры.

Наверное, у владельцев ресурса есть какая-то официальная юридическая форма, но вряд ли она отражает суть феноменов менеджмента прав и обязанностей, возникающих в этом сообществе.

Пофантазируем, и представим себе организационный дизайн Хабрахабра по лекалам российского государственного менеджмента образца 2011 года. В первую очередь, наверное, создали бы СРО (саморегулируемую организацию). Потом долго-долго бы ее регистрировали и заставили бы всех добровольно-принудительно заплатить ощутимые взносы. Потом появилась бы группа проходимцев, которая сначала бы добилась распоряжения правительства о льготном налогообложении для участников сообщества и санкциях для тех, кто к сообществу не принадлежит (по соображениям государственно безопасности). Потом эта группа начала бы торговлю членством по сходной цене. Потом по тройной цене сделали бы бессмысленный сайт, и долго бы пытались понять - почему на него никто не заходит, заказывая на бюджетные деньги «консалтинг» от «правильных» компаний. Потом начали бы организационную реформу и ввели институт вице-президентов, образовали комиссию по реформам. Потом комиссию бы преобразовали в комитет и выделили подкомиссии… И так далее, и тому подобное - без целей, без смыслов, но в полном соответствии с установленными государством механизмами менеджмента.

Но этого, к счастью, не произошло. У инициаторов ресурса хватило ума и творчества на создание собственного механизма менеджмента прав и обязанностей.

По сути, они решили три задачи. Во-первых, задачу формирования IT инфраструктуры проекта. Во-вторых, это социальную задачу – по мотивации членов сообщества. В-третьих, это правовую задачу – по легитимации и институциональному оформлению сложившихся прав и обязанностей.

Эти же задачи необходимо решить российскому обществу для решения проблем, обозначенных выше, для сближения потребителей и поставщиков государственных услуг.

Решение лежит на поверхности. Решение уже есть. Его надо увидеть и понять.

Надо трансформировать успешные меритократические проекты типа Хабрахабра в краудсорсинговые проекты менеджмента прав и обязанностей сообществ.

И эта трансформация произойдет – рано или поздно. Все технические предпосылки для этого имеются.

У каждого участника митинга в кармане лежал - как минимум, один мобильный телефон. И то, что сейчас мы имеем дело высоким уровнем потребления услуг сотовой связи – настоящая революция. Но произошла еще одна революция – менее заметная.

Это революция в учете и менеджменте финансовых трансакций потребителей услуг сотовой связи. Революция в биллинге. Каждый пользователь мобильного телефона желает знать свой баланс – сколько он говорит и сколько платит. Ему нужен понятный и прозрачный биллинг. Пользователь возмущается, если оператор крадет его деньги.

Если 10-15 лет тому назад системы индивидуального ведения потребителей были дороги и неэффективны, то сейчас каждого члена «толпы» можно вести индивидуально – делать биллинг трансакций каждого члена общества.

Суть государственного краудсорсинга состоит в создании механизма обмена прав и обязанностей в прозрачной системе биллинга.

Тут полная аналогия с бизнес-краудсорсингом. Когда участник краудсорсингового проекта бесплатно рисует изображение на майке, он мотивирован на обмен своего времени на статус (набор прав и обязанностей) в профессиональном сообществе. Система биллинга должна учесть персональный вклад и рассчитать статус участника исходя из результатов справедливой оценки.

Для успеха краудсорсинга необходимы две вещи – мотивация участника на обмен и прозрачная система биллинга прав и обязанностей. Кроме того, участник должен понимать, что его статус – его права и обязанности справедливы.

Государство – это оператор прав и обязанностей. Потребительские настроения поменялись. Потребитель хочет индивидуального баланса, персонального биллинга. Он может сменить оператора при непрозрачности трансакций.

Можно сказать, что стихийный краудсорсинг возник при подготовке митинга на проспекте Сахарова. Менеджером «билингового» проекта по принятию и перераспределению платежей выступила Ольга Романова.

Прозрачность биллинга прав, обязанностей и финансов – феномен новой «глобальной деревни». Потребитель желает, чтобы государство сделало расчет - сколько он вложил своего труда и времени в общество, сколько государство (от имени общества) предоставило ему прав и обязанностей. Если государство этого не сделает, потребитель совершит страшное – перестанет потреблять. Это ужасно.

Поэтому, в этой ситуации государство будет вынуждено формировать системы персонального биллинга прав и обязанностей каждого члена «толпы» и инициировать краудсорсинговые проекты.

Это неизбежно, так как человек – не просто существо социальное, но и существо политическое, то есть, испытывающее потребность в полисе – месте генерации и обмена прав и обязанностей.

В общем, будет интересно.

06.01.12 20:37
© Содержание - Русский Журнал, 1997-2011. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67

Гаусс вместо булыжника: Наука о выборах 4 декабря

Гаусс вместо булыжника: Наука о выборах 4 декабря : Троицкий Вариант. Наука № 25 (94N) за 2011 г.

2012-01-05

Обречённые быть ответственными, или Работники социального сторительства

Выборы 4 декабря 2011 г. в Госдуму дали очень удачный повод напомнить каждому индивиду об участии в ежедневной — без выходных, отпусков и пенсионного возраста, — и неоплачиваемой дензнаками работе, от которой свободно только додетсадовское младенчество и кладбищенское догнивание и которой невозможно избежать ни одному живущему члену общества.

Работа эта состоит в непрерывном воспроизведении, поддержании и изменении той единственной среды обитания, в которой только и может существовать человек как разумное социальное существо — общества (социума). Сторон и проявлений этой работы огромное множество, а вот наблюдать почти сразу и почти прямые её результаты доводится очень редко, и выборы — один из немногих удобных случаев.

4 МАРТА 2012 г. У ТЕБЯ ЕСТЬ ШАНС ПО МАКСИМУМУ ИСПОЛЬЗОВАТЬ СВОИ МОЗГИ И ВОЗМОЖНОСТИ ДЛЯ УЛУЧШЕНИЯ ОБУСТРОЙСТВА ОБЩЕСТВА, В КОТОРОМ ТЫ ЖИВЁШЬ. ТВОЮ ЧАСТЬ РАБОТЫ ЗА ТЕБЯ НИКТО НЕ СДЕЛАЕТ.

Наиболее доступные действия:
  1. Участие в протестных митингах и шествиях.
  2. Участие в сборе подписей для участи в выборах оппозиционных кандидатов.
  3. Участие в работе избирательных комиссий для предотвращения фальсификаций.
  4. Участие в выборах.
  5. Социально-политическое обучение и самообразование.
Это минимальный набор шагов, чтобы иметь индивидуальное моральное право что-то требовать от власти, оппозиции и других граждан.

Далее уже необходимы более сложные действия, включающие инициирование разного рода конкретных социальных и гражданских проектов или соучастие в них, тогда и заголовок статьи «В новом году государство прогнется под активистов» будет звучать значительно убедительнее.

Одна из самых напрашивающихся идей: система образования должна обеспечивать и в средней, и в высшей школе подготовку к гражданскому активизму не в меньшей степени, чем к любой профессиональной стезе. А это предполагает ровно то, о чём я давно и настойчиво пишу — социологическую и социально-психологическую грамотность и критическое мышление, соединённые с тренингами выборного и контролирующего поведения и социальной проектной (социоинженерной) деятельностью.

Очень рекомендую «Социальное конструирование реальности».

Карты на стол! — или Как мы учимся : Михаил Дубаков (9zloy)

Я хочу поговорить от трех аспектах наших знаний: широта охвата дисциплин, глубина знания дисциплин и связи между дисциплинами. У меня родилась неплохая метафора, которая сводит их воедино. Вообще я не особо люблю метафоры, потому что они частенько ведут не в ту сторону. Но в данном случае метафора мне кажется весьма удачной.

Считается, что есть два типа людей. Одни любят изучать многое и поверхностно, другие выбирают пару дисциплин и изучают их очень глубоко. Первых обычно называют лисами, вторых — ежами.

Для меня обучение очень похоже на геологоразведку. Представьте себе новый континент. Вы не знаете о нем ничего. Да, вы видите горы, леса, реки, но не имеете особого понятия что там внутри. Вы не знаете, что там за горизонтом, есть ли тут моря, насколько холодно на севере и какая температура на юге.

Карта

Вы начинаете с составления карты. Вы посылаете эскпедиции во все стороны и рисуете карту местности. Потом вы начинаете бурить пробные скважины и выяснять состав грунта. Потом вы находите нефть, золото, алмазы и начинаете добычу.

Обучение в точности соответствует этому сценарию. Изучаете вы математику, к примеру. Вначале вам мало что о ней известно. Ну, вы считаете до 10 и отличаете три красных шарика от пяти синих. Постепенно вы открываете новые территории. Вы учите таблицу умножения, с удивлением узнаете о существовании реальных чисел и невозможности делить на ноль. Вы прикасаетесь к дифференциальному исчислению и зачем-то учитесь брать интегралы. Годам к 16 у вас на руках есть карта ближайших территорий, но вы скорее всего ничего не слышали о теории множеств, топологии и функциональном анализе. Да и особого углубления в какой-либо раздел математики вы вряд ли достигли. Так, поковыряли совочком песочек сверху.

Школа не дает никаких глубоких знаний. Вы только составляете карту, чтобы начать бурить пробные скважины.

Связи

Выбор направления для кого-то сложен, для кого-то нет. Так или иначе, вы оказываетесь в университете. Преподаватели справедливо считают, что вы ни черта не знаете. Но большинству преподавателей как-то все равно, где вы начнете свое бурение. Они уныло (или интересно) читают свои лекции, и мало кто заботится о связях дисциплин. Вот физики берут и сразу применяют дифференциальное счисление для решения задач, а чему вас там научили на мат-анализе, это мало кого интересует. Каждый предмет на вашей карте — это остров. И почему-то считается, что это ваша задача построить между островами мосты или хотя бы наладить между ними паромные переправы.

На ваших картах огромные белые пятна морей и океанов, в которых не особенно начнешь бурение, разве что в шельфовой зоне.

  Иногда некоторые районы для вас соединяются практически в одно целое, и вместо моста поднимается архипелаг. В этом момент вы устанавливаете связи между дисциплинами. Постепенно связь становится очевидной и устойчивой, вместо архипелага вырастает суша, по которой вы прокладываете высокоскоростное шоссе. Например, вы четко поняли, что такое производная и как ее можно применять в механике. И бац — у вас появилась четкая связь межу движением тел и дифференциальным исчислением.

Почему в школьной программе дифференциальное исчисление дается отдельно? Почему никогда и нигде не упоминается, как его применять на практике?

Современное образование, по крайней мере у нас в стране, помогает вам открыть и освоить новые острова, но практически не помогает вам открыть и освоить континенты. Связям уделяется очень мало внимания. Истории и логике открытий также уделяется мало внимания. Это скверно.

Лисы и Ежи

Так вернемся к знаниям вширь vs. знаниям вглубь. Если вы начинаете осваивать новую область, сначала лучше составить карту, то есть получить широкие знания. Только так вы сможете вникнуть в тему и найти места, где нужно бурить.

К примеру, изучаете вы программирование. Довольно глупо сразу бросаться в глубокую теорию искуственного интеллекта или лямбда-счисления. Так же глупо бросаться в глубокое изучение какого-либо языка. Для начала надо узнать историю становления отрасли, как все развивалось, какие существуют направления, для чего они нужны и чем занимаются. Какие существуют парадигмы, типы языков, платформы, связи между ними, перспективы развития. Если вы попытаетесь построить карту континента «разработка ПО», вам будет гораздо легче понять, с чего начать. Заинтересовала вас разработка под веб, пожалуйте в мир яваскрипта, функционального программирования, скриптовых языков и языков разметки. Интересен вам геймдев, займитесь AI, языками со строгой типизацией и алгоритмами. Конечно, это не означает, что вы должны игнорировать все остальное, но у вас появляется четкие места, где бурить надо глубоко.

Вначале вам надо быть лисой, а потом превратиться в ежа. Проблема в том, что в современном мире гораздо проще навсегда остаться лисой, чем стать ежом. Я по себе чувствую, что стало гораздо сложнее глубоко прорабатывать выбранную область. Всегда хочется прочитать вот еще этот один блог пост, чекнуть твиттер, отвлечься на интересную статью или книгу. В мире, где информация у тебя на кончиках пальцев, огромные соблазны быть лисой.

Глубокое бурение

Точка выбрана и бур заточен. Как надо бурить? На пути встречаются интересные пласты и горизонты. Если вы доходите до этих пластов, вы никогда не откатитесь назад. А между пластами скважина может и обвалиться. Вы углубляетесь в тему, читаете материал, что-то делаете, и в какой-то момент вещи становятся на свои места. Поздравляю! Вы нашли золото.

В одной книге я прочитал хорошую аналогию. Сначала вы находитесь в темной комнате и изучаете предметы на ощупь. И в какой-то момент включается свет и становится предельно ясно, где что стоит. То же самое происходит в вашей голове. Внезапно включается свет и все разрозненные концепции выстраиваются в четкую картину. Этот момент невозможно забыть и эта четкая картина уже никогда не сотрется. Свет будет гореть все время. Возможно лампочка потускнеет со временем, но не погаснет.

Иногда бывает очень сложно продолжать бурение. Когда ты видишь, что ничего не меняется, что ты долбишь тему несколько месяцев без существенного прогресса, хочется бросить все к чертовой матери и уехать в теплые края. Что делать в этом случае? Ответ один — продолжать. Если бросить один раз, потом бросить другой раз – у вас просто пропадет уверенность в своих силах. Вы будете думать, что ни на что не способны и застрянете на текущем уровне навсегда. Нужно продолжать бурение. Нужно добраться до первого пласта и испытать a-ha!-момент. Нужно включить свет и увидеть предметы в комнате.

Чем отличаются отличные программисты от средних программистов? Возможно только тем, что отличные программисты всегда верили, что могут стать отличными, а средние никогда в это не верили и прекращали бурение. Вера в собственные силы может творить чудеса.

Другой вопрос, если вам не особенно нравится бурение в выбранной точке. Скорее всего, вам надо заняться чем-то другим. Если изучение темы вообще не приносит удовлетворения и, открывая новую книгу, вы сразу проверяете сколько в ней страниц — выбранная тема не для вас. Пройдитесь по вашей карте и найдите другое место. Возможно, вам интересен UX, или автоматизация, или маркетинг. Парочка пробных скважин — и вам станет ясно, где можно попробовать приложить усилия.

Резюме

Итак, как мы учимся? Что надо сделать для более эффективного процесса?
  1. Включить режим лисы и составить карту территории. Наметить несколько мест, с которых стоит начать углубление в тему.
  2. Попытаться понять связи между дисциплинами и последовательность их освоения. На высоком уровне это сделать достаточно просто.
  3. Включить режим ежа и начать прорабатывать тему глубоко. Иногда придется прерываться, и переключаться на смежные темы, иначе более глубокие пласты недостижимы.
Задача хорошего преподавателя — показать ученикам свою карту, объяснить путь и последовательность освоения темы, показать скрытые связи между дисциплинами. Имея на руках такую карту ученик никогда не заблудится.

Я не встретил на своем пути ни одного преподавателя, который бы это сделал. Мне приходится продираться сквозь джунгли самостоятельно, с мачете и факелом, нанося на карту новые территории. Надеюсь, моим детям повезет больше.

3 января 2012, 16:22

2012-01-03

О свободе выбора и выборе свободы / Проблемное поле / Главная - Русский журнал


Литература в Большом городе – 2

Евгения Вежлян

Сложность ситуации в том, что за последние три недели мир, окружающий московского литератора (то есть меня) стал меняться с угрожающей скоростью. Написав «продолжение следует», я на голубом глазу думала, что стану продолжать свою колонку в том же духе, что и начала – неспешно рассказывать читателю о «закулисе» литературной жизни. И что эта самая «закулиса» будет, как и положено «закулисе», интересовать читателя, – причем не только такого, для которого литература – это и профессия, и, вместе с тем, – досуг, но и поклонника киноинтртейнтмента, и завсегдатая консерватории, и убежденного театрала. Но после 10 декабря им всем стало не до досуга. У них появились дела поважнее.

И то, что было бы интересно три недели назад – теперь, вроде бы, уже почти не нужно.

Большой город стал похож на улей, из которого готов вылететь рой пчел. С белыми ленточками на лацканах зимних курток.

Нужна ли пчелиному рою литература? В смысле та, которой была посвящена моя прошлая колонка?

Принимая во внимание, что 10 декабря на Болотной площади я была вместе с одним очень крупным и очень известным (насколько может быть известен автор современной русской прозы, если он – не Пелевин и не Донцова) романистом, кстати говоря – лауреатом Госпремии, а также с коллегой – литературным критиком…

Принимая во внимание, что поближе к сцене мне встретилась группа товарищей, знакомая по литературным салонам. Если бы не выкрики митингующих и дым (я не разобралась, кажется там, ближе к сцене, подожгли фаер, но толпа кричала «Фу», и это быстро потушили), можно было бы подумать, что это народ, по своему обыкновению, тусуется после очередного литературного вечера. Впрочем, рядом с литераторами тусовались преподаватели РГГУ и Высшей школы экономики, а «цеха» в поле современной культуры смешиваются нечасто.

Вообще, публика была практически вся как бы мне знакома. Такое было чувство, что все эти лица я уже где-то видела …

И было неважно – где – в «Фаланстере» или в ОГИ, в Универе или в пединституе, в редакции толстого журнала или на защите диссертации… Могла, впрочем, видеть их всех (и почти в таком же составе) и на Нон-Фикшн. Собственно, когда я пришла с митинга и стала смотреть в почту, то увидела письмо – отчет о Ярмарке. Там было написано, что за 5 дней работы Центральный Дом Художника посетило 34 019 человек. Конечно, даже и тут нельзя поручиться за точность цифр. Но вот 10 декабря на Болотной было немногим меньше. И мне кажется, что это были примерно одни и те же люди.

Это были, то есть, покупатели книг. Посетители открытых лекций. Тусовщики и тусовщицы ОГИ и Винзавода. Авторы ЖЖ-постов и пользователи Фейсбука.

Так вот, принимая все это во внимание….

С десятого декабря всё, что я вижу, возвращает меня к некоторому длинному и давнему размышлению. Начиная с событий на Манежной я все думаю про «мы» и «они», но ни «мы», ни «они» до недавнего времени не наполнялись никаким конкретным смыслом. И вот тут я, кажется, поняла…

…Нет, сначала, я расскажу, как в прошлую субботу пошла осматривать новый книжный магазин «Москва».

Там многим показалось чудно. Вместо привычной тесноты – простор, который лучше всего пересекать на самокатах (каковые имеются). Обычно книжный магазин – это среднее, между складом и библиотекой: теснота между стеллажами, уставленными разнообразной книжной продукцией, жесткая функциональность пространства – купил и уходи; уступи место другому «страждущему знаний». И отсюда – специфический «магазинный невроз»: нужно выбрать все, сразу, точно и в ограниченное время.

В новой «Москве» – скорее, не стеллажи, а витрины. Огромное пространство с витринами, довольно далеко отстоящими. Здесь не просто можно – нужно задерживаться. Долго ходить. Смотреть. Присаживаться и читать. Приходя сюда, ты вместе с книгами покупаешь время. Время общения с себе подобными. По объединяющему вас поводу. Пространство-фильтр, гигантская площадка для междусобойчика. Где все отобрано в согласии со вкусом некоторой группы, которой не нужно объяснять, что такое редакция Елены Шубиной или «Выбор премии Большая книга» (так называются витрины-выкладки). То есть подразумевается, что книгу можно купить и в Интернет-магазине. А в реал-онлайн-книжном те люди, которые покупают книги в интернете, ищут чего-то другого. Большего, чем просто покупка. Ищут «подключения». Подключения к некоторому сообществу, которое «тоже здесь». К релевантному для этого сообщества способу производства смысла. К тому образу жизни, который таким производством задан. И, главное, к легитимному для этого «образа жизни» выбору.

Поэтому, гуляя по полупустому на тот момент (суббота, вечер) помещению новой «Москвы» и думая о «цене вопроса» («ужас как дорого»), я вдруг, как бы без всякой связи, вспомнила людей с Болотной. Да, это они. Это они – потенциальная таргет-группа этого заведения. Это те люди, которые иронически определяют себя как «узкий круг» (в смысле цитаты «узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа»). Которые, видя друг друга в маленьких помещениях на закрытых цеховых мероприятиях, до недавнего времени полагали, что их – мало. Ну, триста, ну, пятьсот. И именно на Болотной выяснилось, насколько их много. «Тусовки» консолидировались и превратились в «социальную прослойку» (группу, класс – сейчас определение не принципиально).

А новая «Москва» – это, в общем, явление симптоматическое. Знак того, что на вот такое – есть запрос. И запрос настолько сильный, что оправдает финансовые риски.

Но вернемся к Болотной. Так что же – из разрозненных тусовок возникла новая интеллигенция?

Так думать проще всего. И переводить вопрос в этическую плоскость («честность, благородство и достоинство – вот оно святое наше воинство» сейчас часто цитируют на Фейсбуке и звучит оно как гимн). Но есть одна тонкость.

Культурный код интеллигенции отстраивался в виду, как сказали бы философы, «возможного другого». В качестве этого «возможного другого» интеллигенция сконструировала для себя «народ». Потому «культурный код» интеллигенции был изначально предназначен для трансляции народу.

Для «новой интеллигенции» как раз фигура «другого» – фигура невозможная. «Тусовка» - это мир, где «все свои». Тусовку объединяет единый код, и этот код – закрытый. То есть, та самая «общая семантика» и «общий выбор», о которых я говорила выше. Именно «выбор», «лайк» прочерчивает тут линию «свой-чужой».

Тусовки могут терпеть (и они терпели), когда перекрывают информационный канал. Потому что у них, тусовок – свои источники информации и свои каналы ее распространения.

Тусовки стерпели бы материальные лишения (и терпели до недавнего времени), потому что главный «капитал» не материальный а все-таки – «символический». Трудиться за небольшие деньги в «культурно легитимном» или за большие – в «сомнительном» месте – вопрос для многих решенный.

Но тусовки не стерпели и вышли на площадь, когда за них сделали выбор. И выбор для них – нелегитимный.

То есть, если у «старых» декабристов свобода была тесно связана с «долгом» (то есть именно с ситуацией, когда выбора нет), то у «новых» – с выбором, по отношению к которому любое «долженствование» вторично. И это – на глубинном, экзистенциально обусловленном, уровне.

«Выборы» были тем фактором, который катализировал в разных «альтернативных сообществах» как бы «точку безальтернативности», дальше которой уже нельзя отступать и «всебячиваться». И «новая интеллигенция» обнаружила, открыла себя, выйдя на площадь.

Ну вот, хотела о литературе, а получилось как всегда в этом декабре – то есть о политике. Но ведь – если поразмыслить – и других читателей у нашей литературы нет. И не предвидится.

И писатели теперь встречаются со своими читателями на площадях нашего города, а не как раньше – в его подвалах.

И цензура вовсю бушует – как в старые недобрые времена. И Акунина вот прижало – хотя казалось бы…

В общем, если и дальше так пойдет, литературная профессия опять вернется в область «высокого». Только сама эта область будет иметь иные, чем раньше, координаты. И критики еще станут говорить о каком-нибудь «новом пафосе».

И что с того, что новая интеллигенция – «закрытый» проект. Нет, она не просто «страшно далека от народа», но и не подразумевает никакого народа, напрямую противостоя власти – не ради кого-то третьего и его «свободы». Нет. Тоньше и сильнее. Ради самой возможности каждому выбрать себе свободу такой, какой он ее видит и понимает. Ну, или не выбрать. Это уже не так важно.

Она защищает самое ценное достижение постсоветского периода и самое, пожалуй, общезначимое – свободу отдельности, ценность частной, неангажированной государственно, жизни. Свободу зависнуть в книжном магазине, пообщаться с друзьями за чашечкой кофе и ничего, ну совсем ничего не купить…


Вы спросите – а как эти вещи связаны? Ответ я нашла случайно и в несколько неожиданном месте. Дело, правда, было в сентябре, в автосервисе, и я тогда еще не знала, что это – ответ. Там лежал, среди прочих глянцев, журнал Citizen K. Он оказался, на удивление, «умным». И вот, наткнувшись на статью поэта Марии Степановой, посвященную на публикацию дневников Любови Шапориной, которые охватывают промежуток с 1920-х по 1960-е годы, я прочла вот это:

«Это-может-произойти-с-каждым – водяной знак, проступающий на каждой странице шапоринского текста. Летопись последовательного вытеснения из жизни определенного человеческого типа страшна сама по себе. Но именно этот тип (пусть без всякого права на то) кажется нам своим. Люба Яковлева-Шапорина с ее прекрасным образованием, пятью языками, домашним европеизмом и любовию к искусству (живопись/театр/переводы) узнала бы себя в девушке из кафе «Жан-Жак» (дизайн/фотография/журналистика) – хотя бы по неготовности к катастрофе, по набору бесполезных знаний и желаний, непригодных для жизни на необитаемом острове. Ее страхи и предрассудки – недальнее эхо наших; мнения и сомнения ее круга почти не нуждаются в переводе на новый русский. И наш обиход, усредненный, урезанный, искаженный, пытается помнить об ином, лучшем, не нами заведенном – а именно память о том, как надо, была для Шапориной неотступной мукой. Как никто, она знала, что ее жизнь прожита не так, ушла в другое русло, в сторону от закона и благодати, и (в отличие от многих) никогда не могла с этим примириться.

Сто лет назад ей было тридцать два, она сидела на залитой солнцем piazza Garibaldi, русская в Риме, счастливая и никому не интересная. У нас пока тоже есть эта возможность и сколько-то времени, чтобы ею воспользоваться
».

Видимо, мы (вот теперь я это слово произнесу) почувствовали, что времени стало катастрофически мало, и решили действовать.

26.12.11 7:50

Возвращение подлинности / Мировая повестка / Главная - Русский журнал


Проспект Сахарова

Илья Кувакин

Движение против нечестных выборов обвиняют в том, что оно не предложило свежих идей или нового идеологического проекта. Эта претензия основывается на ложной посылке. Она исходит из презумпции правоты реальности: с реальностью, то есть с нами, все в порядке, и как только нам предложат нужные идеи, мы станем двигаться в правильном направлении, наша политика будет эффективной и ответственной. На самом деле не в порядке была и все еще остается именно реальность.

У современного протестного движения есть важное сходство с произошедшим более полувека назад отказом от тоталитаризма и важное различие с ним. Это обстоятельство определяется одним принципиальным подобием и одним принципиальным отличием между тоталитарным периодом и последним двадцатилетием.

Тоталитарные режимы не были всего лишь результатом того, что в различных странах в течение короткого времени к власти пришли плохие ребята с неправильными идеями. Они были следствием чрезмерной убежденности в высшие ценности и исторические проекты. Благодаря этой избыточности идеологии воспринимались как безусловные истины, а их представители и носители получали статус исторической безгрешности. Никакое опровержение оказывалось невозможным, поскольку любой аргумент «против» легко превращался в свою противоположность посредством идеологических аргументов исторической целесообразности или такого известного способа рассуждения: враг, который ничем не раскрывает своей враждебности, хуже открытого противника, поскольку хитрее и изощреннее, чем он. Никакая реальность не могла выдержать такой жажды безусловной действительности, подвергаясь насилию и уничтожению.

Избавление от тоталитаризма заключалось прежде всего не в смене идей, а в отказе от безусловной веры вообще в какие-либо идеи, в установлении практик ограничения и самоограничения ради личных прав и свобод. Поколение спустя эта тенденция усилилась, приняв вид постмодернистской деконструкции убеждений и ценностей. В девяностые годы утратил свою актуальность и постмодернизм, уступив место «позитивному отношению к жизни и истории». «Позитивность» не была следствием возвращением веры в ценности. Напротив, она была результатом их окончательного обесценивания. Деконструировать можно только то, к чему вы серьезно относитесь. Постмодернизм ушел в прошлое, поскольку деконструировать стало нечего. Никто больше не пытался «разобрать» красоту, добро и истину, в них просто перестали верить.

Тоталитаризм идеологических проектов стал окончательно невозможен, но только благодаря тому, что единственной возможностью стала невозможность чего-то действительного, подлинного за пределами частных интересов. Вспомните темы, которые последние двадцать лет были интеллектуальными трендами: конец истории, исчезновение политики, исчерпание искусства, неуместность теории. Петер Слотердайк удачно заметил, что подлинной идеологической войной фашизма и коммунизма была борьба против нигилизма.

Если тоталитаризм был воплощением чрезмерной веры в действительность высших идеалов, то господство нигилизма основывается на устранении веры в ценности. Это отличие между нынешним временем и тоталитарной эрой.

Теперь к нам вновь вернулась тотальность. Борьба за индивидуальные права и свободы в определенный момент пережила печальную трансформацию и деградировала до диктатуры частного интереса. Эта диктатура состоит не в прямом и непосредственном отклонении сдерживающих ценностных ограничений и пределов. Во времена «позитивности» такое отрицание воспринимается как неуместное. Частный интерес устанавливает свою безопасность и власть с помощью иных стратегий. Одна из них состоит в стремлении занять такое отстраненное местоположение, которое бы позволяло индивиду оставаться неуязвимым вне зависимости от того, что происходит в окружающей реальности. Вторая стратегия заключается в создании условий и практик, которые бы гарантированно обеспечивали индивиду социальные преимущества и прибыль вне зависимости от его ошибок и преступлений.

Такую стратегию продемонстрировал президент Медведев, когда поставил под сомнение выложенные в интернете видеоролики с нарушениями на избирательных участках на том основании, что они «абсолютно непонятны», да и вообще могут быть заказом «соответствующих структур» и провокациями. Фактически он на практике показал, что происходит, когда обычный россиянин сталкивается с властью или меньшая власть с большей властью – невозможностью ничего доказать и защитить, поскольку как правило, основания и аргументы оказываются недостаточными.

Демонстрируя свое пренебрежение, Медведев не понял, что негодование вызывают не просто фальсификации, а то, что и тогда, когда нарушения становятся известны, обычно находятся контраргументы, препятствующие тому, чтобы они были признаны нарушениями. Власть даже нельзя упрекнуть в том, что она не несет наказания за нарушения, потому что обычно ей ничего нельзя предъявить. Поставив себя в условия, когда малейшие, несущественные детали оказываются достаточными для того, чтобы уклониться от ответственности, власть требует от своих оппонентов совершенных, безукоризненных доказательств их правоты. Показательными были слова Александра Волошина о том, что в фальсификациях виноваты не Путин и Чуров, а «сосед по подъезду», являющийся членом избирательной комиссии. Волошин совершенно не понял того, что возмущение вызвано стремление власти, сосредоточив у себя рычаги управления и воздействия, взваливать вину на кого-то другого.

У массового недовольства, разрушившего Советский Союз, не было своего идеологического проекта. Настроение людей было принципиально антиидеологическим. Главными требованиями стали права личности и обеспеченная жизнь: дайте людям свободу и они сами снизу, стихийно организуют благополучное и развитое общество. Мы на своей истории убедились в ошибочности политического либерализма, верящего, что индивиды, преследующие эгоистические интересы, взаимодействуя друг с другом, начинают создавать ограничивающие взаимовыгодные институты и правила. Жизнь показала другое. Эгоистические индивиды, стремящиеся к обеспеченности и личной свободе, прежде всего создают практики и инструменты, которые предоставляют преимущественные условия для их личного доступа к богатству и минимизируют его для остальных.

Является ли такое поведение характерным только для российской власти? Нет, не является. Оно даже не является особенностью политики в современном мире. Оно относится к общественным практикам, которые были ведущим трендом в девяностые-нулевые годы.

Их описал британский социолог Ричард Сеннет на основе впечатлений от поведения маркетологов и рекламщиков. В те годы в маркетологи и рекламщики шла наиболее продвинутая молодежь, занимаясь созданием симулякров и виртуализацией реальности. Сеннет отметил важный момент самосознания этих реклащиков-интеллектуалов: они говорили: «мы делаем это не потому, что этим следует заниматься, а потому, что нам только это и осталось делать». Он охарактеризовал это поведение как стремление «не позволить чему-либо прилипнуть к тебе». Его специфика состоит в конструировании неопределенности и неконтролируемых сетевых «дыр», позволяющих легко уклоняться от ответственности. Создавались отношения и атмосфера, в которой, говоря словами Сеннтетта, «по-настоящему преуспевают лишь те, кто лучше других улавливает, когда нужно уйти от неприятностей и оставить других "держать мешок", полный дерьма».

К этим же выводам пришли Люк Болтански и Эв Кьяпелло, изучавшие трансформации в производственных отношениях в девяностые годы. Классическое «авторитарное» иерархическое, командное управление, где каждый нес свою меру и вид ответственности, ушло в прошлое. Его сменило разделение на ни за что не отвечающих начальников и работающих подчиненных, коллег-«жертв», находящихся под прессом стать виноватыми за провалы.

Это похоже на политическую систему в России. Трудно не вспомнить об образе Путина как политика, к которому «ничего не прилипает», который может легко стряхнуть с себя всякую грязь. Но ведь эта безнаказанность – характерная черта любого уровня власти в России по отношению к нижестоящей инстанции и гражданам. Неудивительно, что причины, заставляющие нас протестовать против произвола на выборах, те же, что и состояние недовольства, которое описали Болтански и Кьяпелло: «мысль о том, что тебя используют, становится особенно нестерпимой, так как на кону стоит твоя способность выжить в этом мире, где важнее всего возможность реализовать себя».

Движение против злоупотреблений власти не предложило новых идей, оно создало нечто намного более важное – предложило новую действительностью. Ее можно выразить словами Алексея Навального: «Главный наш враг – мистер "Все это бесполезно, мы ничего не решаем" ещё не повержен, но получил серьёзный удар».

Пусть Навальный многих раздражает. Но вот слова умеренного оппозиционера Михаила Барщевского, который, по его признанию, до ареста Навального недолюбливал его на девяносто процентов: «Произошла ментальная революция. Часть населения, которая считала, что от них ничего не зависит, поняла, что от них зависит. В серьезной политике увидели возможность, реальную возможность бороться за власть и влиять на общественное мнение».

Несколько лет назад, в 2003 году, один политолог хвалил россиян за здравомыслие, называя апатию народа нормальным ответом на утрату российской политикой общественного содержания. Он называл заслуживающим уважение то, что большинство граждан не дает забить себе голову такой политикой. Примечателен также текст публициста Владимира Пастухова, опубликованный на сайте Polit.ru 15 августа, в котором было следующее настроение-наблюдение: «Ощущение краха есть лишь в небольшом слое образованного класса. Однако и его воля к сопротивлению полностью парализована. Мы ничего не можем сделать, от нас все равно ничего не зависит, за нас все равно посчитают, будет только хуже, новые не лучше прежних – вот что доносится со всех концов России». Его примечательность в том, что уже спустя три месяца Путин был освистан в «Олимпийском» и буквально за две –три недели в обществе сформировалась социальная среда, настроение которой противоположно отношению типа «от нас ничего не зависит» и «мы на все клали».

Отчуждение российского общества от политики не было только лишь ответом на утрату российской политикой общественного содержания. Цинизм масс был не просто реакцией на цинизм власти, он был ему соразмерен. Он принадлежал той же действительности, что и власть, политика, к которой массы демонстрировали свое равнодушие и презрение. В конце концов, отстраняющийся от реальности цинизм есть один из способов «оставить других держать мешок, полный дерьма».

Теперь апатия и пассивность перестают считаться добродетелью. Апатия сменилась злостью и ненавистью, которая во многом движет массовым протестным движением. Они той же природы, что и страх, который продемонстрировал Иван Давыдов: «Люди еще не поняли, что договариваться теперь, в обозримом будущем, придется не с таинственными врагами за зубчатой стенкой, не с чужими вождями посредством своих, – а между собой. И непонятно, как. И страшно немного об этом думать. Но по-другому уже не получится». Ненависть и страх являются неизбежной реакцией на полное исчезновение Другого, который является моральным и ответственным за вас, даже в его последнем спасительном, но ущербном варианте, который предложил Славой Жижек. Этот страх еще цепляется за мысль о том, что возможны какие-то переговоры с кем-либо. Его источник в боязни признать то, что никаких переговоров ни с кем уже быть не может. Не существует никаких посредников между вами и тем, что нужно делать лично вам самим, как действительному, моральному существу. По-другому на самом деле не получится.

Наша историческая ситуация похожа на XVI век. Тогда тоже исчез в сознании посредник между человеком и Богом - церковь, принадлежность к которой и исполнение требований которой гарантировали спасение. Тогда христианин осознал себя оставшимся наедине с Богом, без всякой сторонней опоры, без поддержки вне своей собственной веры, и испытал ужас.

Разрыв проходит не по линии партийной принадлежности, а по сопричастности новой социальной реальности. Скорее к ней ближе депутат-«единоросс» из Новосибирской области Анатолий Илютенко, еще в сентябре 2010 года призвавший к смене руководства партии, поскольку, по его словам, нынешние начальники доработались до того, что даже члены партии власти на предстоящих выборах будут голосовать за кого угодно, только не за «Единую Россию». Или же владимирские мужики из «Единой России», недовольные фальсификациями на выборах, возмущенные тем, что в областном отделении рулит группа, связанная с Кремлем, ни во что не ставящая местное партийное большинство (видеоролик с их заседания находится по этому адресу. Они ближе новой действительности, чем гламурный нигилист Николай Усков, заявивший о бессмысленности протестного движения, поскольку оно якобы приведет к Ельцину-2, которого сменит Путин-2, поскольку мы обречены пребывать в этом «вечном возвращении». Или чем революционный нигилист Эдуард Лимонов с его патологической страстью к борьбе ради борьбы.

Мы наблюдаем разрыв с прежним общественным состоянием, существовавшим последние два десятилетия. На наших глазах формируется новый социальный порядок, в основе которого лежат не идеологические проекты, но и не их упразднение во имя индивидуальных интересов. В его основе ценности, которые являются одновременно как личностными, так и общественно значимыми: достоинство и законность.

01.01.12 14:03

Мертвая власть и хомяк на распутье / Мировая повестка / Главная - Русский журнал

Мертвая власть и хомяк на распутье / Мировая повестка / Главная - Русский журнал
Итоги года
Иван Давыдов

Подводить сейчас «итоги политического года в России» - занятие не то, чтобы даже неблагодарное, а попросту странное.

Во-первых, декабрь зачеркнул все. Год сжался в месяц. До митинга на Чистых политику приходилось изобретать, выдумывать, выискивать, вычитывать между строк. Теперь политика – вокруг, и даже уже немного утомила. С непривычки-то.

Во-вторых, какие итоги? Декабрь подвел итог не году, а десятилетию. Десять (ну, как минимум, восемь) лет в стране целенаправленно и последовательно выстраивалась политическая система, раздражавшая, конечно, людей свободолюбивых, вроде нас с вами, но имевшая внутреннюю логику и определенный смысл. Систему эту сдали, сломали, перечеркнули прощальным посланием президента, пообещав взамен нечто вообще неудобоваримое, находящееся вне логики и за гранью смысла. На запросы протестующих власть не ответила, зато разброд и шатание в умы сторонников внесла.

И, конечно, нельзя не заметить, что главный архитектор помянутой выше системы назначен теперь коверным вице-премьером по клоунаде и жонглированию. Инновациям и модернизации. Не важно. Это одно и то же.

Но если эта самая система, как выяснилось, никакой ценности даже для людей, годами ее строивших, не представляет, и может быть молниеносно принесена в жертву желанию успокоить митингующих, то какой смысл нам, рядовым гражданам подводить итоги ее многолетнего функционирования? Умерла – так умерла.

Хотя нет, один итог имеется. Очень даже важный. Вступив без внятного повода в торг с пустотой (мы ведь понимаем, что губернаторские выборы с фильтром и сумбур вместо одномандатников – предложения для никого), российская власть раскрыла некоторые свои тайны. О которых, впрочем, многие и так догадывались. Прежде всего, власть знает о своей нелегитимности, помнит о выборах всех уровней, результаты которых раз за разом подгонялись под процент, спланированный заранее. Оттого и возникает паника всегда, когда власть натыкается на внешний, физический, наглядный, что ли, протест. Если протестуют несколько сотен (как в случае с акциями 31) – паника выливается в жестокость; если на улицу выходят тысяч десять человек (как в случае с законом о монетизации льгот) – власть трусливо коверкает собственные, продуманные, вроде бы, неслучайные решения. Если речь о нескольких десятках тысяч (а ведь это тоже, положа руку на сердце, пустяки, мы помним, что живем в довольно большой стране) – власть готова сама себя сломать самосохранения ради. Так попавшая в капкан лиса отгрызает лапу.

Ирония ситуации в том, что наш капкан нарисован студентом на самодельном плакатике.

И отсюда – еще один вывод, куда более для власти неприятный. У этих людей – и тут совершенно не важны гипотетические конфигурации конкурирующих кланов, это общеродовой признак, – нет на самом деле цели. Нет претензий на будущее. В их модели будущего – только один принципиальный пункт: они, то есть именно они, пофамильно, списком, данные конкретные люди, – должны у власти сохраниться. А строить тут суверенную демократию, развитой авторитаризм, недоразвитую монархию, – не суть.

И ради сохранения кресел можно жертвовать чем угодно. Собственно, политическую часть послания Медведева можно было бы уложить, не утомляя занятых людей в зале, в одно или два предложения: «Дайте нам посидеть на своих креслах. Хотя бы еще пять лет. Мы переназовемся, поменяемся местами, вообще, сделаем все, чтобы вы не прогнали нас. Не гоните».

И это все называется – капитуляция. Не перед конкретными митингующими, конечно, а перед вызовами истории. Это значит, что скоро, то есть в обозримом будущем, через три месяца или пять лет, здесь будет другая власть. А нынешние люди, продолжающие оккупировать телевизор, – они не настоящие. В том смысле, что к будущему, а значит, и к настоящему, отношения уже не имеют. Они в прошлом
.

Если верить Марку Твену, Гекльберри Финн бросил читать Библию, когда выяснил, что все ее герои умерли. «Российскую газету» скоро перестанут читать по тем же причинам. Так что вернемся от мертвых людей к живым, и попробуем понять, зерна чего прорастают сейчас в будущее.

Это будет, если нить рассуждения не вовсе еще потеряна, в-третьих. Не итоги, не года, и не только в России. В России просто все нагляднее.

Говорят, политические протесты декабря показали, что в России есть общество. Пытаясь его описать, добавляют эпитет «гражданское», который ничего не проясняет. Прикрываются данными социологических опросов. Доброжелатели рассуждают о росте сознательности, хулители – о революции сетевых хомяков.

И знаете, правы-то, на беду свою, хулители.

На площади сегодня вышли люди, воспитанные социальными сетями. Интернет, вопреки прогнозам, не создал нового мира, но воспитал новых людей, которые, не умея этот мир описать, его, тем не менее, взыскуют. Из социальных сетей выползли, щурясь, на светлые площади люди, которые привыкли к существованию в коммуникационной среде без иерархий. В мире, где Вася Пупкин может зайти в дневник Саши Пушкина, и, ознакомившись с очередной главой «Евгения Онегина», сообщить посредством общепринятой аббревиатуры, что креатив – так себе, да и автор умом не блещет.

Это даже если не особо утрировать.

Нет, конечно, в этом, вроде бы, особой новости не отыскать. Бабкин, «друг, суровый критик» из стихотворения Саши Черного давно на полях Сенеки написал «Чушь!» Разница в том, что у Сенеки не было шансов узнать о рецензии Бабкина.

В мире без иерархий все вообще суждения не ценны даже, а равноценны. Это, если подумать, предельное развертывание европейского гуманизма. В этом мире все люди равны. И теперь этот мир начинает предъявлять права на реальность. Входить с этой реальностью в конфликт. В первую очередь, естественно, – в сфере политического. То есть, в сфере мнений. То есть в той сфере, которую считает своей.

Новых людей легко объединить на почве ненависти, запустив реальную версию популярного в интернете развлечения – травли. Протестанты на митингах – в Москве, как подозреваю, в Египте, как на Уолл-стрит, – объединены энергией ненависти. Допустим, ненависть эта не на пустом месте выросла. Люди, которые ее вызывают, должны из политики уйти, уйдут так или иначе, о чем смотрите выше.

Но дальше? Дальше начинается интересное. Сто тысяч митингующих новых людей – это сто тысяч образов будущего, не сводимых к общему знаменателю. Именно поэтому «вожди», пытающиеся заработать политические дивиденды, оказываются абсолютно неадекватными происходящему. Именно поэтому свистят с равной энергией практически всем.

Кстати, еще пара митингов, – и Навальному тоже будут свистеть.

Протестующий – человек года по версии журнала «Тайм» – предъявляет запрос не на политическую реформу, не на смену даже конкретных персонажей, слишком надоевших. Он предъявляет запрос на новую форму политической коммуникации, в которой нет места ни вождям, ни, похоже, даже партиям, в которой каждый – буквально, каждый, – претендует на то, чтобы быть услышанным.

Он рос в интернете, ему это утопией не кажется. Он, в конце концов, боролся, ставил при упоминании президента хэштег «жалкий» и обличал жуликов с ворами посредством юзерпика.

Он не в меньшей степени, чем те, кто стоит над ним, на трибуне, заслужил право на власть, право на будущее. Кстати, здесь нет иронии.

Люди, стоящие на трибунах, пока еще не хотят замечать, что перед ними – не электорат, не толпа, не масса, а конгломерат привыкших осознавать предельную свою значимость одиночек. Но это значит, что люди, стоящие на трибунах – точно такие же люди из прошлого, как и те, кого они в зажигательных, выстроенных по канонам прошлого века речах клеймят.

Вожди не готовы превращаться в менеджеров, от которых всего и требуется, что обеспечить удобную площадку для переговоров. А люди еще не поняли, что договариваться теперь, в обозримом будущем, придется не с таинственными врагами за зубчатой стенкой, не с чужими вождями посредством своих, – а между собой.

И непонятно, как. И страшно немного об этом думать.

Но по-другому уже не получится
.

***

По проспекту Сахарова на митинге 24 декабря бродил, среди прочих, человек с плакатиком «Хомяк расправил плечи».

Все так. Хомяк расправил плечи, и этого оказалось достаточно, чтобы сильно погнуть клетку, которая еще вчера казалась прочной неимоверно.

Стоит теперь в своей испорченной темнице не без растерянности, и смотрит в пространство. Где-то там – другие хомяки.

29.12.11 6:40

2012-01-02

Мирное шествие за честные выборы. 4 февраля 2012 г.


Садовое кольцо, Новый Арбат
Описание
Мы были на Чистых прудах, на Болотной площади и на проспекте Сахарова и обещали прийти еще. Мы возвращаемся 4 февраля. Через два месяца после того, как они украли наши голоса. И ровно за месяц до 4 марта — дня президентских «выборов». Отличная дата, чтобы нам увидеться снова.

В феврале холодно стоять на одном месте, поэтому мы пойдем – пойдем мирным шествием — по Садовому кольцу и Новому Арбату.

Согласно российским законам заявка на шествие — так же, как и на митинг — носит уведомительный характер, заявка будет подана в конце января.

Друзья, обязательно нажмите кнопку "мне нравится/like" в верхнем правом углу страницы: http://www.facebook.com/moscow.comes.back., именно там будут оперативно появляться все новости от организаторов, там удобно обсуждать происходящее и делиться впечатлениями. И там неуютно троллям и провокаторам, так как от них легко избавляться

Избранное сообщение

Онтокритика как социограмотность и социопрофесионализм

Онтокритика как социограмотность и социопрофесионализм

Популярные сообщения