Научись онтокритике, чтобы перенаучиться жить

Неграмотными в 21-м веке будут не те, кто не могут читать и писать, а те, кто не смогут научаться, от(раз)учаться и перенаучаться. Элвин Тоффлер

Поиск по этому блогу

2015-03-13

«Мальчик, которого растили, как собаку» (отзыв на книгу)

«Мальчик, которого растили, как собаку» (отзыв на книгу)

Читать каждому! Читать непременно! Читать — и очеловечиваться!

Хотите знать, что такое «быть человеком»? Читайте книгу Брюса Перри. Хотите знать, что мешает стать человеком? Читайте книгу Брюса Перри. Хотите знать, как помочь человечеству стать лучше? Читайте книгу Брюса Перри.

Чтение этой книги — на грани невыносимости, но и не дочитать её невозможно...

Это книга, которую нужно прочитать КАЖДОМУ человеку, независимо от образования и специальности. Всем родителям, у которых есть дети, — в первую очередь. А специалистам помогающих профессий — психологам, психиатрам, социальным работникам, педагогам и т. д. — эта книга необходима немедленно.

Невозможно сдержать слёз, читая её, но и невозможно переоценить то жизненно важное знание, которое она вам дарит. Вы буквально осязаете, как насилие и страх калечат детский мозг, и не можете уйти от вопроса: «А что я могу сделать для предотвращения таких трагедий?» И Брюс Перри своим примером тончайшей деликатности, сочувствия и высочайшего профессионализма даёт надежду и вдохновляет.

Брюс Перри не пишет почти ничего нового или необычного, не открывает удивительных тайн, но он переоткрывает самое главное в наиважнейшем периоде жизни человека — детстве. Он просвечивает детство наукой, а науку вплетает в саму ткань детства. И наука умоляет: «Любите детей! Обнимайте и ласкайте их чаще! И учитесь заново жить тёплыми человеческим общинами, а не в холоде изолированных одиночеств!»

Я хочу написать об этой книге стихотворение в прозе на пределе искренности чувств, а не академически отстранённый отзыв, чтобы побудить ещё хоть кого-то встать на защиту человеческого в человеке и в первую очередь — в ребёнке.

Да, вы из первых рук получите золотой опыт чистейшей пробы для работы с детскими травмами. Да, вы многое поймёте про влияние (не)человеческого отношения к ребёнку на его мозг и про влияние мозговых деформаций на поведение ребёнка. Да, вы узнаете о перспективах реабилитации детей даже в самых тяжёлых случаях — если сложатся все благоприятные условия.

Но поймёте ли вы, русскоязычный мой соотечественник, что выросли в стране, в которой уже на протяжении столетия детская психологическая травма была и остаётся чудовищно массовой? Поймёте ли вы, что эта книга раскрывает тайну нынешнего погружения России в ненависть и озлобленность намного глубже и точнее, чем тысячи политологических и социологических исследований? Бесчеловечность как победившая идеология и младенческая покорность властному насилию длиною в век — вот и получаем «стокгольмский синдром» любви к насильникам у десятков миллионов взрослых людей... В каждом ребёнке из этой книги — вся Россия, и я, и ты, и он, и она... Способны ли мы сами себя исцелить или мировому сообществу пора готовить гигантскую реабилитационную команду во главе, конечно же, с Брюсом Перри?

Россия, мать моя! Сука! Когда же ты начнёшь плодить человечность, а не страх и ненависть?

Брюс, обними меня, пожалуйста...

Книга издана на русском языке в издательстве АСТ, прайм-Еврознак

The Boy Who Was Raised as a Dog: And Other Stories from a Child Psychiatrist's Notebook--What Traumatized Children Can Teach Us About Loss, Love, and Healing Paperback – December 25, 2007
by Bruce Perry (Author), Maia Szalavitz  (Author)

    Paperback: 288 pages
    Publisher: Basic Books; Reprint edition (December 25, 2007)
    Language: English
    ISBN-10: 0465056539
    ISBN-13: 978-0465056538
http://www.amazon.com/The-Boy-Raised-Psychiatrists-Notebook-What/dp/0465056539

2015-03-11

Распад стабильности / Владислав Иноземцев

Распад стабильности

Владислав Иноземцев

http://snob.ru/selected/entry/89157

Убийство Бориса Немцова заставило многих заговорить о том, что Россия возвращается в 1990-е годы. И действительно, замаячили призраки беспредела и насилия; стали вспоминаться перипетии лихих экономических кризисов, девальвации и дефолта; россияне и экспаты стали уезжать из страны в масштабах, о которых с тех пор никто и не вспоминал. Но если на каком-то подсознательном, подкожном уровне мы начинаем размышлять обо всем этом, не стоит ли посерьезнее задуматься о том, с чем предстоит столкнуться стране на новом витке исторической спирали?

Владимир Путин считает себя человеком, который «вынул» Россию из пучины 1990-х — и отрицать такую его роль могут лишь те, кто не готов смотреть правде в лицо. Успех В. Путина основывался на двух важнейших моментах. С одной стороны, он сохранил привилегии, собственность и отчасти влияние если не большинства, то значительной части олигархов и политиков, которые достигли успехов в ельцинскую эпоху. С другой стороны, он ввел в игру массу новых фигур, которые получили свои куски собственности и влияния, но обрели их не в ходе волюнтаристского передела, характерного для предшествующего десятилетия, а келейно, тихо и «мирно». Оба эти процесса не предполагали никаких формальных институтов: первый оттого, что формирование независимых судов, прокуратуры или прессы с неизбежностью поставило бы вопрос о природе большинства состояний и о характере политических взлетов; второй потому, что любой прозрачный и понятный порядок не позволял бы нажиться по-настоящему «новым» русским 2000-х. Именно поэтому путинская стабильность была и остается по сей день «стабильностью временщиков»: все прекрасно понимают, что порядок не вечен. Само скользкое и двусмысленное слово «стабильность» как бы подспудно предполагает недолговечность. Как в случае с тяжелыми металлами: вроде бы период полураспада составляет сотни лет, но никто не знает, сколько отпущено каждому конкретному ядру.

Система, сложившаяся в 2000-е, оказалась уникальной, поскольку она не требовала институтов — ей было достаточно порядка, основанного на «понятиях». Она была открытой, и потому конфликты часто решались простым удалением отдельных элементов за пределы системы. Сам этот процесс поддерживал во всех ее сегментах то самое ощущение «временщичества», которое было изначально присуще системе и которое, собственно, ее и породило в ее нынешнем виде. В этой системе не существовало иных связок и скреп, кроме банальной выгоды, какими бы внешними обстоятельствами она ни прикрывалась. И в 1990-е, и в 2000-е мало кто реально верил в то, что система просуществует десятки лет — все отлично помнят, что сама фигура В. Путина большинством игроков вокруг него рассматривалась не более чем временная.

Но временное стало постоянным. И, как ни странно, именно это и обратилось сегодня в один из самых страшных вызовов для системы. Конечно, с одной стороны, это несомненный плюс для власти: какие бы то ни было вопросы относительно того, что президент может смениться, ушли с повестки дня. «Путин — это Россия!» — было сказано со всей определенностью, и, быть может, это даже не так страшно, как показалось некоторым. Что бы ни происходило в обществе, поддержка президента только крепчает. Однако, с другой стороны, поиск «скреп» (и отчасти, соответственно, целей) стал в то же время и попыткой институционализации того, что изначально строилось на жестком отрицании институционализации. Мы практически не заметили этого процесса, начавшегося уже несколько лет назад, но он становится сейчас все более явным. Поражает в нем то, насколько новым оказывается ряд лиц, вовлеченных в очередную «движуху». Среди них нет почти никого, кто хоть как-то проявил себя не то чтобы в 1990-е, но даже в 2000-е годы. Для того чтобы завершить масштабную конструкцию «здания» российской государственной системы, привлекаются те, кто не связан никакой общностью с теми, кто начинал ее строить.

В свое время Гилберт Кийт Честертон, осмысливая образ Фомы Аквината, отметил, что «пробел в философии, <порвавший> длинную тонкую нить, протянутую из далекой древности — нить странной тяги к размышлениям, <случился> не до Фомы и не в начале cpедниx веков, а поcле Фомы, в начале Нового вpемени» (Честертон, Г. К. Вечный Человек, Москва, 1991, с. 298), во что на первый взгляд невозможно поверить, но что тем не менее является поразительно верным утверждением. Сейчас столь же трудно осознать, что «обрыв» российской истории, ее реальный водораздел проходит не между 1990-ми и 2000-ми годами (которые для стороннего наблюдателя составляют полярные эпохи), а формируется на наших глазах, когда на смену сложной игре понимающих всю условность происходящего людей приходит вакханалия тех, кто принимает преходящее за вечное, игру за реальность, а форму за содержание.

Мало кто из успешных предпринимателей и политиков как 1990-х, так и 2000-х собирался строить великую Россию — если считать иначе, невозможно объяснить масштабы средств, отправленных в офшоры, и количество приобретенных за пределами страны объектов элитной недвижимости. Однако по мере смены двух поколений временщиков власти потребовалось создавать все более и более похожую на реальность картину новой страны, уподобленной ранее утраченной великой державе, объединенной не только баблом, но и идеями, не только отличием альтернатив, но и наличием будущего. Это, на мой взгляд, и становится (а, может быть, уже стало) ошибкой российской политической и экономической элиты. События обретают новое качество, когда система, созданная временщиками и для временщиков, начинает подвергаться серьезному давлению со стороны тех, кто по той или иной причине поверил в величие страны, ранее прокламировавшееся не более чем в качестве «дымовой завесы» для ее максимально эффективного разворовывания.

В последние годы критически значимое число людей стало верить в то, что власть действительно намерена построить нечто типа бывшего Советского Союза: кому-то грезилась его международная роль, кто-то вспоминал колбасу по 2,20 и зарплату в 120 рублей, а кто-то мнил себя новым комиссаром, ведущим «вторую конную» по степям Украины или пустыням Средней Азии. Маргиналы всех мастей стали выходить на поверхность, и даже если пока власти кажется, что она их контролирует, то скоро она сама увидит, насколько ошибочно такое представление. По сути, сейчас со страшной скоростью идут накопление и консолидация авантюристов и бандитов, которые всегда являются признаком подготовки очередного великого перелома. И в этом отношении переход от 1990-х к 2000-м, подчеркну еще раз, фундаментально отличался от сегодняшних событий своим показательным спокойствием и относительным социальным консенсусом. Я бы даже сказал, что нынешние процессы напоминают не грань между 1980-ми и 1990-ми в Советском Союзе, а события, предшествовавшие 1917 году в России и 1933 году в Германии. Нынешняя власть может кончить драматично, как Керенский, или тихо и почтенно, как Гинденбург, но для будущего страны эти нюансы вряд ли покажутся принципиальными.

Сегодня принято противопоставлять «либералов» «силовикам», искать в правительстве или администрации президента разного рода группировки, внимательно изучать различия и конфликты между «башнями» Кремля. Я был бы рад ошибиться, но мне кажется, что различия между Г. Явлинским и С. Шойгу, В. Рыжковым и И. Сечиным сейчас намного менее значимы (хотя никто из них с этим не согласится), чем между ними всеми и теми толпами, которые пока мирно выходят в Москве на «антимайдан», но далеко не так спокойно ведут себя на оккупированных территориях Восточной Украины. На наших глазах поднимается поколение беспредельщиков, которые с невероятной легкостью могут стать хозяевами новой России второй половины 2010-х годов.

Условий для этого сегодня намного больше, чем в начале «лихих» 1990-х. Богатства страны намного более открыто «экспонированы» через дворцы и состояния ее временных хозяев; агрессия, которую в 1990-е было опасно и страшно разогревать в отношении внутренних оппонентов, сейчас легко насаждается в отношении внешнего врага (который — в России это принято — почти наверняка проник и внутрь страны); задача восстановления прежних структур гораздо понятнее и привлекательнее, чем призыв к созданию чего бы то ни было нового. В подобных условиях мутная серая волна поднимется так быстро, что ее не успеют заметить «системные» политические силы. Если кто-то не верит, пусть вспомнит, как активно дебатировали между собой кадеты и эсеры, пока не возникли большевики; какими принципиальными казались схватки германских социал-демократов и коммунистов за пару лет до появления фашистов у власти. И тогда уже не столь принципиальным окажется вопрос, кто спровоцировал эту волну, кто «пломбировал» гуманитарные конвои из Москвы в Донбасс и кто возбуждал ненависть швондеров и шариковых своими богатством или свободолюбием. Наступит время нового великого передела, по сравнению с которым 1990-е годы покажутся легкой разминкой, ведь тогда в стране не было частной собственности, а сейчас она, пусть хотя бы номинально, но есть.

Единственное, что пока удерживает страну от сползания в пропасть, — это ее относительное экономическое процветание. В условиях пусть и не реального изобилия, но по крайней мере ощущения недавнего благоденствия революции не происходят. Но если за год-полтора резервы будут растрачены, если реалистично мыслящие временщики как «либеральной», так и «силовой» ориентации сосредоточатся на единственно значимой работе — на выводе активов, если относительно вменяемые интеллектуалы и лидеры общественного мнения решатся на эмиграцию до бунта, вспомнив, какой неприятной она бывает после, тогда останется ли какая-то альтернатива катастрофическому сценарию?

В современной России по поводу и без принято вспоминать слова П. Столыпина, говорившего: «Им нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия». Великой России, как сейчас уже видно, не случилось. Ранее добиравшаяся до Парижа и Берлина, сегодня она не дотянется даже до Киева. Может быть, попытаться хотя бы избежать великих потрясений? Ведь история показывает, что самые непредсказуемые и страшные из них случались почему-то именно тогда, когда до величия страны оставалось, казалось бы, ну просто рукой подать… Не стоит ли задуматься об этом сегодня, когда ужасные картины хаоса выглядят все менее призрачными?

2015-03-07

Убийство Бориса Немцова: не зачем, а почему

Сергей Алексашенко: Не зачем, а почему

Максим Шевченко задал наивный по своей простоте вопрос: «Ну скажите, как это (убийство Бориса Немцова – СА) выгодно Путину?» и в замечательном по своей литературной красоте (говорю это без малейшей иронии) стиле дает пространный ответ, содержащий не только вполне понятный ответ, но и развернутый набор других версий, которые явно придутся ко двору Следственному комитету. Я не обладаю столь же ярким литературным талантом, как Максим, поэтому мой ответ на его вопрос будет посуше. 
Пока в России не найдется свой майор Николай Мельниченко, который предаст гласности сделанные спецслужбами аудиозаписи, мы никогда достоверно не узнаем, что, в каких словах и кому говорил Владимир Путин ни о взрывах московских домов в 99-м, ни о смерти Литвиненко, ни об аресте Ходорковского или Навального, ни о многих других «политически выгодных» для российского президента серых и черных моментах российской истории последних пятнадцати лет. Не узнаем мы до тех пор что, кому и в каких словах говорил он (или его помощники, или руководители спецслужб) о Борисе Немцове. Но это ничего не меняет в моей оценке того, что главным «бенефициаром», политиком, которому была выгодна смерть Бориса, является Владимир Путин.
Борис очень давно сформулировал свою позицию о первопричине многих современных российских проблем. О том, что персонально Владимир Путин является главным тормозом движения России в сторону современной цивилизации, цивилизации  XXI-го века. Он не скрывал и не маскировал свою точку зрения. Он громко и внятно называл имя своего политического оппонента. И этим он представлял опасность не только для Владимира Путина лично, но и для всего правящего режима
Борис представлял опасность для всей путинской вертикали, построенной на узурпации власти, выхолащивании института выборов, ликвидации принципа разделения властей в государстве. Можно сколько угодно говорить о том, что нынешний брежневско-кимченыновский рейтинг Путина гарантирует ему победу на самых честных выборах в России. Но все, и Владимир Путин, в первую очередь, хорошо понимают, что победа Путина на президентских выборах в нашей стране равносильна его победе по прыжкам в высоту на Олимпийских играх, которая возможна только при условии того, что соперников и судей он выбирает себе сам. Борис не боялся выборов, он смело в них участвовал, не боясь ни встреч с избирателями, ни дебатов с оппонентами, ни  жесткого противодействия бюрократии и избиркомов, ни потока грязи и лжи, лившихся с федеральных и региональных телеканалов. Борис мог проиграть выборы, но это его не останавливало от участия в следующих. И Путин хорошо понимал, что с каждой выборной кампанией сила политика Немцова только нарастает. Противостоять ему (не важно, сам он будет кандидатом или будет поддерживать кого-то другого) становилось все сложнее и сложнее. Бориса не получалось снять с выборов – не находилось ни компромата, ни непоставленной запятой в поданных документах. Убрать его с политической сцены могла только смерть. И эта смерть политически выгодна Владимиру Путину.
Борис представлял опасность для всей путинской системы кумовского капитализма, построенной на возможности бесконечно «доить» и «пилить» бюджет и финансовые потоки государственных компаний. Через безальтернативные тендеры с завышенными ценами. Через позиции монопольных поставщиков и строителей. Через получение на откуп на протяжении десяти лет почти половины российского экспорта нефти. Можно сколько угодно говорить, что его публичные доклады «не содержали ничего нового», «ничего всерьез не разоблачали», но эти доклады издавались миллионными тиражами на народные деньги и рассказывали россиянам о том как друзья Путина становились миллиардерами, как отвратительно и неэффективно функционирует крупнейшая российская монополия, о том, какими могли быть масштабы воровства на олимпийских стройках, о том, какой барский образ жизни ведет российский президент. Их выхватывали из рук, за ним становились очереди, их скачивали в интернете. Их тиражи постоянно под самыми надуманными предлогами арестовывались и в типографиях, и у распространителей. Теперь этих докладов не будет. И это политически выгодно Владимиру Путину.
Борис представлял опасность для всей путинской системы  «телефонного права» и «басманного правосудия», поскольку не боялся идти на прямое столкновение с ними, высмеивая и проституированный суд, и бандитско-криминальных силовиков.
Борис представлял опасность для путинской системы «осажденной крепости», пытающейся силами зомбоящика навязать нашей стране изоляционистско-конфронтационную модель развития, сильно напоминающую северокорейскую. Его международные контакты давали ему возможность  напрямую общаться с лидерами многих государств, рассказывая, что происходит в России.
Но все сказанное выше не дает ответа на вопрос «зачем?» И это правда. Путинская система пока еще прочна и устойчиво может контролировать ситуацию в стране, используя свой арсенал. Но эта система не умеет дискутировать с противниками – она может их только уничтожать. Поэтому сидели и сидят в тюрьме Ходорковский, Лебедев, Пичугин, Витишко, Газарян,  Алехина, Толоконникова, геленджикские экологи, и этот печальный список можно продолжать бесконечно. Поэтому и путешествует из-под домашнего ареста в СИЗО и обратно Алексей Навальный. Поэтому свершилось надругательство над правом в «болотном деле», по которому не привлечен к ответственности ни один чиновник или полицай, отдававший преступные приказы три года назад. Поэтому убили Алексаняна и Магницкого. Поэтому убивают Надежду Савченко.
Все это происходит потому, что путинская криминально-чекистская система, хорошо усвоившая правило «Есть человек, есть проблема; нет человека – нет проблемы»,  не может жить иначе.
Вот почему убит Борис Немцов. 

Гражданин — страна — государство: кто кому что

Арвинд Нагпал
Disclaimer: "Я живу не в государстве; я живу в стране".
...здесь я напишу то, что мне кажется совершенно очевидным, вроде бы и нечего обсуждать. Но, к сожалению, я сталкиваюсь с непониманием этих простых вещей. Так что, в компании капитана Очевидность, продолжу.
Да, в своей стране я сосуществую и договариваюсь с государством. При этом ни малейших обязанностей любить, служить, быть верным этому государству у меня нет и быть не может. Я обязан только исполнять договор, фиксируемый сводом законов. Если он меня устраивает. А если нет - я должен иметь возможность на это повлиять.
Сейчас предлагаемые государством договоренности мне нравятся все меньше и меньше, возможности донести свои предложения - все призрачнее. В такой ситуации, разумеется, я рассматриваю вариант расторжения договора, называемого "гражданством". Разрыв моих с этим государством отношений неудобен, но может в какой-то момент стать единственным выбором. Главное - этот выбор лежит только в практической области.
Далее: я считаю, что идея смешать государство и страну "в одном флаконе" проистекает из желания сделать граждан добровольными рабами. Очень удобно управлять теми, кому вложил в голову мысль о "долге перед государством". Эта манипулятивная технология отработана уже давно. Как любая манипуляция, она берет в человеке какое-то позитивное убеждение, и начинает его использовать.
Ты, человече, веришь в Бога? Отлично, ты обязан слушать Его наместника на Земле. Ты должен служить помазаннику божьему, признавать его власть над собой, беспрекословно подчиняться. Тебе придется быть готовым в любой момент отправляться защищать священные рубежи отчизны, которая остается единственным столпом правильной веры...
После того, как в России была демонтирована монархия, манипулятивный патриотизм на базе Православия надо было заменить. Советская религия выглядела так: ты, человек, хочешь всемирной Справедливости. В мире есть единственное полностью справедливое государство - это Советский Союз. Ты должен отдавать свои силы этому государству, устанавливая его великие принципы на всей планете. Все другие государства должны войти в единый союз, согласившись с его прогрессивным человеколюбивым и справедливым устройством...
Есть и другие способы обмануть человека: ты считаешь себя частью народа, любишь свой язык и культуру. Значит, ты обязан защищать государство, чей язык совпадает с твоим. Любые посягательства на это государство атакуют твой народ, твоя задача - укрепить это государство, чтобы все другие народы и языки подчинились твоим.
Забавно, что современное государство в России формально является светским, оно не является русским национальным, и оно не может претендовать на более справедливое либо более эффективное устройство, чем другие. Но при этом оно продолжает дергать именно за эти три ниточки, и множество людей на это до сих пор ведется. И до сих пор слишком многим людям кажется, что мир разделен на государства, что именно эти социальные системы есть единственно значимые движущие силы в мире. До сих пор верность государству рассматривается многими как непреложная ценность, хотя государство давно не советское, и давно нет идеологических оснований считать его самоценным. Такая самоценность государства в глазах обывателя существует именно в постсоветском мире; в Индии, по моим ощущениям, этого просто не поймут (там могут эксплуатироваться национальные или религиозные чувства, но не поклонение государству как таковому).
Да, на любые попытки манипуляции с рассказом о том, что и кому я должен, проживая в этом государстве, я отвечу коротко: "я живу не государстве. Я живу в стране".

Избранное сообщение

Онтокритика как социограмотность и социопрофесионализм

Онтокритика как социограмотность и социопрофесионализм

Популярные сообщения