Делаю перепост из Facebook текста, мимо которого никак не могу пройти:
все так и было. Особенное удивление вызывают плачущие по совку. Они либо не жили в нем, либо принадлежали к "номенклатуре" — тем, кто среди "равных" был более равным. Унизительные очереди и "сальный" блат были так же естественны, как сейчас тачки в супермаркете. Бессмысленный труд в конторе и не менее бессмысленные потуги в грязном цеху, долгие ожидания "жилья"и бесконечная ложь газет, радио и ТВ. У меня с детских лет на ложь какой то особенный вид аллергии. Так вот, я вам серьезно скажу, от голоса дикторов "пионерской зорьки" меня тянуло на рвоту, от которой удержаться можно было только выключив радио. А поскольку по радио могли объявить актированный (я росла на Севере), то выключать его не стоило. Эти муки у меня до сих пор в памяти.
ОЧЕНЬ РЕКОМЕНДУЮ! "КАК ВЫГЛЯДЕЛИ ДИСЦИПЛИНА И ПОРЯДОК" М. Соколов. "Известия" №214 14.11.98 Рецензия на книгу: Е.А.Осокина. За фасадом "сталинского изобилия". Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации, 1927 — 1941. М., РОССПЭН, 1998. Эта книга, повествующая о продовольственных карточках, заборных книжках, торгсинах, кооперативах, распределителях, ордерах на ботинки и тому подобных реалиях, замечательна в ряде отношений. Прежде всего — в плане просто культурном. Описываемый период не столь уж далек — это детство и молодость наших дедушек и бабушек, однако знания о собственно бытовой стороне той эпохи находятся на уровне, близком к нулевому. Среднекультурный человек безусловно лучше знает повседневный быт онегинской поры, а ведь без понимания бытовых реалий эпохи мы не слишком разумеем даже и нашу литературную классику. Булгаков, Ильф и Петров, Хармс и множество других писателей где полу-, где четвертьнамеком, но всегда апеллировали к современному им фантастическому быту, детали которого недоступны нашему пониманию. По крайней мере, сегодня недоступны — за день завтрашний ручаться не станем. Фантастичность того быта упомянута не для красного словца. Кто бы знал без трудов рассматриваемого нами ученого автора, что в 1929-1930 гг. в СССР наличествовал двойной денежный счет — совершенно как во времена Ноздрева и Чичикова цены считали на серебро и на ассигнации. Не менее поучительна история того, как через систему Торгсина не только за бесценок выкачивались из населения золотовалютные ценности, но попутно еще и составлялись списки клиентов в видах последующей посадки и уже бесплатного вытряхивания оставшихся ценностей. Слова "магазин" и "продавец" в течение ряда лет вообще отсутствовали в активном словаре русского языка; вместо "продавец" все говорили "резчик" — тот, кто режет пайку. Те, кто справедливо сетует на неподъемную запутанность нынешней налоговой системы, могли бы поизощрять свой ум в попытках разобраться в сложнейшей системе литер и пайков, перекрестно дифференцированной по целому ряду параметров (возрастной, региональный, классовый, профессиональный, в смысле благонадежности и т.д.). Тем же, кто интересуется историей взаимоотношений Москвы и регионов, будет полезно узнать, что в описываемом раннем периоде этих взаимоотношений Москва, где проживало 2% населения СССР, потребляла в среднем 20% фондируемого продовольствия и потребительских товаров,а по отдельным товарным группам (мясо, жиры, яйцо) эта доля доходила до 40%. Сторонники гипотезы, согласно которой "новые русские" суть продукт новейшей эпохи, могут прочесть агентурную сводку 1940 года о директоре магазина №32 Краснопресненского промторга, который "построил себе дачу стоимостью в 100 тыс. руб. (зарплата наркома — порядка 2 тыс. руб., чернорабочего — 120 руб. — М. С.), купил легковую машину и два мотоцикла, построил специальный гараж и проложил личную асфальтовую дорогу к даче длиной 1 километр". Советским литературным классикам было на что намекать. Но не менее интересно и другое. Нынешние сторонники принудительно направляемой экономики — как относительно умеренные С. Ю. Глазьев и академики социалистической направленности, так и более решительные и даже фанатичные мыслители типа С. Е. Кургиняна — в своих интеллектуальных конструкциях исходят из того, что Россия нуждается в мощном постиндустриальном прорыве — не то сомнут, для чего и можно, и должно поступиться священными коровами либерализма в виде свободных цен и свободной торговли. При этом если менее умные академики рассуждают об имеющем от того воцариться всеобщем благоденствии, то более последовательные прямо говорят, что никакого благоденствия не будет — но будет порядок, железный прорыв, мобилизационная дисциплина. В конце концов на такие рассуждения может клюнуть не только фанатичный интеллектуал (они-то давно клюнули), но даже и более здравомыслящий рядовой обыватель, окончательно истомленный гуляющим по России несусветным бардаком, — "Ordnung muss sein". Пусть будет скудный паек и изнурительный труд — но чтобы порядок был. Если миф о сталинском изобилии рассчитан на людей совсем уже скудоумных, то миф второго уровня — о жестоком до безжалостности, но действенном порядке — имеет больше приверженцев. Однако знакомство с ученым трудом, базирующимся на огромном массиве архивных данных, открывает взору несколько другую картину. В части скудости, нищеты и отсутствия всякого слюнявого либерализма и гуманизма — все как надо. В части порядка — все совершенно как не надо, ибо по степени бессмысленной бардачности та героическая эпоха не только не уступала нынешней, но по многим параметрам даже существенно ее превосходила. Дело даже не в том, что карточная система — это голод, грязь и убожество; дело в том, что она еще и никогда толком не работала. Смысл карточной системы в скудном, но при этом гарантированном снабжении. Со скудостью все было в порядке, гарантировать же ничего она не гарантировала — все приходилось отоваривать с боем и ухищрениями. Парадоксальным образом карточная система западноевропейского типа, предполагающая беспроблемное получение положенного пайка, была более или менее реализована лишь однажды — в блокадном Ленинграде. Конечно, пайка, доходившая в самые тяжелые блокадные дни до 125 граммов суррогатного хлеба, была всего лишь смертью в рассрочку, но однако же блокадники согласно показывают, что сама по себе раздача паек была регулярной и хорошо организованной, чего более нигде практически не наблюдалось. Когда либеральные обозреватели ужасаются тому, что, согласно данным октябрьских соцопросов, 84% граждан РФ поддержали бы госконтроль над ценами, 64% — принудительный курс валюты и запрет валютного черного рынка и 55% — карточки, ужасаться есть чему. Это голосование за конкретные шаги 1927 — 1929 гг. по сворачиванию НЭПа, открывшие прямую дорогу к массовому физическому голоду 1932-1933 гг. Но кроме того, что респонденты, отвечающие таким образом, плохо знакомы как с отечественной историей, так и с элементарными причинно-следственными связями, действующими в экономике, их самоубийственному оптимизму способствует еще одно обстоятельство. В своем желании карточной системы они остаются стихийными западниками, ибо неявно предполагают, что карточная система будет действовать по западному образцу — строго, но справедливо, регулярно и в общем и целом достаточно питательно. Примерно так сограждане в 1990 году ликовали при слове "Программа 500 дней", полагая, что рынок — это справедливо, обильно и питательно. В 1998 году, видя, что вместо идеального рынка получилось черт знает что, они желают столь же идеальной карточной системы, почему-то не страшась того, что с этой системой на отечественной почве скорее всего произойдет примерно то же, что и с рынком, т.е. будут соединены худшие черты военного коммунизма и дикого капитализма. Но не лучше рядовых граждан и интеллектуалы постиндустриального прорыва. Описываемое ими жестокое величие прорыва если и существовало, то отнюдь не в сталинском СССР, а в гитлеровской Германии, где карточная система вправду работала эффективно, пик военного производства был достигнут в октябре 1944 года, а поезда ходили по расписанию до марта 1945 года. Ведь в сущности вся их нынешняя идеология есть уже чистый гитлеризм, к собственно истории и даже идеологии коммунистического СССР имеющий весьма слабое отношение. Преступления Третьего рейха, положим, в обновленной национал-социалистической России воспроизвести удастся — достойные заявки на то имеются. Вопрос в том, как они рассчитывают воспроизвести еще и немецкий порядок, — описанный в данной книге снабженческий порядок т. Сталина никак не может служить тому залогом.
Комментариев нет:
Отправить комментарий