Знать и различать, различать и знать: о современной безграмотности российских интеллектуалов

По известной легенде, Д. Менделеев увидел таблицу своего имени во сне после долгих попыток увидеть закономерности в химических элементах в бодрствующем состоянии. А теперь предположим, что он бы не знал вообще такой формы визуального представления, как таблица. Смог бы он увидеть и создать периодическую таблицу химических элементов?

Это был эпиграф. Далее — основное.

Когда долго исследуешь некоторую область явлений и практикуешь определённые умения, то начинаешь видеть в разных событиях и процессах то, что исследуешь и практикуешь, но для такого провидения в конкретных случаях требуется иногда своего рода «подсветка», какие-то обострения и сгущения.

Дискуссии вокруг убийства французских карикатуристов и фильма «Левиафан» и стали для меня такой «подсветкой», которая помогла сверхотчётливо увидеть поразительный, ужасающий разрыв между возможностями научного описания и объяснения социальной реальности, которые потенциально наличествуют в достижениях многих отраслей мировой науки, прежде всего когнитивных и социальных наук, и тем ничтожным по качеству словесным и текстовым поносом, на который «пробиваются» тысячи российских интеллектуалов, на какой бы идеологической позиции они ни стояли.

Модель критического мышления позволяет во множестве деталей разглядеть, насколько безграмотны, слабы, убоги и беспомощно рефлекторны (контр-рефлексивны) мыслительные навыки подавляющего большинства выпускников советской и российской высшей школы, каких бы высот карьеры и известности в качестве профессиональных интеллектуалов они ни достигли.

Высшеобразованная часть российского населения (народа у нас уже лет сто как нет, прибили) фантастически безграмотна по критериям мировых когнитивных и методологических достижений, но в силу этой же безграмотности нисколько данным обстоятельством не озабочена и даже гордится своим невежеством как «особой духовностью». Российские интеллектуалы, за редчайшими исключениями, именно в силу нижайшего уровня и бедности содержания своих знаний и умений оказываются неспособными ни увидеть кошмара своего невежества, ни осознать необходимости учиться очень долго и тяжело у лучших интеллектуалов мира. В их мозгах нет когнитивных моделей, адекватных реальному положению дел в современном мире и воплощающих передовой уровень науки и мышления, зато в их мировосприятии полно критикофобии и патологического нарциссизма. Фонвизинский недоросль за двести с лишним лет сумел масштабироваться до колоссальных размеров, превратившись в головную боль глобального сообщества: «Не хочу учиться, хочу обосоБЛЯТЬся!»

Я планирую более детально описать этот феномен падения России в пропасть новой неграмотности, а пока сошлюсь на несколько зарисовок, на которые предлагаю взглянуть именно через призму предложенной выше модели. В этих зарисовках более продвинутые российские интеллектуалы замечают огрехи у своих коллег, что может показаться частными случаями, но...:

Кейс фильма «Левиафан»:

Диляра Тасбулатова поделилась публикация Алексея Гусева.

https://www.facebook.com/ivanka.lucezar/posts/10152749102698585

вот пост одного из лучших критиков: совершенно в десятку прочтите

 Алексей Гусев

https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=883450921705260&id=100001210821521&fref=nf

Я извиняюсь, конечно. Я очень, очень, очень сильно извиняюсь. Но мне бы хотелось задать вопрос. Риторический, замечу, вопрос. Скорее даже, наверное, воскликнуть хотелось бы, чем задать вопрос. Но я явно чего-то не понимаю. И потому, как обычно в таких случаях, спрашиваю.
А что вообще происходит?!?!
Ну да, я про "Левиафана".
Нет, ещё не смотрел. Лежит пока несмотренный. Но я не об этом.
Все его посмотрели (похоже, я один тяну). Все обсуждают. Спорят. Горячо так спорят. Ну ok. Любопытно. Событие, значит. На тысячи знаков счёт уже идёт - в одной только моей ленте.
Но отчего, отчего же - среди всех этих тысяч и тысяч знаков - ни слова о самом фильме?
Ладно бы непрофессионалы. Они, понятно, обсуждают собственное прочтение - ну так они всегда так делают. Тут ничего нового и интересного.
Но коллеги-то. Причём я же их, как Митя Лопухин Ленку Ерголину, тыщу лет знаю. Они хорошие. Умные. Зоркие. Профи. И как переклинило.
Кто-то говорит - правда, мол, про страну сказана. Кто-то гневается на многозначительность. Кто-то сетует на отсутствие морального вывода. У кого-то любовь к родине протестует против фильма, у кого-то - она же - с фильмом заодно. Кто-то говорит - "так не бывает", кто-то - "так всё и есть", кто-то - "всё так и есть, ну и что".
И ладно бы всё это были выводы. Так нет же - это всё аргументы. Киноведы и кинокритики спорят из-за фильма, прибегая к исключительно внеэстетическим аргументам. Вот едва лишь выясним, стало быть, как там Андрей Звягинцев к России относится (или к человеку, или к миру, или к Богу - но это пореже), - так сразу, в зависимости от этого, фильм и оценим.
Мне уже, конечно, жутко интересно. И как улучу свободных два часа, так немедленно и посмотрю. Потому что это, видать, диковина какая-то - фильм, для обсуждения которого вообще не требуется прибегать к вопросам поэтики, эстетики, приёма и стиля. Один лишь дотошно вычитываемый авторский месседж. И, прах её побери, "правда жизни".
Как есть, диковина. Прям Левиафан какой-то.

Denis Dragunsky
https://www.facebook.com/denis.dragunsky/posts/938776716147497Я "ЛЕВИАФАНА" НЕ СМОТРЕЛ. НО ВЫСКАЖУСЬ!
Я не то что бы осуждаю, нет... нельзя осуждать неграмотных или просто не очень умных людей.
Но я изумляюсь - как можно всерьез равнять произведение искусства и жизнь, то есть реальность? Как можно всерьез, взрослыми голосами, говорить "а вот так не бывает", "это не Россия" или вообще "это клевета"?
Вы чего? Что у вас в школе было по литературе? Разве Марья Петровна не объясняла, что искусство - это (а) не фотоснимок с жизни, и (b) тем более не сама жизнь? "Левиафан" искажает жизнь и клевещет на нее ровно так же, как "Божественная Комедия", "Приключения майора Пронина", "Война и мир" и "Дневник девушки по вызову", это ведь элементарно, это средняя школа.
Боже, как низко пало образование в стране.
Наверное, и в этом тоже либералы виноваты...

Кейс французских карикатуристов:

Александр Рубцов поделился публикация Григория Ревзина.
5 ч. · отредактировано

https://www.facebook.com/xan.rubtsov/posts/773633469393700
Красивое построение. На мой взгляд, небезупречное, но придираться не хочется совсем. Одно только добавил бы. Постоянно обсуждаются мотивы деяния и объект агрессии: нападение на современную свободу слова, на средневековую смеховую культуру... Иногда постепенно и незаметно отходит на второй план сам факт убийства. Убивать людей и с ними свободу слова нельзя! А если просто так, без свободы слова или шутовства? Свобода слова европейская ценность - а человеческая жизнь? Не ценность сама по себе, причем абсолютная? Почти. Тут еще и разное отношение к жизни (и смерти). К самой идее убийства неверного (или вообще кого бы то ни было).
Сегодня в Форбсе вроде должна выйти в нормальном виде статья "Зуб за око", там немного про это
Я понимаю, что мотивы и культурные, цивилизационные контексты можно обсуждать "отдельно", но должно оставаться это "отдельно от чего". А то как-то тихо стирается различие между убийством или, скажем, культурным погромом. Ведь тут не отмутузили, не стекла побили, не машины пожгли 

Григорий Ревзин
Колонка N 8
Три дня мучился некоторым несовпадением мыслей с моими либеральными друзьями. Но теперь, когда Шариф и Саид Куаши благополучно застрелены, я позволю сказать несколько слов. Мне кажется, мы не правильно трактуем трагедию в Париже как атаку исламистов на священный европейский принцип свободы слова.
Я никоим образом не оправдываю убийц, не хочу сказать, что карикатуристы сами нарвались и т.д. Местные верующие так часто оскорбляют мой мозг, что я вовсе не против, если кто-то оскорбляет их чувства. Я о другом хочу сказать. Мне кажется неверным считать журнал "Шарли Эбдо" выражением свободы слова. Если мы делаем это, то оказывается, что свобода слова нужна для того, чтобы производить бессмысленные непристойности.
Если вы видели карикатуры этого издания, то вы понимаете, о чем я – по уровню художественного замысла, глубине мысли и языку они сродни картинкам в публичном сортире, хотя по тематике несколько шире. И все же принцип свободы слова существует не для того, чтобы рассказывать похабные истории о Боге и церкви, государстве и семье, великих и мелких людях.
Я понимаю, какую бурю негодования сейчас вызову, но я даже заострю в полемических целях. Это вообще не имеет отношения к свободе слова. Свобода слова вводится (и ограничивается) просвещенческими трактатами и конституциями начиная с XVIII века. А это более древняя штука. Невозможно понять, как вообще может существовать такой журнал в современной цивилизованной стране, если не знать, что это Франция. Страна Вийона, Рабле, страна готической скульптуры с преотвратительными комическими гадостями ада, и непристойных маргиналий на полях церковных рукописей. Карикатура возникает из средневековой смеховой культуры, и карикатуристы – это вовсе не ораторы и философы. Это шуты, гениальные скабрезники и похабники, произрастающие из карнавальной традиции.
Да, конечно, из-за той роли, которую сыграла французская карикатура в эпоху французской революции, она стала частью дискурса европейской свободы. Но это не значит, что она ею и является. Она явление гораздо более древней свободы – освобождения от оков цивилизованности, раскрепощения животного начала в себе. Возможность показать хрен императору – это вовсе не то же самое, что право разоблачать коррупцию, насилие власти или оспаривать налоги в парламенте. Это возможность сбросить с себя оковы общественных установлений, приличий и авторитетов. Иногда это помогает революциям, поскольку десакрализирует власть, иногда помогает власти, поскольку пройдя через карнавальное осмеяние, она укрепляется – так, по крайней мере полагал Михаил Бахтин. Но существует эта традиция вовсе не для власти, а для освобождения человека от себя самого. В основе этого дела не бичующий смех классической сатиры, а утробный хихик хмельного брюха, пупком заметившего свой хрен.
В силу, если угодно, исторической случайности в европейской католической традиции носителями смеховой культуры оказалась в числе прочих и клирики. Это довольно уникальное явление, из него вышло много чего важного, и, возможно, степень радикализма европейской свободы связана именно с этим обстоятельством. Это -- отдельная тема.
Но. В мусульманской культуре народная смеховая культура не менее развита, чем в Европе – достаточно вспомнить турецкий кукольный театр (кстати, препохабный) или Ходжу Насреддина. Но, насколько мне известно (допускаю, впрочем, что ошибаюсь) традиции низового осмеяния распространяются здесь на султанов, визирей, купцов, мулл – но не на Пророка, праведных халифов и законы шариата. Нет такой традиции, шейхи носителями смеховой культуры не были – не знаю, почему. Кстати, православное христианство тоже не породило традиций смеховой культуры в отношении Бога. Уж до какой степени скабрезен русский лубок, но шутки на тему непорочного зачатия там не приняты.
Ужасный расстрел карикатуристов двумя исламскими фанатиками трактуется как столкновение средневековой дикости с модерновой европейской свободой. Я согласен с тем, что расстрел ужасный, я вчера был у французского посольства и оставил там цветы, я согласен с тем, что расстреляна европейская свобода – но не современная. Вообще-то если глядеть на это дело глазами отстраненного культуролога – это столкновение одного средневековья с другим. Это драма взаимного непонимания двух древних традиций, входящих в сердцевину национально-религиозного, а не модернового сознания. Просто в одной традиции можно и нужно сунуть свой голый зад в глаза Господа, раз уж он обрек тебя смерти, а в другой – нет, совсем нет, нельзя этого делать, ибо нельзя предъявлять свое срамное тело тому, кто дал тебе душу. Смерть – серьезная штука, разные культуры вырабатывают разные стратегии реакции на нее, а уж выработав -- за них держатся.
И с этой точки зрения – уж простите меня -- тут нет злодеев. Тут есть шекспировская драма двух начал, двух героев, каждый из которых идет на смерть за право быть собой. Вы что думаете, два этих безумца не знали, что их ждет после того, чего они наделали? Да они, похоже, специально оставили в машине что-то вроде визитной карточки – так в свое время русские террористы оставались на месте акции после ее совершения, чтобы ответить жизнью за свою кошмарную правду. В их дикие – да, согласен, дикие – понятия входит представление о том, что лучше смерть, чем стерпеть оскорбление Богу. В средневековье это бывает.
И вы хорошо знаете, что несчастные расстрелянные художники прекрасно понимали опасность своего дела. Но на том стояли и не могли иначе.
И в итоге все погибают. Но это не театр, и это не переносимо.
Мне кажется, что возводя эту историю к защите священного принципа свободы слова, мы усугубляем ситуацию. Мы делаем эту войну неотвратимой. Ведь есть различие между левиафаном и шутом. Одно дело, когда ты встаешь на бой с государством, с его основами, с его машиной, конституцией. Когда оказывается, что все это построено, чтобы оскорбить Аллаха. Это серьезное дело, тут можно и жизнью пожертвовать. Другое дело, когда ты пожертвовал жизнью, чтобы убить шута. Это просто глупо. Воин не воюет с шутами, потому что в победе нет чести. Смешно идти с оружием против голой задницы – как бы ни ударил, все равно окажешься в говне.
Ну и про нас. Слушайте, ну нельзя так подставляться. Наш фундаментализм – в виде РПЦ ли, государства, казачества или его чеченского величества – в достаточной степени ненавидит либерализм за то, что составляет его сердцевину – за уважение к личности, за равенство перед законом, за основные свободы, за идею сменяемости власти. Ну и зачем давать ему возможность заявить, что либерализм – это похабень и кощунство? Путин ужасен не тем, что он посадил девчонок Пусси Райт, у него много других заслуг. А тем, что он их посадил, он смешон.

По поводу этого поста Г. Ревзина я уже высказался ранее (текст по ссылке можно смотреть в режиме гостя — ищите кнопку).

Пример адекватного анализа: статья А. Рубцова «Зуб за око: куда заводит «взвешенность» в оценках терактов».