Публикую в своём блоге статью Александра Рубцова «В поисках утраченной легитимности» из серии «Метафизика власти» прежде всего как пример применения развитого критического мышления. Меня привлекло как замечание об ограниченности языка описания — этот барьер далеко не все и не всегда способны увидеть и указать, — так и постановка вопросов об изменении устоявшихся схем объяснения основ легитимности власти в России. Два сильных критических захода в одной статье — весьма неплохо. Я выделил жирным шрифтом те места, на которые хочу обратить внимание читателей:
В поисках утраченной легитимности
Александр Рубцов
Vedomosti.ru
11.01.2013
Итог года: все изменилось, но никуда не сдвинулось. Общество шагнуло вперед, попятилось, власть с перепугу пообещала, естественно, обманула, а теперь мечется в судорогах реакции. Закручиванию гаек мешают срывы резьбы; протест ходит кругами — ищет новые форматы. В энергичных пробуксовках и топтании на месте вконец стирается тонкий слой несущей поверхности, пока еще удерживающий всю эту суету над провалом. Уже ясно, что выход из ситуации сложнее, чем казалось, и точно не в горизонте обыденного понимания.
В моменты нестабильности, на сквозном транзите, особенно важен адекватный язык описания. Тем более в стране, в политической фактуре которой всë сплошь имитации и обманки, а слова и вещи друг с другом как не родные. Однако ураганное перерождение затронуло такие глубины социального порядка, что взывает к темам, которые пока вообще вне языка, к предметам сразу невидимым и почти не обсуждаемым, а значит, «непромысливаемым». В политическом своя архитектоника: помимо конструкции власти есть природа полей и сил, которые эту конструкцию держат. Это как разница между основами конструирования и теорией гравитации. Или первотолчка.
Главный вопрос уже сейчас вовсе из другого измерения и вызывающе резок: а, собственно, по какому праву здесь вообще правят? Не именно эти, но и все, кто был до них и придет после. Только кажется, будто здесь все известно и понятно, что менять. Если «государство» так регулярно и легко делают средством перехвата личной власти, общих ресурсов, чужих судеб и жизней, значит, мало этот инструмент по-разному затачивать и передавать из рук в руки, даже если эти руки с каждым разом все чище, головы горячее, а сердца как лед.
Более того, здесь мало и затертых сентенций про то, что надо менять «не фигурантов, а систему». Речь уже не о качестве легальности, но о самой природе легитимного.
Это тоже «вертикаль» — признания и захвата, но не организационная, а сущностная. Обнаружив, что вождь не вечен и что у Путина тоже есть спина, не защищенная от травм и друзей, народ озадачился будущим: как из этого загона не просто выйти, но так, чтобы более не возвращаться туда же, откуда только что с дикими мучениями выбирались. Люди открыли сундук власти, увидели в нем привычные политические вещи и собрались их перетряхнуть: что-то выбросить, заменить, подлатать и пересыпать порошком от деспотов. Но стоит задуматься о том, почему все прошлые ревизии этого барахла и освежающие процедуры до сих пор не дали надежных, устойчивых результатов, как тут же открывается еще один слой, а там второе дно, под ним еще одно, такое же ложное… Когда же рядом шкаф с книгами по философии политики и государства, этот сундук и вовсе превращается в бездонный колодец, только сверху прикрытый realpolitik, но в глубине скрывающий микрофизику власти и ее метафизику. Там сплошь нерешенные и даже непоставленные вопросы, а значит, и место ненайденных и потерянных ответов, необходимых для выхода из тупика, но у поверхности не встречающихся.
Заглядывать в этот колодец опасно: он засасывает с дикой скоростью и силой, как нора Алисы. За последнее время Россия успела в разных долях и акцентах испытать почти все известные обоснования отношений господства и подчинения — трансцендентальные и сакральные, идеологические и социально-психологические, рационально-прагматические, операционально-технологические и даже банально силовые. Мы, будто в съемке рапидом, упаковали в эту четверть века едва ли не всю мировую историю оправдания политики и почти полный комплект теорий власти с соответствующими им моделями отношений и конструкциями правления. Снимем иллюзию, будто все это время тип властвования был у нас хотя бы примерно один.
Если контурно обрисовать эту стремительную эпопею смены типов легитимации, выйдет нечто пестрое и мечущееся.
Сейчас власть отчаянно осваивает последнее прибежище — сближение с церковью. Больше деваться некуда. В политический и юридический оборот всерьез вводят понятие «покушение на святое». Кого именно от покушений на кощунство здесь будут прикрывать, показала расправа после эпизода в ХХС. Стране на ощупь навязывают «суррогатного монарха».
Курс на создание политической религии сменил куда более приземленную форму легитимации личной власти — подавляющий тефлоновый рейтинг. Сдвиг от ЦИК к РПЦ наметился с началом падения популярности, после издевательской рокировки и грубого фальсификата на выборах. До этого прощали все — и прятаться за иконостас не было нужды. Переоценить значение этого перелома невозможно.
Падение рейтингов и накал протеста поставили крест на «полицейском государстве общего блага». Тотального изничтожения политики полицией (у нас — просто в ходе полицейской операции) не произошло, а с «общим благом» все еще хуже. Оппозиция «друг/враг», которую Карл Шмитт завещал как основу политического, не рассасывается, а наоборот. Хотя мотив «лояльность за порядок и хлеб» все еще сохраняет инерцию.
Тут же мы наблюдали опыт оправдания власти с ее «правом» на цинизм, коварство, обман и насилие через мифологию Особого Знания про государственный интерес (макиавеллианское ragion di Stato). Перед сдачей президентского кресла на временное хранение случился взрыв активности в сфере стратегического планирования. Сейчас и эта модель не работает: как показало послание, основные стратегические идеи без смешного надрыва непроизносимы, а на последней пресс-конференции эпическое полотно «знает все» и вовсе рассыпалось — больше этого формата не будет.
В высшую политику Путина втолкнули через личную популярность, нагнетавшуюся прежде всего фоном, который создал Ельцин: от противного (Путин как не-Ельцин). Сам кандидат на тот момент был типичный who is, но уже была атмосфера ожидания чего-то дееспособного. И хотя все держалось на антихаризме позднего Ельцина, в начале славных дел сыграла именно харизматическая доминация. Две остальные схемы Макса Вебера не работали: рациональная вера в законность порядка была слишком условной, а опоры на традицию не было вовсе. Теперь и остатки харизмы тают на глазах.
Миф о «лихих 90-х» питает еще одну идеологему: якобы Путин обуздал Гоббса в России, прекратив «войну всех против всех» в стране, ухитрившейся в новейшей истории впасть в «естественное» (догосударственное) состояние. Но Путин победил не войну, а своих врагов в ней. И сейчас нагнетает новый всплеск политического милитаризма: война (еще холодная, но уже гражданская) развязана именно властью, легитимация которой как миротворца все более абсурдна. Этот Левиафан уже точно с мордой крокодила.
Решающее событие страна пережила в самом начале 90-х: она прошла точку небытия и момент учреждения новой государственности, даже с отцом-основателем, патриархом семейства. Это могло бы стать основой новой легитимности, если бы с Конституцией не обращались, как сейчас.
Кроме того, известно, что такие учредительные акты не проходят без идеологии как светской религии — если не питать иллюзий по поводу деидеологизации и понимать, что антикоммунизм и критика засилья идеологии сами идеологичны. Но и эта «опора» грохнулась тогда буквально за пару лет, а новой национальной идеей Старая площадь без толку бредит до сих пор.
Таковы контуры проблемы. Далее в серии «Метафизика власти» мы рассмотрим эти сюжеты в отдельности, но даже из наброска видно, что перепробовали все — и все безвозвратно испортили. Этой власти более оправдания нет, она зависает в разреженном воздухе сомнительной легитимности: на каком основании эти люди присваивают себе право риторически конструировать «большинство», а затем болтать и действовать от его имени, поставив себе на службу ЦИ и ВВ? Не осталось теорий, которые можно было бы подвести под эту шатающуюся, падающую конструкцию. Даже «стационарный бандит» здесь ведет себя как залетный гастролер.
Но и саму власть нельзя рассматривать в логике попсы: эй, вы там, наверху! Она диффузна, проникает во все поры отношений и повседневности. В играх легитимации общество активно и порой само же подталкивает начальство к тому или иному способу действия. Но это тема отдельного разговора.
Автор — руководитель Центра исследований идеологических процессов Института философии РАН
Опубликовано по адресу: www.vedomosti.ru/newsline/news/7884241/aleksandr_rubcov_v_poiskah_utrachennoj_legitimnosti
Комментариев нет:
Отправить комментарий