Отечественные записки 2013. № 6 http://www.strana-oz.ru/2013/6/mifologicheskoe-soznanie-i-lenta-novostey
Ещё перепост в Кредо-форуме
Мифологическое сознание и лента новостей
Когда мы слышим слово «миф», мы представляем себе что-то в первую очередь греческое, или не греческое, но главное — древнее. Однако миф — совсем не свойство древнего мира, не продукт архаического мышления, который в надлежащий черед сменили философия и наука. Наука и философия появились как критика мифа, но не вытеснили его, они теперь существуют параллельно с мифом. Миф — никакая не фаза, не пройденный этап, его вообще нельзя пройти, миновать, вытеснить. «Все на свете есть миф», как говорил Алексей Лосев. Даже то, что нам кажется политикой, историей и даже журналистикой. Журналистикой особенно.
Александр Македонский — абсолютно исторический персонаж. Но в мифологии новогреческих моряков — он властитель мира, супруг морской владычицы Горгоны-Пречистой. Горгона-Пречистая (Горгона-Панагья) встает из моря, останавливает корабль и спрашивает: «Жив ли Александр Великий?». И надо отвечать, что «Живет-здравствует и над миром царствует», а то потопят. Но ведь и маршал Жуков, и другое «Имя победы» уже не совсем исторический персонаж, он уже на полпути. И на вопрос: «Стоит ли Россия?» надо отвечать правильно, а то выдаст волк и сожрет свинья.
Или вот любезные греки в поздние Средние века, при турках, забыли, что они греки (Ellines), себя называли «ромьи» или «христьяни» (римляне или христиане соответственно), а эллинами считали своих предков, которые жили на этой земле до них и вымерли. И когда они раскопали в XIX веке шестиметрового архаического куроса на острове Наксос, не задумываясь, назвали его «Эллин». В некотором смысле так оно и было.
Зато потом, когда в эпоху национальных возрождений Европа напомнила грекам, что эллины — это они и есть, они забыли свое прежнее забвение. Старые мифы сменились новыми: конечно же, мы те самые греки, которые ходили на Трою и били персов с Македонским — без малейшего отклонения и изъяна. Конечно же, древние греки говорили по-гречески точно так же, как мы, а мы — как они, наше произношение древнегреческого и есть единственно правильное, и читать Гомера иначе, чем мы произносим слова в таверне, — кощунство и издевательство над греческим языком. А что не выходит гекзаметра, так это проблема Гомера, а не наша. Может, и гекзаметр весь этот немцы придумали, как и экономический кризис, чтобы нас унизить и поработить.
В плену у амазонок
И наш мир населен от Тартара до Олимпа мифическими персонажами: называем вроде бы исторические имена: Жуков, Столыпин, Кутузов — а они все ну пречистые горгоны. И вот еще доказательство, что миф никуда не вытеснен наукой, журналистикой, информацией. Мы живем в окружении мифических народов. Раньше были листригоны, феаки, амазонки, циклопы, псоглавцы. Но и сейчас мир населен такими же. Зайдите в интернет. На Западе живут страшные пиндосы, которые во все лезут и всем правят. С юга надвигаются грозные хачи и чурки. По-прежнему существует хотя слабеющий и вымирающий, но крайне влиятельный народ — жидомасоны. По миру рассеяны злобные либерасты — этих особенно много в Европе, но они умудрились тайно поработить весь мир.
Среди тех, кто им противостоит, выделяются статью и голубизной глаз мифические славянороссы. И православные. Своеобразный безбрачный однополый народ вроде амазонок скоро захватит землю — это народ геев (пидорасов). А в интеллигентских мифах где-то на просторах Родины тихо стонет быдло под шансон и пиво.
За Зевса ответишь
Первый взгляд на вещь естественно мифологичен. Философ Владимир Бибихин говорил, что миф похож на мир тем, что в него можно вселиться и жить. А еще раньше Лосев говорил, что мифологическое понимание вещи «заключается в наипростейшей биологически-интуитивной непосредственности соприкосновения сознания и вещей». Иными словами, миф — первая искра, которая высекается разумом при столкновении с реальностью; первое, куда разум непроизвольно помещает реальность, это полочка того или другого мифа.
И только потом есть возможность преодолеть миф, чтобы постараться увидеть вещь такой, какая она есть. Эта возможность не всегда совпадает с желанием. Чаще она ему противоречит.
Человеку в мифе уютно. Можно сказать, что миф — родной, родительский дом человеческого разума, который ему не хочется покидать.
Помогают ли ему выйти на прогулку журналисты, вообще авторы? Смотря какие. Слова Бибихина можно дополнить репликой из одного из последних романов Виктора Пелевина, которые давно не художественные произведения, а философские диалоги, оправленные сюжетом-притчей: «Люди ищут в информации не правды, а крыши над головой». Соответственно подразделяются и поставщики информации — на строителей и тех, кто проветривает дома, устраивая в них экзистенциальный сквозняк.
И вот еще пример, как обширны владения мифа. Для науки и для философии важное требование — непротиворечивость. Научное, философское, рациональное познание, если видит в предметах противоречие, старается их разрешить, обойти, снять. Истина, точное знание должны быть по возможности непротиворечивыми. Нужно делать выбор: или то, или, уж извините, это.
А у мифа нет такой задачи. Основная черта мифа — непротиворечивость. Греки знали, что Гея спрятала новорожденного Зевса от пожирающего детей Урана в горной пещере. Но этих пещер было несколько. Критяне показывали Идейскую пещеру, эта версия была самой популярной, но в Аркадии показывали свою пещеру, а в Малой Азии — свою. И была еще пещера на Наксосе. Вместо того чтобы возмутиться и задаться вопросом, кто из жрецов врет, грек поклонялся всем: оказавшись на Крите — критскому вертепу Зевса, в Аркадии — аркадскому, в Малой Азии — малоазийскому. А на Крите показывали еще и гробницу Зевса (критяне все-то солгут, вот и гроб тебе, боже, писал Каллимах), но греки на всякий случай поклонялись и ей, могиле Зевса.
Миф естественен, он растет из почвы, как дерево. Бесполезно предъявлять претензии к дереву: его место в саду.
Точно так же и сейчас при взгляде на мир мифологическое сознание не видит противоречий, не отбрасывает несовместимых вариантов.
Мифологическое сознание может отбрасывать даже и собственный жизненный, визуальный, непосредственный опыт. Его носители ездят за границу и сплошь и рядом видят целующихся, обнимающихся, держащихся за руки мужчин и женщин и весело играющих детей, но по приезде домой мифологическое сознание как ни в чем не бывало соглашается, что да, только у нас мужчины продолжают любить женщин, только у нас не разучились детопроизводству, и то, для того чтобы поддерживать естественное влечение между М и Ж, нужны государственная поддержка и государственный запрет, а то, как и там, все разбредутся по своим полам.
Или вот недавний важный пример: конечно, революции в арабских странах устроили американцы (мифический народ америкосов) — не сомневается мифологическое сознание.
Мифологическое сознание, однако, совершенно игнорирует вопрос, почему же америкосы начали революции у своих союзников? В самом деле, режимы и в Тунисе, и в Египте давным-давно числились в разряде прозападных и дружественных (оба имели соглашение об ассоциации с ЕС, на которую так уповает Украина). А те ближневосточные режимы, которые американцы (америкосы) действительно хотели бы свалить — в Сирии и в Иране, — один сопротивляется и имеет шансы выстоять, другой и вовсе стоит как ни в чем не бывало.
Тут что-то не то: наверное, патриоты врут про Запад и на самом деле самая могущественная страна мира это Россия, раз ее союзника три года не могут свалить всем западным миром вместе с «Аль-Каидой».
Арабские революции делались, конечно же, из-за ближневосточной нефти — снова уверено мифологическое сознание. Но вопрос, зачем, чтобы добраться до нефти, менять режимы в странах, где нефти нет, несущественен для мифологического сознания. Да, америкосы свергают своих друзей ради нефти там, где ее нет. А Зевс родился в трех местах. Ну и что?
Не только консервативное, лоялистское, патриотическое сознание, но и либеральное поклоняется всем пещерам сразу, не видя противоречий. Оно, например, с легкостью приняло мысль, что это не Европа (она по определению добра), а наш МИД, наша власть не хочет, чтобы мы ездили за границу без виз, и срывает соглашение с ЕС. Хотя это и не соответствует простым эмпирическим данным. Если власти так желают нас не выпускать, отчего они же с такой охотой принимают отмену виз (или выдачу виз на границе), откуда бы она ни шла — из Гонконга, Израиля, Марокко, Турции, Юго-Восточной Азии или Латинской Америки. В последние годы круг безвизовых стран только стремительно расширялся и не сузился ни на одну позицию. Вот с января не будет виз с Южной Кореей.
«Эта страна» и острова блаженных
Набор мифов даже не сильно отличается от древнего. Есть, значит, мифические народы. А есть миф о титанах, тартаре, елисейских полях — они же острова блаженных. Россия — самая великая и самая могучая, но ее все обижают, даже самые маленькие. Это, конечно, миф о титанах, низверженных в Тартар. О прикованном Прометее. То есть мы крутые — титаны, гиганты, но нас обхитрили новые мелкие боги, так, божки. И место, где мы живем, — «эта страна», рашка, территория тьмы, хаоса и беспорядка, Галилея, из которой не будет ничего доброго, — это тартар, Аид, земля безвидна и пуста, тогу-ва-богу.
Ему полностью соответствует миф об островах блаженных и элизейских полях, которые начинаются то ли непосредственно за западными границами нашего тартара, за Коцитом и Ахеронтом, за Летой, то ли через небольшую буферную зону восточноевропейского лимба. В нашей мифологии они называются по-разному — «нормальные страны», «запад», «демократические страны». «Депутаты в демократической стране никогда не повысят себе зарплату» — пишет известный автор. Да как же не повысит-то, когда вот британский парламент недавно себе повысил. Да если б не повышали, они бы до сих пор получали 12 фунтов три шиллинга шесть пенсов. Депутатская зарплата — часть бюджета, и никто кроме депутатов не может принять бюджет и, следовательно, повысить зарплату — хоть в демократических странах, хоть не.
В демократических странах дети не болеют, старики не умирают, крыши не рушатся, самолеты не падают. Нет бюрократии и коррупции. А как же Индия — империя бюрократии и царство коррупции, где, с одной стороны, десять политологов в абсолютно свободной прессе и ТВ будут горячо обсуждать довыборы одного депутата от Пенджаба, а с другой — местный Навальный Анна Хазаре голодать на площади против воровства на Играх Содружества.
А рядом носители патриотического мифа говорят: нет, Аид-то, царство мертвых, начинается как раз за нашими границами, а у нас тут жизнь жительствует, бытие бытийствует, рожь колосится, течет река Волга, а Ахеронт с Летой — у них, совсем они охренели, и в Лете потонула вся их христианская идентичность. И всерьез рассказывают о Святой Руси — совершенно мифологической сущности.
Хотя в словах о святой Руси как минимум содержится ложное утверждение, которое делает все рассуждение ничтожным. Русь пока еще никто не канонизировал. Вообще христианство не знает практики канонизации целых стран и народов.
В самом деле, кто и когда объявил Русь святой? Где акты на этот счет какого-нибудь вселенского собора? Да хоть бы и поместного. Где хотя бы частные мнения отцов церкви? Смотрим историю словоупотребления и видим: а это Русь сама себя так назвала. Устами патриотически настроенных ораторов Средневековья и публицистов Нового времени. Отличный ведь путь к святости: завтра назову себя святым, и придите научитесь у меня все языцы.
Из иностранцев же термином пользовался, трудясь в России, Максим Грек, но его тут уличили в ереси и шпионстве на турецкого султана. Канонизировали в перестройку.
Можно, конечно, сказать, что святая Русь — это потому, что она хочет быть святой. Это, как говорили немецкие философы, — не данность, а заданность.
Или, как еще Владимир Соловьев заметил, Англия охотно величает себя «старой», Германия — «ученой», Франция — «прекрасной», Испания — «благородной», а Русь — «святой». В общем, гишпанским языком — с Богом, французским — с друзьями, немецким — с неприятелем, италианским — с женским полом говорить прилично. Но с Богом, отвечают нам, теперь прилично только по-русски. Носители гишпанского и прочих забыли, что такое подлинно христианские ценности, а мы их одни за всех тут отстаиваем. Хотя для человека, который хочет стать святым, заявлять: «Разойдись, я, конечно, грешник, но среди вас всех все равно самый безгрешный» — несколько странно.
Если посмотреть, какие страны высказывают претензию на особую духовность, то это обычно те, которые подотстали от своего окружения экономически и вообще — по части, допустим, достоинства гражданина, всяких его прав и свобод. Сейчас это, например, кроме нас, Иран, ну и в целом исламский мир. А лет 100—150 назад в Европе Германия отстала от конкурентов, Англии и Франции, и пошли разговоры: у этих — холодный галльский ум, английский меркантилизм, служба золотому тельцу на фабриках, а у нас — чистый германский дух, здоровый крестьянин, «Волшебный рог мальчика» и философия. Философия с музыкой действительно удались, но в остальном долго пришлось помучиться.
Кисельные берега для нас и для всего мира
Миф о святости и особой духовности собственного народа напрямую происходит из мифа о собственной уникальности: нет такой другой страны-народа-земли. Не в том смысле, что мы не похожи на других, все страны, как и все люди, не похожи друг на друга. А в том, что мы не похожи на саму их непохожесть — вообще другая мерка. Непохожесть не как краска среди других красок а как цветное на сером.
«История России в ХХ веке, — говорил в интервью член Академии российского телевидения Борис Корчевников, — это картины, которые не проживала ни одна нация ни разу за всю историю. Это, кстати, делает неуместными любые сравнения нас с кем-то еще. Вы видели страну, пережившую только за один век семь войн, три революции, четыре политических режима, вырезание всей элиты общества и геноцид населения численностью с современную Германию? Прибавьте к этому наш не везде пригодный для жизни климат и его разницу на территории страны, размеры, геополитическое положение, ресурсы, самую большую границу в мире с самым большим числом сопредельных государств, девять часовых поясов, слабую рассе-ленность в части страны... Это все вещи, что делают управление такой державой очень сложным, а всякое потрясение — чрезвычайно разрушительным».
Октябрьская революция — главное событие ХХ века, учили нас в школе. Нам кажется, что ничего подобного никто в мире не переживал. Хотя одних революций в мире в 1917 году и окрестностях было с десяток: у нас, в Китае, в Иране, в Мексике и Германии, в Австро-Венгрии, на обломках Османской империи. Во всех странах с задержавшимся развитием — когда страна одной ногой встречает рассвет Возрождения, включилась в глобальную экономику и интеллектуальную работу, а другой — завязла еще где-то там, в Средневековье. Ну и скажите, не вообще, а вот прямо сейчас, исходя из текущей политической и экономической ситуации: какая революция важнее для мира — наша или китайская?
Ведь в обычной-то жизни никто же не говорит в здравом уме: моя ангина — с самым красным горлом, мой кашель — самый глубокий и самый сухой (мокрый, ненужное зачеркнуть), мой аппендицит — самый извилистый и гнойный. Резать, к чертовой матери. Про ангину с аппендиксом так не говорят, а в делах истории и политики — пожалуйста: не было еще в мире таких мозолей, такой ангины, такой холеры, такого аппендицита, как у нас. Никто так не горел, не простужался, не терял работу, не промокал, не проголодался, как мы. Наш глад — самый голодный, наш трус — самый трясучий, нашествие иноплеменников на нас — самое иноплеменное.
Однако если чужой холеры, потопа, голода не замечаешь, это не значит, что их не было. И уж точно любой медик в ответ на фразу: «доктор, неуместно сравнивать мою холеру с какой-либо другой» заодно с обычными снадобьями пропишет поход в скорбный дом и будет совершенно прав с чисто медицинской точки зрения.
Вы видели страну, которая построила утонченную культуру, создала великую поэзию и живопись, остановила нашествие монголов, потом вошла в период внутренней смуты, и вот хищные западные державы уже строили планы на ее землю, но она смогла подняться под руководством сильного императора-реформатора, стала лидером в своей части мира, первой среди окрестных народов бросила вызов надменной западной колониальной державе и победила, пережила за сто лет несколько войн, включая гражданскую, поражение, разрушение большинства городов, унижение иностранной оккупацией, но выстояла, поднялась, стала второй экономикой мира и обеспечила своему народу один из самых высоких на земле уровней жизни. И все — несмотря на то, что страна с огромным населением находится на нескольких небольших островах в самой сейсмоопасной зоне планеты, ее городам постоянно угрожают землетрясения, вулканы и цунами, но они восстают снова и снова, и она — единственная во всем мире — пережила ужас атомных бомбардировок. История Японии — это картины, которые не проживала ни одна нация за всю историю.
Похожий ряд можно построить буквально про любой народ, не вчера зашедший в историю. Но это еще должно в голову прийти. Это рациональное сознание всерьез увлечено компаративистикой, это ему приходит в голову сопоставить свое и чужое на равных. А мифологическое сознание выделяет своих в особую группу, не нуждаясь в обосновании. Общим не измерить.
И производит на свет свои, особенные, мифологические общинные критерии добра и зла.
В мире есть добро и есть зло: как отличить, где граница? Рефлексирующее рациональное сознание уже на ранних этапах, при переходе от мифа к философии, отвечает: это сложный вопрос, границы не всегда сразу заметны, не всегда точны, вот вам этика — Никомахова, стоическая, эпикурейская, такая, сякая.
Мифологическое родоплеменное сознание отвечает иначе. В мире есть добро и зло, как отличить? Ясно как: свои — добро, чужие — зло. Если свой совершает зло, мы этого не замечаем. Если невозможно не заметить, значит, своего подставили чужие. Подбросили, чтобы запутать следы. Чтобы наговорить и опорочить всех нас. Сами же себя взорвали, подстрелили, высекли. Если совершено зло и выглядит так, будто оно — от своих, значит, чужой натворил, а нашего оболгал. Общинное родовое мифологическое сознание — оно же и самое конспирологическое на свете.
Его много на Ближнем Востоке, в Иране, в Индии, в Палестине, но и в Израиле тоже, в Индии, в Африке, на Кавказе, в Средней Азии. И гораздо меньше — на Западе. Бедный мальчик там, в Бостоне, — вон как все тело продырявили, чтобы правду никто не узнал. А убитого-то в Бирюлеве видели на рейсе в Варшаву. Сами взорвали дома в Москве, сами повалили небоскребы. Но и у нас его все больше.
И конечно, главный современный миф — миф о золотом веке.
Слушаешь дебаты, читаешь дискуссии и видишь: нравственность постоянно предлагается возрождать, а к ценностям — возвращаться. Это значит, и то и другое были в прошлом, а в настоящем сплыли. Надо быстро сгонять за ними назад, и все будет зашибись.
Носители мифологического сознания, а оно в этом случае часто совпадает с общественным мнением, уверены в том, что (как сформулировала моя коллега и сценарист Анна Рулевская) «был, был когда-то золотой век, в котором степенно ходили по чистым улицам румяные и беспечные многодетные семьи, всюду царили справедливость и порядок, государство пеклось о гражданах, а искусство производило исключительно шедевры, не оскорбляя ничьих чувств».
То, что о золотом веке в прошлом говорили и сто, и двести, и тысячу лет назад — да что там, сколько человечество себя помнит, в первейших его письменных памятниках, у Овидия, в древнейшем из древнегреческих эпосов — у Гесиода — говорили то же самое, что по этой логике золотым получается каменный век с человеческими жертвоприношениями, не смущает ни общественное мнение, ни мифологическое сознание.
Создали прежде всего поколенье людей золотое
вечноживущие боги, владельцы жилищ олимпийских
был еще Крон-повелитель в то время владыкою неба.
Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою
вечноживущие боги, владельцы жилищ олимпийских
был еще Крон-повелитель в то время владыкою неба.
Жили те люди, как боги, с спокойной и ясной душою
Ну и возрождать, так с музыкой. Можно для себя, а можно заодно и для всех остальных выродившихся. Второе почетнее. Мифотворчество российского сознания совершило простую рокировку. Если золотой век у всех в прошлом, а мы отстали от Европы, то наше настоящее — это прошлое Европы, то есть ее золотой век, куда ей надо помочь вернуться. А уж потом, если надо, возродим еще что подальше.
И вот национальная идея. Россия — хранитель золотого века, спаситель традиций для всего западного человечества. Запад забыл, что такое семья, а мы, слава богу, помним. Помним еще, что такое любовь мужчины и женщины, что такое отец и мать. Там уже не в курсе, что такое вера Христова и церковь, а у нас знают. Там забыли, что такое грех, так мы им напомним при случае. Там уже не умеют воспитывать детей, ну ничего, мы-то своих как надо воспитаем. В общем, они сдались, а русские не сдаются. У западного мира закат, абендланд в очередном унтерганге, но — ex oriente lux, человек звучит гордо, и тьма не объяла его. Бог спасет мир через Россию.
Раньше боролись за мир, за социальный прогресс, за освобождение угнетенных народов, за светлое будущее. Были авангардом прогрессивного человечества. А теперь будет союз нормальных, движение нравственного сопротивления, будем в арьергарде человечества бороться за чистое и непорочное прошлое, за золотой век. Потому что авангард заблудился.
И так мир узнает: эти странные русские не только have children too, но и, игнорируя очевидность, думают, что только у них мужчины спят с женщинами. Но мы-то уже знаем, что миф перевешивает очевидность, он сильнее противоречий. В частности потому, что он несет в себе и начаток простейшей философии: недоверие очевидности. Мы видим одно, а на самом деле существует другое.
Тайные сборщики мирового айфона
С чего началась критика мифа? Как он вообще устроен?
Вот этот предмет — священен, его не трожь. Вот это сказать нельзя, а то беда. Солнце впадает в Каспийское море, там ночует и возвращается по молитвам наших жрецов. Хочешь сына — пройди вот между теми двумя березами на холме, так испокон веков, так предки наши делали, а если все равно дочь — значит, оказался недостоин, или у богов на тебя другие планы, или судьба, от которой не уйдешь (половина ведь греческой мифологии об этом), а березы ни при чем. Противоречий нет, есть априорное коллективное знание, неразрывно связанное с сакральным предметом и ритуалом.
И вот пришла философия и сказала: за Зевса ответишь. Что это он в трех местах родился, а еще одновременно жив и умер? Начинается критика мифа. Прошел между березами — сына нет, принес Асклепию петуха — не выздоровел, соткали Афине пеплос — все рано проиграли войну.
«Тот набор, которым мы пользуемся, он откуда? — спрашивает философия, зарождающееся рациональное знание. — То, что мы видим, оно какое имеет отношение к реальности?»
И первым делом отвечает — то, что мы видим, и то, что существует на самом деле, — разные вещи. Индийцы придумали мировую иллюзию, более рациональные греки — архэ — первоначало, первоэлемент, то, чем мир является на самом деле с изнанки. Мы видим горы, сосны, море, а на самом деле все есть вода (Фалес), все есть воздух (Анаксимен), все есть огонь, мерами возгорающийся и мерами гаснущий (Гераклит), все есть мельчайшие многоугольные невидимые частицы, носящиеся в пустоте (Демокрит), все есть число (пифагорейцы) и т.д.
И опять — нам кажется — это ранняя, юная ступень рационального мышления, давняя, пройденная еще в древности. Но, как и с мифом, это не так. Как и с мифом, так и здесь — все фазы, все стадии мышления существуют одновременно. И у нас отвечают — все, что мы видим, все события, все факты — это все иллюзия, а в изнанке мира есть его настоящее архэ, настоящий первоэлемент.
Все есть доллар. Или все есть нефть. Или все есть Госдеп. Или все есть Путин. Это вот как четыре стихии древней физики — земля, вода, воздух, огонь. И видно, что древнейшее никуда не делось. Оно просто стало бытовой, кухонной, дворовой философией истории. Спустилось из кабинетов ученых на лавочку у подъезда, вернее, на интернет-лавочку у интернет-подъезда.
Это древнегреческий ответ, а древнееврейский ответ — на все есть божья воля. Греки волю своих богов из философии во время критики мифа убрали, отнесли по части иррационального, а евреи, наоборот, наполнили смыслом, постулировали единый божественный план в истории.
И понятно, почему эта разница: у греков боги в мире, они меньше мира, а у евреев — больше и вне. У греческих-то богов какой план. Они хоть и знают, что «будет некогда день и падет священная Троя», а все равно воюют и на ахейской стороне, и на троянской. Серьезный бог так не поступает. Он — всегда победитель. До Голгофы, разумеется.
И вот был Бог Авраама, Исаака и Иакова, который двигал историю. Это перешло в христианскую Европу, в исламский Восток. И у людей всегда был готовый конечный ответ на вопрос, почему произошло то или иное событие.
А сейчас современное сознание такой ответ отодвинуло в сторону. Он есть, но как бы не всерьез. Даже человек, изо всех сил ходящий на публике традиционалистом, даже действительно верующий человек вряд ли дадут на вопрос: «Почему Олланд обошел Саркози на 4 процента?» ответ: «Так захотел Бог Авраама, Исаака и Иакова». Что уж говорить об остальных!
Был Бог Авраама, который двигал историю, теперь его как исторического деятеля нет, но идея, что кто-то двигает историю, осталась.
И этот кто-то быстро находится — там же, где первоэлементы, там же, где новые мифические народы: америкосы, Госдеп, Уолл-стрит, Путин, ну и т. д.
Конспирология — главная религия, главное мифологическое направление современного сознания. Конспирология, конечно, делает мир завершенным и уютным — даже там, где она дает совершенно фантастические объяснения. Конспирологические версии любит техническая интеллигенция. Поскольку в техническом мире «все по чертежам», происходит перенос этих «чертежей» на мировые события. Нельзя найти в лесу самопроизвольно собравшийся айфон.
Но история — это не производство. История — это много чего, в том числе биология, метеорология, психология. Самопроизвольно собравшегося айфона не бывает, а вот беспричинно возникшая любовь, подчиняющаяся таким тонким механизмам, про которые мы даже не знаем, — бывает.
Парадоксальным образом мир, где тайные силы планируют ужасные вещи и всех обманывают, оказывается для них более приемлемым, чем мир, где в результате каких-то спонтанных событий происходят какие-то исторически важные вещи.
Мир, где темные силы сознательно планируют страшные вещи, парадоксальным образом кажется нам уютнее, чем мир, где страшные вещи иногда происходят сами по себе, просто как волны на поверхности истории в результате образования исторических циклонов и антициклонов.
Непрошеные гости в доме сознания
И последнее. Как мы уже видели, миф обычно раскалывает реальность надвое. Или так: реальность распадается на два мифа.
Ты и убогая, и обильная. Могучая и бессильная. Эта страна — против нормальных стран. Хранитель традиций — против западного содома.
Это не только про нас (мы же уже знаем, что русская уникальность — просто один из мифов). Что ни возьми, со всем так. Пиночет один, а мифологических — два. Один — герой, победитель чудовищ, другой — сам хтоническое чудовище, временно вырвавшееся из положенного ему тартара. Один — спаситель Чили от кубинско-советского ада, от карточек и очередей, от дефицита и ГУЛАГа, защитник нормальной жизни, рыночной свободы и автор чилийского экономического чуда. Другой — кровавый палач, солдафон, душитель свободы, гонитель интеллигенции, палач поэтов, фашист — строитель лагерей, человек, при котором в Чили плохо жилось простому народу, потому что тебе ни профсоюзов, ни забастовок, ни социальной системы, а сплошной труд на выживание ради прибылей транснациональных компаний.
Мифическое сознание любую новую информацию спешит пришить к одному из существующих мифов, повесить картину на стенке в своем домике. Что нового ни узнает, норовит повесить, положить, пристроить. В любом сложно устроенном тексте видит то, с помощью чего можно положить его на знакомую полку.
Журналист, а можно просто автор, только иногда приходит к человеку, находящемуся в поле, в пути, на ветрах истории. Чаще он приходит к человеку, который сидит в доме, взаперти, пускает внутрь по паролю — кто там, свой или чужой? В доме уютно обустроившегося в мифе, как в мире, сознания. И в окнах вместо пейзажа у него сплошь и рядом вид на такие же дома или просто трехмерные проекции — из его же собственного сознания, разумеется.
Автор может зажить в этом доме своей авторской жизнью желанного гостя. Помогать сознанию строить и обустраивать свой привычный дом. Подвозить кирпич, блоки, раствор, стеклопакеты, крышу, ставить стальную дверь. Вешать полочки, картинки.
Такой автор, несомненно, найдет своего благодарного читателя. Читателю ведь прежде всего хочется увериться, что он не дурак, утвердиться в мысли, что он прожил жизнь не зря, кое-что в этой жизни понимает. Нельзя прийти к нему и сказать: да ты, мил человек, запутался совсем! Не видишь, что у тебя Зевс сразу в трех местах родился?
А еще некоторые говорят: раз все равно все на свете есть миф, давайте выберем хороший и будем работать на него. Построим читателю дом с евроремонтом. Пусть у него будет мечта, пусть движется в правильном направлении.
А можно попробовать заставить проветрить помещение, пустить гостей. «Пиночет, говоришь, спаситель/душитель свободы? А что такое свобода?». Уникальная, говоришь, родина? А что такое уникальность? Христианские, говоришь, ценности — а что такое христианство? Золотой, значит, век? Это который по счету? Это можно назвать сократической журналистикой. И напустить благородства, и намекнуть, что вид этот самый неблагодарный, что приставучий Сократ плохо кончил. Но в действительности и такой автор найдет своего читателя, не менее благодарного: ведь сколько существует миф, столько человеческое сознание любит его критиковать и желает от него избавиться.
Комментариев нет:
Отправить комментарий