Надежда кролика перед удавом
КАРМОДИ
Остап Кармоди
27.08.2017 13:59
Надежда, как и энергия, бывает двух видов: движения и покоя.
Первая — богиня предпринимателей и авантюристов, тех, кто отправляется на поиски истоков Замбези, изобретает в сарае персональный компьютер или хотя бы покупает лотерейный билет. Это надежда на чистое небо, попутный ветер и семь футов под килем. На то, что препятствий, которые придется преодолеть на пути к цели, будет поменьше, чем мы ожидаем.
Вторая — покровительница нерешительных и ленивых, тех, кто не лезет поперед батьки в пекло, ждет у моря погоды и не перечит старшим. Это надежда на то, что кусок сам свалится в рот и гроза обойдет стороной. Надежда кролика, застывшего перед удавом. Надежда на то, что Сталин разберется.
Есть легенда, что когда Буденного пришли арестовывать, он расстрелял чекистов из пулемета и позвонил Сталину с криками «Контрреволюция!». Сталин посмеялся и приказал оставить маршала в покое. Похожие, хотя и менее известные легенды ходили про Кутякова, преемника Чапаева на посту командира 25-й стрелковой дивизии, и про командующего войсками Киевского военного округа Федько (правда, эти двое, по легенде, постреляв по группе захвата, звонили не Сталину, а Ворошилову, и подлый Ворошилов приказывал им сдаться и обещал, что он разберется).
Но это всего лишь легенды, народное творчество, байки лагерных пересылок. Никакой стрельбы по чекистам не было. Федько, узнав об имеющихся в его отношении подозрениях, наоборот, сам пошел сдаваться в органы, желая очистить имя. Его, разумеется, заставили сознаться и расстреляли. Реальных случаев оказания советскими военачальниками сопротивления при аресте не известно, кажется, ни одного.
Это не значит, что все советские граждане, как бараны, шли на заклание. Были и такие, кто бежали, не дожидаясь, когда за ними придут. Хотя таких нашлось очень немного, можно пересчитать по пальцам. В основном это были сами работники НКВД, которые отлично понимали, что их ожидает после ареста. Но не только.
В 20-е годы в СССР появилась четверка молодых и очень талантливых друзей-физиков, которые называли себя «джаз-бэндом» или «четырьмя мушкетерами»: Лев Ландау, Георгий Гамов, Дмитрий Иваненко и Матвей Бронштейн. Они в совсем юные годы делали громкие научные открытия, сотрудничали с такими мировыми «звездами», как Нильс Бор и Эрнест Резерфорд, собирались открывать собственный институт…
Но в 1931-м вышел том Большой советской энциклопедии со статьей про эфир, написанной известным советским физиком Борисом Гессеном. В статье Гессен заявлял, что «эфир обладает такой же объективной реальностью, как и все другие материальные тела», и нападал на теорию относительности Эйнштейна — притом что существование эфира было экспериментально опровергнуто еще в 1887 году.
Друзья написали Гессену откровенно издевательское открытое письмо. Гессен в ответ пришел в бешенство и настрочил на «мушкетеров» донос с обвинениями в контрреволюционной деятельности и отрицании марксистской идеологии. Авторов письма отстранили от преподавательской деятельности и перестали выпускать за границу. С планами по созданию института тоже пришлось проститься.
Гамов первым понял, к чему идет дело, и решил вместе с женой бежать из СССР. В июне 1932 года они попытались уплыть на надувной лодке из Симеиза в Турцию, но, проведя сутки в пути, были вынуждены повернуть обратно из-за начинавшегося шторма. В январе 1933 года они готовили побег через Хибины в Финляндию на санях, но отменили путешествие, когда их предупредили, что проводник собирается сдать их НКВД. В том же году они хотели уплыть из Мурманска в Норвегию на моторке, но и этот план пришлось отменить из-за большого количества патрульных катеров. Наконец, в октябре 1933-го Гамову разрешили выезд на крупный международный конгресс физиков в Брюсселе. По протекции Бухарина он сумел добиться приема у Молотова и убедить наркома разрешить взять в поездку жену: Молотову якобы понравилась «искренность» юного физика (Гамову в тот момент было лишь 29) — в ответ на вопрос, зачем ему жена на научной конференции, Гамов заявил, что хочет поводить ее по брюссельским модным магазинам.
С конференции Гамов не вернулся. Через год он переехал в США, где внес огромный вклад в развитие теории Большого взрыва, открыл принципы эволюции звезд, заложил основы расшифровки генетического кода, принял участие в создании водородной бомбы и написал несколько научно-популярных бестселлеров, которые переиздаются до сих пор.
Трое его друзей решили остаться.
Первым, в 1935 году, посадили Иваненко. Из заключения он обратился с письмом в ЦК ВКП(б), заверяя партию в приверженности делу социализма, перечисляя заслуги перед физикой, каясь по поводу письма Гессену и открещиваясь от Гамова. Письмо ли помогло или заступничество советских физиков, лагерь Иваненко заменили на ссылку в Томск с возможностью работать. Вернуться в европейскую часть страны ему разрешили в 1940 году. Иваненко действительно перековался: боролся с космополитизмом и низкопоклонством перед Западом в советской науке и, по некоторым свидетельствам, стучал на более успешных в научном плане коллег.
Бронштейна арестовали в 1937 году и дали печально знаменитые «десять лет без права переписки». Расстреляли его в феврале 1938-го. Жена Лидия Чуковская узнала о его смерти лишь через два года.
Ландау арестовали последним, в 1938 году, и освободили через год: сказалось настойчивое заступничество Капицы, который писал Сталину о том, как важен Ландау для советской науки (подразумевалось — для оборонной промышленности), и то, что Ландау «посчастливилось» быть арестованным незадолго до увольнения и ареста Ежова — в рамках борьбы с «ежовщиной» тогда выпустили многих.
Бориса Гессена, кстати, тоже арестовали в 1936-м и в том же году расстреляли.
Все они на что-то надеялись. Гамов — на то, что ничто не помешает его планам. На спокойное море, честного проводника, невнимательных пограничников и доброжелательность Молотова. Три раза эти надежды не сбылись, в четвертый — все удалось. Но главной составляющей его успеха была не удача, а целенаправленные усилия и предусмотрительность. Она же, предусмотрительность, не дала ему погибнуть первые три раза, когда удача от него отвернулась.
Остальные три «мушкетера» понадеялись на то, что их не заметят, — и просчитались.
Мог ли просчитаться и Гамов? Конечно, мог. Но даже в самом худшем случае его судьба не сложилась бы хуже, чем судьба бедняги Бронштейна.
Нет, надежда на авось — не всегда плохая жизненная стратегия. Все зависит от обстановки. В спокойном, предсказуемом, правовом государстве можно просто сидеть на месте и ждать очередного продвижения по службе. Это никогда не принесет таких же дивидендов, как активная деятельность, зато и риска тоже никакого. Говоря экономическим языком, такое поведение оправдывает себя тогда, когда позитивные экстерналии системы превышают негативные.
Сталинский СССР такой системой не являлся. Даже самый лояльный гражданин, верно следующий линии партии, не чувствовал себя там спокойно. Прийти могли за каждым, в любой момент, и гладкий жизненный путь профессионального конформиста регулярно завершался пневмонией в холодном бараке или пулей в затылок в подвале тюрьмы.
Нынешняя Россия все больше напоминает сталинский СССР. Не масштабом и жестокостью репрессий (хотя арестованных все больше, а приговоры все безумнее, вспомним хоть 20 лет ни за что Олегу Сенцову), а уровнем произвола. Можно не делать вообще ничего, быть как все, не ходить на митинги, дружить с чиновниками, сотрудничать с государством — и все равно попасть в жернова, потому что так захотелось чьей-то левой ноге.
При брежневском застое и путинской стабильности сидеть тихо и не отсвечивать было вполне разумной, пусть и не самой достойной жизненной философией. Теперь она становится бесполезной.
Власть вполне сознательно выбирает тактику случайных наказаний. Самые страшные «ужастики» — те, где не понимаешь, откуда придет опасность. Неизвестность — это невозможность подготовиться. Она парализует, она подавляет волю. Когда человек не знает, как нужно себя вести, он начинает бояться всего и впадает в ступор.
Между тем единственное разумное поведение в этой ситуации — ровно обратное. Не гадать, откуда придет опасность, а быть готовым встретить ее отовсюду. Не ждать, когда за тобой придут, а действовать на опережение. Держать чемоданчик со всем необходимым не в прихожей, а в багажнике — и чтобы бак всегда был полон бензина. Сотрудничать не со следствием, а с гражданскими активистами. Сопротивляться, протестовать, уезжать. В царстве произвола вероятный проигрыш у всех одинаков — и у тех, кто рискует, и у тех, кто сидит на заднице ровно.
Когда репрессивная система настолько слетает с катушек, что осуждает людей на 20 лет ни за что, она перестает обращать внимание на реальность. Из трех друзей Гамова, оставшихся в СССР, только Ландау участвовал в настоящем заговоре: редактировал по просьбе друга антисталинскую листовку. Он же отделался легче всего, а листовка даже не стала главным пунктом обвинения: судили Ландау за вымышленное «вредительство». Систему не волнуют настоящие прегрешения. Она выбирает жертву по собственной, одной ей известной логике. Попасть под раздачу может любой. Но тот, кто рискует, может и выиграть.
И еще одно. Кролик ведь не просто так застывает перед удавом. Никакого «гипноза» тут нет. Все органы чувств змеи — зрение, детекторы вибрации и температурные рецепторы — настроены на распознавание движения. Змея не видит кролика, если он неподвижен. А если он дернется, попробует бежать, она его заметит и будет быстрее. Змеи умеют бросаться молниеносно. Так что кролик ведет себя рационально.
Российское государство, по крайней мере пока, сильно уступает в скорости удаву. От момента, когда оно обратило внимание на жертву, до момента, когда оно начало ее заглатывать, обычно проходят месяцы. Тех, к кому пришли с обыском или вызвали на допрос, государство уже заметило. Застывать в неподвижности поздно. Нужно или драться, или бежать.
Комментариев нет:
Отправить комментарий