Евгений Ермолин поделился публикация Mark Urnov.
У нации нет образующего гражданскую идентичность мифа, кроме мифа Победы.
Вот так мы один раз уже строили, отталкиваясь от октября 17-го, по сути от братоубийства (последние стали первыми, авель пошел на каина) и богоборчества (воинствующий неоадамизм). Результат налицо: не рай, а ад.
В мифе же Победы нет столь же масштабного смысла: он о том и о тех, что и кому повезло уцелеть в аду.
Победа - праздник случайно уцелевших в 1917-1953 годах. Надгробная тризна и монгольский пир на костях.
Каким-то странным образом она стала безразмерным и невозвратным кредитом и вечной индульгенцией для выживших и их потомков.
Участники войны и прочие "ветераны" номинируются как новая аристократия или как особая высшая каста, полубоги. Им приносятся жертвы, создаются жертвенники с огнем неугасимым (привет от Заратуштры), почитают могилы и останки.
Так все это выглядит в глянцевом исполнении.
Между тем, жизнь идет своим путем по буеракам, не принимая совсем уж всерьез эту мифо-ритуалистику.
Ключевский сказал как-то, что в русском дворянстве потомки пользовались без всякого собственного труда заслугами своих предков. Эта практика перенята и у нас. Но если кредит заслуг прежде передавался по линиям родства, то теперь у нас Победа - одна на всех. И кредит общий, и отпущение грехов. Это создает странный казус, напоминающий, здесь Урнов прав, случай евреев. Как для случайно выживших в пекле ХХ века евреев Холокост явился основанием для создания еврейского государства Израиль, которое есть продукт своего рода Исхода, так для русских дорого искупленная Победа (может быть, тоже нечто вроде Холокоста в его итоге для выживших) - предпосылка всемирно-исторических амбиций на исключительный статус российского государства как Ковчега избранных для спасения.
Россия каменеет, как каменные и металлические женщины ее монументов, становясь памятником самой себе. Она оказывается избрана и спасена, чтобы нести это бремя тождества. Какая-то тяжесть во всем. Как богатырь Святогор, мы увязли в этой истории, лишившись любой другой. «Кому суждено в том гробу лежать, тот в него и ляжет».
Все это, коротко сказать, способствует паразитизму потомков и вовсе не способствует творчеству. Недоверие к творчеству, неприязнь к свободному смыслопорождению, к игре смыслами и интеллектуальной провокации составляет у нас содержание "общественного мнения".
Чем больше думаю о 9 мая, тем больше склоняюсь к тому, что победа над нацистской Германией в жизни постсоветского российского общества играет такую же роль, какую в жизни евреев играет исход из Египта - главное событие, формирующее нацию. У еврейского народа, к которому я себя отношу, в течение примерно 3,5 тысячелетий из поколения в поколение передается живое переживание Исхода и освобождения. В синагогах и сейчас говорится "мы вышли", и это поддерживает живую общность многих поколений. В постсоветской России, к которой я тоже себя отношу, нация только формируется, и практически единственным событием, способным объединить поколения, является Победа. Понятно, что вокруг Победы совершается много такого, что не может не вызывать отторжения у людей, обладающих минимальным нравственным чувством и эстетическим вкусом. Но все эти всплески идеологического бреда и безвкусицы во многом провоцируются исключительностью Победы как фактора формирования национальной идентичности. Они столь же неизбежны, сколь и опасны. Опасны, потому что, если Победа будет опошлена и девальвирована, нация не сложится и страна просто исчезнет. Они вдвойне опасны, потому что сегодня все происходит куда быстрее, чем когда мы выходили из Египта. А значит и времени на выработку очищенной от конъюнктурной пошлости и безвкусицы процедуры передачи живой исторической памяти значительно меньше.
Комментариев нет:
Отправить комментарий